«Мы сделали это…» М.Малахов / Северный Полюс / 1995

Сегодня в нашей кают-компании — Михаил Малахов, полярный исследователь, Герой России. Это почетное звание он получил за экспедицию 1995 года, аналогичной которой история арктических путешествий еще не знала. Мы давно приглашали Михаила Георгиевича в гости. Но жизнь полярного путешественника даже дома, в родной Рязани, оказалась настолько насыщенной, что опрокидывала одну нашу договоренность за другой. То работа (Малахов — врач по специальности), то подготовка научного труда о возможностях человеческого организма в полярных условиях, то дела общественные — ну никак не выкроишь время для визита даже в любимый журнал… Наконец встреча состоялась. Стены нашей редакции видели многих путешественников, того же, кто четыре раза на лыжах достигал Северного полюса, — впервые. Вопросам не было конца, но, чтобы громче прозвучал голос самого Михаила Малахова, предлагаем читателям не только запись беседы, но и главу из его будущей книги.

 

«ВС»: — Напомним читателям, что в прошлом году вы вместе с канадским полярным путешественником Ричардом Вебером прошли от берегов Канадского арктического архипелага, а точнее от острова Уорд-Хант, до Северного полюса и вернулись на тот же остров. До полюса и обратно — на лыжах, в автономном режиме, то есть без помощи извне. Понятно, подобные путешествия из ничего не возникают. Расскажите, пожалуйста, как родилась идея этой уникальной экспедиции и как складывалась ваша полярная одиссея до нее?

М.М.: — Сначала был год 1986-й. Экспедиция «Комсомольской правды». Мы шли от одной советской научно-исследовательской дрейфующей станции к другой. 700 километров через географическую точку, равноудаленную от всех арктических берегов. Ее назвали полюсом относительной недоступности. Это был первый в истории поход в кромешной тьме. И конечно, это было огромным достижением.

Потом был год 1988-й, советско-канадская трансарктическая экспедиция «Полярный мост». Мы тронулись с Северной Земли, пересекли Ледовитый океан и добрались до канадского острова Уорд-Хант. Среди четверых участников канадцев был Ричард Вебер.

«ВС»: — В этой экспедиции вы и нашли друг друга?

М.М.: — Между нами как-то сразу возникла симпатия. Еще во время тренировок я понял, что Ричард — очень перспективный путешественник и порядочный, надежный человек. Мы оба были сильными лыжниками, но сблизило нас не только это — мы оба хотели научиться языку, я — английскому, Ричард — русскому. К полюсу мы шли вместе.

Однажды, когда я захлопнул англо-русский словарь, а Ричард решил перевести дух от попыток выговорить что-то по-русски, над Северным Ледовитым океаном прозвучала очень интересная мысль. Ее как-то между делом высказал Ричард: «Лед достаточно легкий, не такой, какой я видел у берегов Канады. Наверное, не так уж сложно было бы добраться до полюса без помощи авиации…»

Мысль была настолько простой и настолько неожиданной, что я в первые секунды растерялся. Как же так, идти к полюсу без помощи с воздуха? Сейчас мы шли по арктическим льдам, и каждые две недели к нам прилетал самолет, сбрасывая на льдину продукты, горючее и многое другое. Словом, вообразить, что можно путешествовать без подбросов, было сложно. Тем более, что в то время представление о покорении Северного полюса было таково: нужно просто туда добраться, а уж как ты это сделаешь, не так и важно.

Тогда, на пути к полюсу, я даже думать не думал о словах Вебера. Всего меня захватила одна мечта — дойти до Северного полюса. Для меня, как и для моих спутников, он был не просто географическим понятием. Это была точка, к которой стремились многие, но дошли лишь единицы.

