Андрей Бердинских. Покорение Койсу (записки авантюриста), май 1974. Дневник и стихи. Часть №1

Путешествия потеряли бы половину своего
смысла,если бы о них нельзя было рассказывать.
                                   В.Солоухин

Памяти Ю.Шамро посвящается

май 1974г.

Страсть к путешествиям обуяла меня еще в школе,после знакомства с творчеством Паустовского. И  когда  я  поступил  в  институт  и  узнал, что  там есть секция водно-горного туризма,то немедленно записался в ее состав. Народ  подобрался один к одному — лихие авантюристы-романтики, ребята деловые,смелые и бесшабашные. Первый сплав  был  в  Карпатах, по  реке Черная Черемошь,в мае 73-го. Летом этого же года сходили   на  Уду, приток  Ангары, а  осенью  в  Грузию, на  Риони. Все три похода воспринимались  как  увлекательная  прогулка  по горной реке с набором экстрима,с неизменной рекой вина на ночь,и ни разу не приходила мысль,что занятие это весьма  опасное, что  и  после тебя может остаться вмурованная в прибрежную скалу дощечка из нержавейки,какие нам встречались на Уде и Риони…

Поход мая 74-го едва не стал для меня последним. Я впервые испытал настоящий страх  перед  горной  рекой, хотя  до этого посмеивался над мнением,что страха не испытывают  только  дураки. Походы, подобные  этому, либо начисто отбивают всякое желание ввязываться в подобные авантюры,либо порождают еще большую тягу к ним.

Я держу в ладонях потертую записную книжку в дермантиновом переплете – это мой походный  дневник, который  неизменно  находился  при  мне  в  нагрудном  кармане штормовки, завернутый  в  полиэтиленовый  пакет, куда  я при свете ночного костра заносил  все события минувшего дня – эта потребность появилась именно после моего второго рождения,когда я едва не погиб в мощном пороге.И я,никогда в жизни ничего не  писавший, кроме  школьных сочинений,вдруг ощутил неумолимую тягу к подробному описанию  этого  и  всех  последующих  походов, такой  же чести удостоились и три прошедших похода, благо на плохую  память я никогда не жаловался.

Листаю  пожелтевшие страницы … На  каждом  листке  сверху  и снизу коричневая полоска в форме клина,сбегающая от сшивки к краям – это  следы мутной воды горной реки,которые она оставила  за  те минуты,что я выплывал из порога «Хвершиниглер», яростно борясь за свою жизнь – и  сразу память переносит,как на машине времени,во времена моей бурной молодости,и всплывают мельчайшие события насыщенных экстримом дней, некоторые из которых вполне могли оказаться для нас последними…

   Итак, с  водораздела  Черноморского и Каспийского бассейнов берут  начало  две реки -Андийское Койсу и Аварское Койсу,в Каспий же впадает их слияние-Сулак. Реки неисхоженные, а  Андийское  даже  и  не  разведана  никем, если не считать группы байдарочников, прошедших  лишь самый спокойный ее участок в  среднем  течении. По Аварскому  же  ходила  группа  Кирюхина  и  два раза экипаж Родина,с которым мы и состыковались  для совместного  сплава — первопрохода по Андийскому Койсу. На этих самых  байдарочников  вышли  совершенно  случайно, мы-то  считали, что по Андийке никто еще не ходил, ибо в  МКТ по ней не было ни одного отчета. А тут зимой у нас в МАМИ  открылись  курсы  подготовки инструкторов-водников,и мы с Буцким немедленно туда  записались. В  перерывах  между  лекциями  в  курилке  мужики  обменивались впечатлениями о пройденных реках,а я спрашивал у всех подряд — кто  из них знаком с Андийским Койсу, и один водник дал мне телефон своего приятеля-байдарочника Паши  Черкасского — он посетил те места нелегально, с которым Родин и Шамрян встретились и выпытали всю имевшуюся у него информацию.

Шамрян с Шурой улетели на неделю раньше разведывать верховья и в зависимости от  проходимости  верхнего участка просигналить нам о конечном пункте следования: если проход в верховьях есть,то  едем  до Тбилиси,а там на АН-2 до поселка Омало, расположенного  у  речки. Если  же  верхнее  течение непроходимо,то ехать нам до станции  Хасавюрт, что  в  Дагестане,а дальше забрасываться на попутках вверх по течению до самого конца дороги.