Однако, когда мы достигли полюса и уже шли к берегам Канады, тема необычного путешествия всплыла вновь, причем повернулась какой-то неожиданной гранью. Кристофер Холлуэй, шедший с нами, ближайший друг Ричарда, вскользь упомянул о каком-то австралийце, учредившем приз в несколько сотен тысяч долларов для того, кто доберется до Северного полюса без подброса. Но и тогда я эту информацию всерьез не принял: это могло произойти с кем-то и когда-то, но не со мной…

«ВС»: — Помнится, перед переходом 1988 года вы побывали у нас в редакции…

М.М.: — Совершенно верно, но тогда я еще не избавился от традиционных представлений о походах на Северный полюс, поэтому не мог рассказать о нем всего того, что знаю теперь. Кстати, по этой же самой причине я согласился на следующий год участвовать еще в одной международной экспедиции, шедшей на вершину планеты. Она называлась «Ледовая прогулка», в ее составе были восемь человек из семи стран, и я был единственным русским. Мы шли под флагом Организации Объединенных Наций, который нам вручил сам Перес де Куэльяр, тогдашний генеральный секретарь ООН. Честно говоря, сама экспедиция была мне не особенно интересна — ведь нам предстояло одолеть лишь половину пути, пройденного мною в прошлом году.

Пять раз к нам прилетал канадский двухмоторный самолет «Твин оттер». Для его посадки нужно было каждый раз подбирать место, расчищать взлетно-посадочную полосу. Однажды мы не смогли найти подходящей льдины — вокруг были лишь белые груды осколков да полыньи. На континент полетела радиограмма: «Прилетайте во что бы то ни стало. Закончились продукты, на исходе горючее. Будете делать сброс без посадки и парашютов». И даже в той критической ситуации мне не приходила мысль о том, что можно не зависеть от авиации…

Однако «Ледовая прогулка» помогла мне сделать важное открытие: оказывается, можно путешествовать и не страдать. Можно выполнять большую и сложную работу и получать от этого удовольствие. Это был шаг вперед и в психологическом плане. В 1988-м я просто пытался понять, что же это такое — поход на Северный полюс. Теперь я ощутил свои реальные возможности и понял, что такое «я в Арктике». Но несмотря на это меня не покидало ощущение человека, дважды входящего в одну и ту же реку. Все или почти все это уже было. Опять лед, опять торосы, ночи в спальном мешке посреди океана… Раз за разом приходила крамольная мысль: «Я повторяюсь и слегка теряю время».

«ВС»: — К тому же, вероятно, вас посещало — не могло не посещать — ощущение, насколько неестественной в наше время стала традиционная формула покорения Северного полюса. Ведь сейчас любой состоятельный человек может на самолете или мотосанях добраться туда — это будет всего лишь увлекательной прогулкой, разновидностью турпоездок по экзотическим местам Земли — зовите, как хотите. Но никакого покорения Северного полюса в этом случае не произойдет, всю работу за человека сделает техника.

М.М.: — Расскажу в связи с этим забавный эпизод, случившийся во время «Полярного моста». Чего мы ждали тогда от полюса? Понятно, незабываемых картин природы, полной уединенности… А оказалось, что этот легендарный Северный полюс — место, где у вас запросто могут… украсть вещи. К нам на самолете прилетели разные общественные деятели, друзья, журналисты — как из нашей страны, так и из Канады. Примчались и устроили какой-то балаган — а мы перед этим здорово «пахали», и впереди была вторая половина пути, нам вовсе не хотелось участвовать в приготовленных для нас торжествах. Мы смогли лишь поблагодарить делегацию за привезенные сувениры. А часть сувениров, между прочим, — пропала. Улетели обратно вместе с кем-то из гостей…

Но это я так, к слову. А вообще-то после «Ледовой прогулки» я всерьез подумывал о том, чтобы закончить свои походы на полюс. И тут вновь возник Ричард. Впрочем, его появление совпало с моими раздумьями о том, что достижение Северного полюса не должно быть ныне самоцелью…

«ВС»: — Итак, возник Ричард и смутил ваш покой…

М.М.: — Именно так. Ричард, оказалось, не терял времени зря. Он выяснил, что мифический австралиец, обещавший роскошный приз смельчакам, достигшим полюса без поддержки с воздуха, на самом деле реально существующее лицо. Причем достаточно весомое — Дик Смит, миллионер, владелец журнала «Острэлиэн джиографик» и любитель путешествий. Среди мест, которые господин Смит почтил своим вниманием, была и Арктика — он перелетал через Северный Ледовитый океан на самолете, а потом и на маленьком вертолете. Ричард встретил миллионера в поселке Резольют, на севере Канады. «Да, — подтвердил Дик Смит, — я обещал за такое путешествие полмиллиона долларов. Но, чтобы претендовать на эту сумму, мало дойти до полюса. Надо еще и вернуться».

На сей раз я уже не счел идею Ричарда абсурдной. Может быть, потому, что знал: в год моей «Ледовой прогулки» англичанин сэр Ранулф Файнс предпринимал вторую или даже третью попытку достичь Северного полюса без поддержки извне. Но Файнс шел только «туда», о возвращении «обратно» не было и речи. Впрочем, даже «туда» Файнс не дошел. На 17-й день своего путешествия он сошел с маршрута. И это Файнс, совершивший кругосветное путешествие по Гринвичскому меридиану!

«ВС»: — Были ли в прошлом аналоги задуманного вами перехода?

М.М.: — В чем-то наша экспедиция должна была походить на путешествия начала века. Но мы всегда боялись сравнения с ними. Нам это казалось нескромным. Мы — сейчас — и Пири, Кук, Нансен — тогда — находимся в совершенно разных условиях. Тогда подвигом было просто добраться до места старта, куда нас сегодня в считанные часы может доставить самолет. Не говоря уже об оборудовании и снаряжении — наука за этот век шагнула очень далеко.

Как путешествовал Пири? Он просто шел, спал, ел. Основную работу за него делали эскимосы. А Нансен и Юханссон? Ведь они провели на льду целую вечность. Но у них были собаки, тащившие груз. По мере того как вес уменьшался, они убивали собак, а потом жизнь заставила их убивать и всякую другую живность — моржей, тюленей, медведей. Надо было выжить. Мы же себе этого позволить не сможем. Бережное отношение к окружающей природе стало символом конца двадцатого века.

Мы боялись сравнений с экспедициями прошлого. Но теперь — не боимся. Потому что поняли, что наша экспедиция — совершенно иная!

«ВС»: — Значит, Ричард все-таки добился своего, сделал вас пленником своей идеи?

М.М.: — Да. Я вскоре понял, что без этой идеи жить уже не могу. В голове все время крутились какие-то цифры подсчетов, варианты маршрута, способы передвижения… Опыт пребывания на льду Ледовитого океана был у нас с Ричардом большой, но в данном случае достаточно бесполезный. То, что мы хотели совершить, не совершал никто. Мы не могли нигде прочитать о том, как это можно делать. И этот вопрос — КАК? — словно гвоздь сидел в голове.

В 1992 году мы совершили переход к полюсу, но обратно до острова Уорд-Хант дойти не смогли: путь преградила вода… Сколько драматических страниц вписало это путешествие в наши биографии! Я рассказываю об этом в своей будущей книге «Шаг за грань возможного».

Прошло два с половиной года, и мы снова прилетели на остров Уорд-Хант, чтобы сделать то, что не смогли сделать в прошлый раз. И снова этой, последней, экспедиции предшествовали долгие месяцы работы…

Прежде всего мы должны были подсчитать вес, который будем по собственной воле тащить на себе по дрейфующим льдам. Ни мороз, ни ледовая обстановка, какой бы сложной она ни была, не могли напугать нас так, как это сделала обычная цифра — 230 килограммов на каждого!

Как дотащить их? Чтобы понять всю сложность проблемы, достаточно вспомнить, что наш прославленный тяжелоатлет Василий Алексеев поднимал такую тяжесть, несколько секунд держал ее над головой, а затем в полном изнеможении бросал на пол. Нам нужно было ежедневно переносить этот груз на двадцать километров. Вернее, только в первый день, поскольку потом груз уменьшается из-за расхода пищи и бензина — немного, всего на полкило за двадцать четыре часа пути. И так в течение четырех месяцев. Мы подсчитали, что для выполнения подобной работы человек должен каждые сутки потреблять по семь тысяч килокалорий.

Разумеется, мы внимательно следили за тем, что делают наши конкуренты. Володя Чуков, норвежцы, другие полярники. Они проводили в таком режиме от шестидесяти до семидесяти дней. И в результате худели — на двадцать-тридцать килограммов! Если бы мы последовали их примеру, то за сто двадцать дней пути потеряли бы по пятьдесят килограммов каждый. Иными словами, переступили бы грань физического истощения. Чтобы этого избежать, мы должны были придумать какую-то новую формулу экспедиции на Северный полюс. И при этом соблюсти условие автономности.