Так  оно  и  получилось – сигнала  от  них  вовремя не последовало,билеты до Тбилиси  сдали, из  Москвы  отбыли  с Курского вокзала 26 апреля в полночь. Перед своим отлетом разведчики не успели набрать полный экипаж и поручили это дело мне, но  как  я  ни старался — никого не сосватал. До последнего я надеялся,что с нами пойдет мой друг-альпинист, но  в  последний  момент  он отказался — ему, видите ли, запретила мать(!)

 Четыре  неподъемных, туго набитых (разведчики улетели налегке)рюкзака помогли подтащить к поезду двое моих однокурсников: Саня Кисленко и Вовка Телегин.

«Сколько рюкзаков?» – первым   делом  спросил  Родин, встретившись  с  нами  в условленном месте в зале ожидания.

«Четыре всего»,-последовал мой ответ,на что Родин так сочно рявкнул непечатным глаголом, означающим  что-то  вроде  «с ума сошли», что  сидевшие  рядом на своих рюкзаках девчонки-байдарочницы разом вздрогнули.

  У него семь человек — лихие мужики,асы-водники,ребята крепкие,опытные,эдакие отчаянные сорви-головы. С одним из них,Володей Ершовым,я познакомился год назад на Черемоши. Его  провожала Татьяна, девушка что надо,и прощание затянулось настолько, что  она  прозевала  отход  поезда  и  ехала  с нами до первой остановки. На ночь раздавили  трехлитровую  канистру  самогона  марки  «Родин и К», потом  пили  еще какой-то настой на спирту,закуска была слабой,и захмелел я основательно.

27.04.74г. Рассвет едва проклюнулся,а я уже продрал зенки — противно-известный порыв вплотную подступил к горлу. Спрыгнув со второй полки, ринулся к туалету, благо он всего через три проема, рванул  ручку  закрытой двери и устремился через тамбур на соединительную площадку, но не  успел  и  фонтанирующим  залпом  выплеснул  две дорожки наискосок, забрызгав  левую  дверь, переднюю  стенку  и пол тамбура. Тут же залез обратно на свою лежанку — вагон еще спит, свидетелей никого. Забылся в легком полусне,где-то через  час донесся с сильным акцентом голос проводника-дагестанца, орудующего шваброй,монолог которого я опускаю по вполне понятной причине. Конечно, надо  было  слезть и самому убраться, но навалилась какая-то противная слабость…

Еще через час продрали глаза  родинцы, допили канистру своей отравы, я, естественно, отказался.

 Мамонт:Ты чего такой бледный?

 Я:Чем это вы меня напотчевали?

 Мамонт: Очищенный  самогон  высшей  марки, мы давно его употребляем и никто не жалуется.

Далее  началась  бесконечная  игра  в  карты, я  же по-прежнему маюсь на своей лежанке. К  обеду  родинцы   сварили  борщ, я  сначала  было  отказался, но Мамонт уговорил, да и голод не тетка, и пару половников я все же выхлебал.

 Занял очередь в туалет,присев на край лавки.

-Молодой человек,вам плохо,да?» — сердобольная  женщина напротив протянула мне пенальчик — «вот валидол если хотите…»

— Спасибо,не надо,я отравился…

— Сейчас попрошу проводника помочь вам…

— И кто же здесь отравился? — проводник  окинул  взглядом полки — «ага,так это ты мне тамбур облевал?»

— Извини,отец,друзья угостили какой-то дрянью,состояние — хуже не придумаешь…

— Пойдем ко мне,выпьешь стакан соды.

 Смотрю, как  он  насыпает  в  кружку с теплой водой две чайные ложки,начинает размешивать, и  тут…!!! – а  туалет  закрыт, и  в тамбуре народ курит,но на мое счастье, окно  напротив  туалета  было  опущено,я свесил голову наружу и…- весь недавно съеденный борщ размазало по стенкам и стеклу двух соседних проемов.

Пассажиры,которые через эти самые окна только что созерцали придорожный пейзаж, начали  было активно возникать, но, узрев мой суперрастерзанный вид, махнули рукой и отвалили.

— Пей  больше, тебе  желудок  надо промыть, возьми пачку соды, -проводник, слава богу, не таил на меня зла.

 Маялся  я  часов  до  шести  вечера, вывернуло  меня  еще дважды — на сей раз по-цивильному, в туалете. В Ростове вылез глотнуть свежего воздуха, но перед самым троганием  поезда  опять  выплеснул  залпом  прямо  под колесо,вагон поплыл мимо, набирая ход,а я стою  как мудак и рыгаю на перрон — ну не могу же я при этом еще и прыгать на подножку! Пришлось потом сделать спринтерский рывок и зацепиться за последний вагон.