С формальной точки зрения, автономный поход предполагает отсутствие радиосвязи с внешним миром. В принципе мы могли обойтись без нее — но тогда очень рисковали бы. Не столько собой, сколько покоем наших друзей и близких. Поэтому мы все-таки взяли с собой радиопередатчик. Компьютерный, размером с современный диктофон. И каждый день через спутник сообщали, что у нас все в порядке, повода для волнений нет. Случись что, нам все равно никто не помог бы: слишком уж точно было все рассчитано, никаких лишних вещей, ни грамма лишнего провианта. Небольшое отклонение — и нам просто не хватило бы запаса продуктов. Мы не имели права на ошибку.

«ВС»: — Давайте вернемся к вопросу — как все-таки вы несли на себе эти двести тридцать килограммов?

М.М.: — Как известно, Амундсен и Скотт достигли Южного полюса, предварительно заготовив склады с продуктами на своем пути. Считалось, что в Северном Ледовитом океане это невозможно, потому что лед там постоянно дрейфует. Поэтому мы решили совершать челночные рейсы. Что это значит? В условиях полярной ночи мы заложили депо сначала в 44 милях от острова Уорд-Хант. Второе депо устроили уже в 9 милях от берега. Депо были снабжены спутниковыми передатчиками, поэтому мы точно знали, куда они могли уплыть. Взвалив на себя оставшийся груз, мы двинулись на север, через заложенные нами склады. Эта идея — своеобразный челночный способ — в Северном Ледовитом океане еще никем и никогда не опробывалась. Правда, психологическая нагрузка при этом огромна из-за опасения, что не найдешь оставленные запасы.

«ВС»: В общем, экспедиция была настоящей проверкой всех физических и психических возможностей человека…

М.М.: — Помните, в начале нашего разговора я говорил о том, что достижение Северного полюса не может быть ныне самоцелью. Я имел в виду, что сегодняшнее полярное путешествие должно иметь некую сверхзадачу. Наше было вызовом, попыткой уйти за порог собственных возможностей. Мы должны были сделать шаг в неизведанную область человеческих возможностей. Для меня, как для врача, это было очевидно. Сможем ли мы выдержать? Ответить на этот вопрос мы могли только ступив на арктический лед.

«ВС»: — Ваш переход показал, что вы выполнили главное экспедиционное требование: исполнили задуманное и вернулись целыми и невредимыми. Помогали ли вам в этом мысли о семье, о доме?

М.М.: — Что сказать? Дом — эта та притягательная точка, где, ты знаешь, тебя ждут и куда надо обязательно вернуться. Этот маячок светил нам в самые трудные минуты… Без понимания в семье нет серьезного путешественника. Не случайно в одной статье о «Полюсе семьи Малаховых» была фраза: «Малахов как путешественник не состоялся бы, если бы не был женат на Ольге Малаховой».

«ВС»: — Ну а дети? У вас двое сыновей. Как они относятся к вашим долгим экспедициям? Готовят ли себя к подобным путешествиям?

М.М.: Сыновья тоже понимают меня. Они, как все нормальные сегодняшние мальчишки, любят спорт и компьютеры, уже бывали со мной на Севере. Главное, чтобы они выросли крепкими, хорошими парнями, а уж будут ли они путешественниками — жизнь покажет. Я ведь в детстве и думать не думал, что так сложится моя судьба. Рос в деревне; поля, леса, река — вот где проходили мои первые тропы…

«ВС»: — — А теперь вы почетный гражданин Рязани…

М.М.: — Да, и горжусь тем, что я рязанец.

Беседу записали М.Массур и Л.Чешкова

«Мы сделали это…»

Заключительная глава книги «Шаг за грань возможного»

12 июня 1995 года. Нас ждал последний штурм. В те часы было не до дневников — мы ничего не записывали. Но даже сейчас, когда прошли месяцы, события того дня живы в памяти, словно он был вчера. Порой при встрече мы вспоминаем те последние часы во льдах — перебивая друг друга, выуживая из памяти все новые и новые детали, как будто хотим еще раз пережить те минуты… Наверное, мы так и расскажем вам о последнем дне экспедиции — может, немного сумбурно, но…

Миша: — Ночью лед был немного сжат, но днем льдины медленно начали расползаться. Мы обходили одну трещину, как тут же путь пересекала другая, а там появлялась и третья, и четвертая… В глазах рябило от этих бесконечных трещин.

Ричард: — Но все-таки кое-как мы с ними справлялись. До тех пор, пока нам не попалась одна маленькая, но упорная трещина. Раньше, обходя препятствия, мы шли и вправо, и влево, но только не назад, а тут эта трещина вдруг повела нас на север… Минул один поворот, второй, а трещине все не видно было конца. И нам это надоело.

— Давай надуем лодку, — предложил я Мише.

Миша: — Конечно, было страшновато — лодка казалась такой тонкой, ненадежной. Десятиметровое пространство от берега до берега было забито снегом, пропитанным влагой. Идти по такому месиву было невозможно, но и плыть… Однако Ричард решительно вытащил лодку, которую шутливо называл — наш «Фрам». В конце концов, он в нашей маленькой команде был лучшим гребцом. Ричард сел в лодку и стал разгребать лопатой снег. А я смотрел на эту снежно-водную переправу и каждую секунду ждал: «Вот сейчас лопнет, вот сейчас…»

Но все прошло благополучно. Сначала переправился Ричард, потом я погрузил вещи в лодку, а Ричард подтянул ее к себе, и я оказался на противоположном берегу.

Обычный для Севера пейзаж окружал нас — торосы, снега… Но вдруг я взглянул вперед и за плечом Ричарда (он шел впереди) увидел вдали какой-то необычный лед — он был неестественно голубого цвета.

Ричард остановился на пригорке: «Миша, подойди сюда!» И по тому, как дрогнул его голос, я понял: случилось что-то чрезвычайное.

Ричард: — Это была земля… Облака висели низко, они закрывали горы. Но солнечные лучи все же нашли дорогу среди туч и упали на береговой лед. Наверное, существовало какое-то преломление света, может быть, вызванное разницей температур между снегом, морским льдом и землей. Но лед был голубым… Когда мы поняли, что это ЗЕМЛЯ, то вдруг рассмеялись. Мы, словно безумные, хохотали минут пять. Это был смех-истерика, и когда первый приступ хохота прошел, на глаза навернулись слезы…

Миша: — Мы впервые увидели землю, впервые после нескольких месяцев разлуки… До этого момента мы шли в никуда. Нет, мы не забыли о конечной цели нашего путешествия и знали, что там, на юге, нас ждет избушка на острове Уорд-Хант. Но вдруг мы увидели тот дальний берег, к которому шли долгие дни через морозы, льды, трещины… И теперь, чтобы идти к нашей цели, нам не нужно было смотреть на компас — вот она, земля, рукой подать… На самом деле до берега было неблизко. Но мы шли и смотрели на нее, шли и смотрели. И единственное желание владело нами — бежать и не останавливаться. Но вдруг опустились облака и закрыли землю… Черт бы побрал эту облачность! Стало грустно и вновь одиноко.

Ричард: — Да, было трудно остановиться, когда все существо стремилось к берегу, к суше. Однако разум оказался сильнее эмоций — нужно было остановиться, а не рваться из последних сил.

Долго искали место, чтобы поставить палатку. Хотели, чтобы снег был более твердый и ровный, чтобы не спать на кочках. Переходили с места на место… Без лыж было трудно таскать сани по глубокому, влажному снегу.

Накануне спали 6 часов. А сегодня кое-как продремали лишь час. Но окончательно прийти в себя все же было непросто — в первые минуты хоть спички в глаза вставляй.

Миша: — Уже почти засыпая, вдруг вспомнил, как в первой половине дня пересекали очередную трещину, забитую снегом. Ричард попытался опереться на палки, и вдруг они погрузились в какую-то снежную пучину. Целиком, до самых ладоней! Мы даже сфотографировали это — палки, ушедшие в снежное болото…

Ричард: — Да, было ужасное ощущение, словно под ногами нечто, вообще непригодное для ходьбы. Никакой уверенности, делаешь шаг и боишься, что ухнешь в воду.

Миша: — После отдыха я не удержался и первое, что сделал, — взобрался на ближайший торос. Позвал Ричарда. Он должен был увидеть это: вдали, среди льдов и снега, чуть выступая перед береговой чертой, лежал остров Уорд-Хант.