 И  это  называется  очищенный  самогон высшей пробы? Мне приходилось выпивать обычный  самогон  вообще  безо всякой очистки и даже в несколько большей дозе, но таких последствий  не  могло  привидеться  даже в самом кошмарном сне. А скажи-ка, Коля, почему это при каждом «извержении» в ноздри шибало вонью горелой пластмассы?

 Лишь поздно  вечером  я полностью нормализовался,выпил две кружки обжигающего чифира и провалился в сон.

 28.04.74г.В десять утра прибыли в Хасавюрт,стоянка всего 2 минуты,едва успели выбросить  рюкзаки  и  выпрыгнуть  сами. Сразу  же  в автобус, подкинувший нас за окраину города, к развилке на Махачкалу  и  Грозный.Место открытое, впереди в 200-х  метрах  начинается город, за  спиной  распахнулись  обширнейшие  поля с синеющими сквозь туманную завесу  снежными  горными  хребтами на горизонте, откуда сарафанит ураганный  ветрище. В  полукилометре к Грозному — автобаза, на которую Родин сразу положил глаз, штабеля  бетонных  плит, полуразломанная деревянная будка автобусной установки, превращенная  в сортир – вот и весь окружающий пейзаж. Поскольку сегодня воскресенье, то  с  машиной определяться только завтра. Заскучавшие мужики посылают двоих гонцов  за  водкой, а  после их возвращения Родин с Мамонтом отправляются на автобазу, при этом Анатолий вынул из полевой сумки некое рекомендательное письмо и еще раз пробежал его глазами. Заглянул и я через плечо, а  Шура Кураксин, только что вернувшийся из поисково-спиртного рейда вместе с Ершовым, весело прокомментировал:

«Всем,всем,всем!! Временное правительство низложено!»

-Какие же эти бабы-дагестанки все невзрачные,ну прямо не на кого глаз положить!

А  в  магазинах  только  коньяк  и  гнилуха!» — Володя Ершов поставил на траву авоську  с  восемью  бутылками  дешевого  красного  вина, — как  раз  по одной на нос. Выхлестали  из  горла  залпом  и  начали  резвиться: бросать  камень-валун на дальность разными способами, бить бутылки  влет и в мишень, при этом Мамонт с такой силой с недолетом швырнул кирпичом по стоявшей на  бетонной плите бутылке, что он, ударив по ребру плиты, раскололся  на  куски, один  из  которых рикошетом вскользь задел Родина по затылку.

Вести  с  автобазы  мужики принесли обнадеживающие:завтра два грузовика с мукой идут  до  Агвали, а  там  до   начала   сплава   рукой   подать. Так называемое рекомендательное письмо  представляло  собой обыкновенную филькино-липовую бумагу Московского  Клуба  Туристов  с  содержанием  типа:«Всем  советским  гражданам  и организациям! Просим  оказать  всяческое  содействие   группе  А.Родина,  ведущей спасательные работы  в бассейне реки Андийское Койсу» — но тем не менее оказалось воистину пробивной и на  автобазное  начальство подействовало неотразимо: завтра с утра  выезжаем — бесплатно, естественно… Начальник  автобазы   сначала   вообще предложил  отдельный  автобус(!), и  Родин  с  трудом  уговорил  его ограничиться попутками с мукой, и тот приказал снять с каждой машины по двадцать мешков — а это ведь целая тонна! А пока разбили палатки, костер заправили досками от недоломанного сортира, бывшего изначально будкой автобусной остановки. Перед ужином родинцы опять приняли по бутылке гнилухи и до полуночи резались в карты.

29.04.74г. Часов в одиннадцать подошли два ЗИЛа, погрузились; Ершило, Родин, я  и все рюкзаки — в головной. Залезаем  под  брезент, удобно устроившись на мешках с  мукой. Погода дрянная: пасмурно, ветер, секущий мелкий дождь. Одели все теплые шмотки, что имелись в наличии — дорога неблизкая, порядка 150 км, а перевал еще в снегу.

Первые 30 км ехали по равнине, с каждым километром я все дальше заползал под пласт брезента, ибо вода где-то все же просачивалась и противная холодящая сырость неумолимо ползла  по  спине  к  заднице. В  конце концов я оказался в луже, но тут сделали остановку для оправки, и я сунул под себя свежий мешок. Еще 20 км  хода — и снова остановка на короткий пережор  в  придорожной харчевне, согреваемся стаканом крепкого вина. Наконец  дорога  втянулась  в узкую долину какой-то речушки и пошел некрутой, но  непрерывный  подъем. В  поселке  Ведено  завернули на бензоколонку и залили баки  по  пробку — впереди  тяжелый  перевал, до  которого ползти только на первой передаче. Затем  дорога сворачивает влево и начинает петлями забираться на водораздел. Долина  с  извивающейся  ниточкой пересохшей речки и россыпями домишек предперевального  поселочка  Харачой  постепенно  отодвигается вниз, уменьшаясь в размерах, одновременно  всплывает  горная цепь противолежащего справа, через узкое глубокое ущелье, хребта – нагроможденные  друг на друга вершины с голыми макушками, укутанные шапками облаков, мужики вовсю щелкают затворами и  снимают на кинокамеру.