Ричард: — Я взобрался на торос, встал рядом с Мишей и увидел остров. Его невозможно было перепугать ни с каким другим островом: гору, которая возвышается на Уорд-Ханте, по диагонали пересекает разлом, забитый снегом, поэтому издали хорошо видно, как черный склон рассекает белая лента.

Наверное, это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел: треугольник с белой полосой…

Мы пошли. Хотелось идти только прямо, только по кратчайшему маршруту, связывающему две точки в океане — двух полубезумных от усталости людей и остров.

В течение нескольких ходок мы продвинулись основательно — лыжи отлично скользили по присыпанному снежным порошком льду. Но ничто в Арктике не продолжается долго, тем более хороший лед. Вскоре мы попали в побитый, раскрошенный сжатиями лед.

Миша: — Мы называли такие места — ледовые реки. Огромное пространство отдельных льдин, разбитых на куски. В любое мгновенье это месиво могло расползтись по швам. Иногда льдины смерзались в безумном нагромождении…

Снег стал вязким, скольжение ухудшилось — казалось, килограммы снега прилипли к нашим лыжам. Мы уже не ехали, а с трудом переставляли ноги. Почти два месяца мы чувствовали, что ноги наши тяжелые. Я знал, что «забитые» ноги не смогут долго выдерживать нагрузку. Идти долго — да, сможем. Но нести груз — нет. А тут к весу снаряжения и нашей усталости прибавились еще и снежные гири на лыжах.

Ричард сказал: «Я теряю веру…»

Ричард: — И вправду, мне казалось, что мы продвигаемся так медленно, что не успеем к самолету, который через 20 часов должен был прилететь на Уорд-Хант. Но Миша постоянно твердил: «Прогресс есть. Видишь, гора постепенно увеличивается». Но это было похоже на самовнушение.

Миша: — Мы делали тяжелую, но малоэффективную работу. Значит, нужно было остановиться, не было смысла окончательно выбиваться из сил. Был полдень, и логичней было бы дождаться ночи, температура понизится, и снег станет другим.

Ричард: — Наверное, это был наш последний лагерь. Приближалась последняя ходка. Удивительно, что после стольких дней на льду нам приходится драться с Арктикой до последней мили.

Миша: — Да, последний день начался неудачно. Снег по-прежнему налипал на лыжи. Наверное, пришло время привыкать к тому, что даже в ночные часы температура вряд ли будет отрицательной. Значит, нужно забыть об удобном снеге и о хорошем скольжении… Вдруг я вспомнил, что в детстве, когда у нас не было специальных мазей для лыж, мы использовали обычную свечку.

Ричард: — Руками очистили поверхность лыж, немного подсушили и стали растирать свечной воск. После этой нехитрой операции лыжи стали скользить замечательно! Тут рассеялась белая мгла, и мы увидели, что остров стал ближе. Но едва воодушевились, как снова попали в полосу ледовых рек. Было очень тихо, три утра. Арктика выглядела поистине прекрасно. В полуночном свете (впрочем, его не отличишь от дневного) мы увидели, что трещины совершенно не двигались, и это было необычно, потому что именно ранним утром они начинали обычно открываться. И я сказал Мише: «Похоже на то, как Пушкин описывал Спящего великана. Если будем шуметь, то разбудим его, и тогда трещины начнут открываться». Миша ответил: «Да, нельзя громко разговаривать».

Но где-то позади уже слышался глухой шум — это начал двигаться лед. Однако мы немного опережали надвигающуюся лавину…

В какой-то момент я вдруг потерял уверенность: нас и найти-то будет невозможно среди этого хаоса, да и ни один вертолет не сможет сесть на изрезанный трещинами лед… Вокруг все было разломано, все время приходилось перебираться с одной льдины на другую, иногда просто некуда было идти. Мы метались из стороны в сторону, вправо, влево…

Миша: — Скоро должен был прилететь самолет, а наша скорость катастрофически падала — теперь мы с трудом проходили меньше мили за ходку… И тут, не сговариваясь, мы остановились для того, чтобы избавиться от ставшего лишним снаряжения.

Ричард: — Мы выбросили сани, котелки, внутренний слой палатки, запасную печку, спальные мешки и коврик, личные вещи, нижнее белье, запасные палки и лыжи, почти всю аптечку, видеокамеру «Сони», запасные видеокассеты, термос… 40 минут разбрасывали по снегу вещи — это уже не нужно, это выбрасываем, это оставляем… Как только двинулись в путь без саней, лишь с рюкзаками, то сразу же смогли увеличить скорость почти вдвое.

Внезапно уткнулись в почти вертикальную трехметровую ледяную стену — мы назвали ее Великой Китайской стеной. И только взобравшись на нее, поняли, как замечательно, что у нас уже нет саней и не нужно их втаскивать за собой на это трехметровое препятствие.

А после стены мы попали в огромное море с плавающими кусками льда. Нужно было мгновенно принимать решение — выбрать именно ту льдину, на которую можно опереться, но опереться лишь на мгновенье, задерживаться нельзя было ни на секунду — ледяные комки мгновенно погружались в воду. И в умении выбирать путь Мише не было равных.

Миша: — Да, если Ричард лучше чувствует место, где нужно переходить трещины, то я больше разбираюсь в льдинах. Мы прыгали с льдины на льдину, словно среди болота — с кочки на кочку. Я предложил переходить такие места необычным, как бы стелющимся шагом — немного похожим на движения конькобежцев. Мы скользили по ледяным кускам на полусогнутых ногах, очень быстро — стоило задержаться на мгновенье, как хлипкий островок тут же тонул…

Мы летели к берегу. Уже совсем рядом был шельфовый ледник, мы уже видели старую палатку, в которой когда-то жили гляциологи… До берега оставалось около двух миль. Я хотел попробовать лед, наклонился, чтобы ткнуть впереди палкой, но неожиданно скатился вперед и оказался по пояс в каше из снега, льда и воды. И не зря я сравнивал это месиво с болотом — и впрямь меня стало постепенно засасывать все глубже и глубже… Кое-как я подтащил себя к берегу, вцепился руками в кромку льда: «Ричард, я не смогу вылезти. Боюсь потерять лыжи…»

Ричард: — Я стоял и в оцепенении смотрел, как Миша уходит под лед. Но это продолжалось лишь мгновенье, я быстро пришел в себя. Было ясно, что выбраться Миша сможет, но лыжи его останутся в воде. А ведь запасных у нас уже не было… Подобраться ближе и помочь ему я не мог — слишком уж тонким был лед. Пришлось соображать быстро: я схватил лопату и набросал один на другой несколько кусков льда, сверху положил свои лыжи и лег на них. Засучил рукава, подсунул руку под лед.

Миша: — Мне было не до смеха — я уже начал немного мерзнуть, но картина была очень забавной: один горе-лыжник в воде по пояс, а другой пытается верхнюю половину своего туловища запихнуть в ледяную воду… Я уже стал бояться, что Ричард вот-вот целиком ухнет в воду. Наконец он нащупал лыжи и извлек их из водяного плена. Я вылез. Мокрый. Ко всему еще и ветер поднялся, но сушиться было некогда. Нужно было идти вперед.

Ричард: — Вокруг была настоящая каша из воды и снега… Но мы ясно видели берег, и казалось — ну вот, за этим торосом, выйдем на шельфовый, крепкий лед.

Миша: — Я взобрался на огромный бугор льда — я лидировал — и вдруг вижу, что впереди, в нескольких шагах, начинается совершенно гладкий лед. Подъехал Ричард: «Чего стоишь?» Я сказал вдруг дрогнувшим голосом: «Да вот… Ледник…»

Было 7 часов 2 минуты.
«Ричард, становись рядом!»
И мы вместе съехали на ледник острова Уорд-Хант.

Ричард: — Мы съехали вместе с пакового льда на материковый лед. Не удержались и заплакали. Мы рыдали друг у друга на плече и пытались несколько раз сказать: «Мы сделали это… Мы сделали это!» Но спазмы перехватывали горло…

Кончено. Мы еще немного поплакали. Миша, с присущей ему рассудительностью, тут же сказал, что он плачет оттого, что испытывает облегчение после сильного стресса. Мне вообще-то было все равно, меня причины не волновали. Это просто случилось, и все.

Миша: — Впервые за многие недели мы расслабились. Присели на шельфе, перекусили. Удивительно, но мы финишировали в 200 метрах от того места, где стартовали… Было 15-е июня. Мы опоздали к предполагаемому времени финиша всего на 7 часов и 2 минуты…

Ричард: — Надо было пройти еще три мили до избушки. Шельфовый ледник был похож на купол, и нам предстояло вначале взобраться на его вершину. С подножья ледника мы поползли вверх. Точнее, пополз только я. Миша полетел вверх словно на крыльях. Я отстал. Шел и думал: «Черт возьми, откуда у него столько энергии? За последние 8 дней мы спали всего 20 часов…»

Миша: — Я и в самом деле просто взлетел на холм. Какое-то вдохновение снизошло. Ричард отстал метров на тридцать и, когда подъехал, спросил: — И куда это ты так рванул?

— Да вот, хотел проверить — в какой физической форме нахожусь.

За 45 минут мы доехали до нашей избушки. Я воткнул лыжи в снег:
— Дело сделано!

Ричард: — Когда мы вошли в избушку, то, к изумлению своему, почувствовали, что в ней натоплено! Оказалось, сотрудники национального парка прилетали сюда накануне и, зная, что мы должны финишировать, включили отопительный прибор. Это было неожиданно и очень приятно.

Миша: — Когда мы вышли из избушки, то я заметил, что Ричард идет как-то странно — его бросало из стороны в сторону, словно он выпил. Я попытался взглянуть со стороны и на себя — моя походка мало отличалась от зигзагообразных выпадов моего напарника. Ноги стали отказывать. Едва доковыляли обратно до избы. Мечтали последние дни, как на острове поедим блины, попьем кофе… Но сил на блины уже не осталось. Ричард предложил: «Миша, давай поспим…»

Стянули с себя мокрую одежду, влезли в сухие спальные мешки. И проспали ровно полтора часа…

Ричард: — Но как мы вставали? Мы выползали из своих мешков, словно два инвалида. Едва собрали вещи, как услышали шум самолета.

Миша: — Выбежали из избушки. Над островом висела низкая облачность, но где-то там, за серой пеленой, гудел самолет! И вдруг, почти перед нашей избушкой он вынырнул из облаков. Я стал прыгать, махать руками, словно обезумевший…

Самолет сделал круг и пошел на посадку. Мы побежали на взлетно-посадочную полосу. Самолет остановился, появилась фигура второго пилота… И вот открылась дверь. Две тоненькие фигурки отделились от самолета и побежали нам навстречу. Это были наши жены. Оля и Жозей.

Ричард: — А следом из самолета вышли наши друзья и канадские журналисты. Жозей привезла шампанское и клубнику, несколько сортов великолепного сыра, холодные отбивные, ветчину, копченое мясо… Все это пахло восхитительно… Но, увы, наши обожженные солнцем, морозом губы и язык, не чувствующий ничего после горячей пищи, которой его обжигали на протяжении последних нескольких месяцев, потеряли всякую способность различать — где торт, а где колбаса. Все имело один вкус. А точнее — не имело никакого вкуса. И еще две недели мы не ощущали вкуса еды.

После первых тостов за нашу победу ребята установили памятный знак в честь перехода. Бронза и сталь. Надеюсь, что этот небольшой памятник простоит на острове тысячу лет.

Все, что я могу сказать — мы сделали это.

Я выдохся. И не скоро смогу тронуться в какой-нибудь путь. Не осталось даже мускулов под кожей. Я так устал… Я устаю, даже когда поднимаюсь в своем доме по лестнице. Что еще сказать?.. Это невероятное путешествие. Восхитительное путешествие. Часто я думаю, что никогда в жизни не буду работать также тяжело, никогда не буду также много страдать. Важно, что со мной рядом оказался настоящий человек. Мы с Мишей были одной командой, а это сильнее, чем один плюс один.

Прошло время, но Арктика все еще держит меня. Стоит мне на мгновенье прикрыть глаза, как я снова вижу себя на льду океана, продолжаю бороться за каждый метр. Я уже вижу шельфовый ледник и остров близко, но вокруг слишком много открытой воды, трещин, и снова — в который раз! — нужно идти в обход, карабкаться на торосы, сооружать из снега мосты… И мне никак не удается приблизиться к берегу.

Но… Мы сделали это!
Михаил Малахов, www.vokrugsveta.ru