А вот и первые пятна снега забелели на крутых скатах дороги. Еще с десяток петлей-серпантин — и все оделось в сплошную белизну. Как-то непривычно смотрится ущелье, круто уходящее вниз вправо от дороги, вздымающаяся напротив громада отрога хребта, маячащие впереди  верхушки  перевальной  горы, до  которых, кажется, рукой подать, а карабкаемся  со  скоростью  черепахи. Ни  кустика, ни  деревца, сплошь белым-бело.

Замечаем степенно парящего над  ущельем  громадного орла, стайку диких баранов на той стороне ущелья. Да, счастье наше, что нет ветра, лежали бы сейчас под брезентом и носа не казали.

 Считаем столбы: 5,4,3,2,1  и  наконец  минуем  столб  с отметкой «0». Все, мы на перевале Харами, высота 2177м  над  уровнем  моря. Метров  триста ползем, буксуя в раскисших от тающего снега колеях, по плато, затем начинается спуск в новую долину.

И  снова  распахивается  красивейшая   панорама   неповторимых  горных  пейзажей: вздыбившиеся  под  облака  вершины  отрога  хребта,  играющие   сложной   гаммой разноцветных оттенков камня и редких пятен леса. Часа два пилим вдоль этой долины, а затем, перевалив небольшую седловину, попадаем на склон долины Койсу, чья голубая ленточка еле виднелась далеко внизу, на самом дне.

«Вот она,родимая,» – невольно  вырвалось у Родина, затем  деловито  добавил: «Самый спокойный участок,который прошли байдарочники».

Петляюще-серпантинный, на тормозах, утомительный спуск в долину, минуем Ботлих- большой поселок с мечетью, с кривыми узкими улочками, где  с трудом проходит  одна машина — и мчим дальше, к Агвали. Дорога идет  по  самому  краю левого берега реки, прижимаясь  к  склону  хребта, чье тело сложено из слоистых пластов  камня, легко разрушаемых под действием воды и ветра. Почти нигде нет монолитного участка, правый  скат  дороги  состоит  из  хаоса громоздящихся друг на друга  обломков-пластов, и кажется только дунь – и  вся  эта  масса  рухнет вниз, завалит проезд, а то и саму дорогу в реку обрушит. И в самом деле-следы  свежих обвалов попадаться стали там и сям. Своеобразен  профиль  долины реки — натуральный каньон, оба крутых  совершенно безлесных сыпуче-каменистых  склона  обрываются  в  Койсу почти везде сразу, безо всяких переходов.

Сама же  река тут же повергла мужиков в уныние — вода такая, что ниже, пожалуй, и не  придумаешь, сплошные  мели  и  полчища камней,но сразу ясно  стало и то,что многие участки  в  большую воду весьма труднопроходимы, потенциально река сильна, это чувствуется на каждом шагу.

Вот шиверка с частыми камнями, но стоит воде подняться — и здесь будет бушевать порог с впечатляюще-мощными валами.

Вот хилый слив, но в большую воду он превратится в полуводопад с серией стояков не менее двух метров.

Вот выдохшийся прижим, но один день  хорошего  дождя — и неизвестно еще, удастся ли от него отбиться. Да, если  вода не  прибудет — поход, считай, испорчен. 

Конечный  пункт – поселок  Агвали.  Из  кабины  следующего  за  нами   второго грузовика  вылезает  обескураженный  Мамонт, ругает  Родина  и  предлагает срочно переброситься на Аварское, но тот непреклонен — только вперед!  Теперь надо как-то добраться до поворота на Эчеду, где  дорога  уходит от реки вправо — это еще 20 км выше, там  нас  должны  ждать  разведчики. И  снова  эта  липовая пробивная бумага выручила  нас — председатель райисполкома беспрекословно  предоставил грузовик, на обшарпанном капоте которого еле виднелось:завод имени Молотова (!)

По  пути  отметили  несколько потенциально мощных порогов, выявили и один явный непроход – дорога  перед  ним идет по вырубленному в отвесной скале полутоннелю и при повороте направо видно, как река срывается с крутого узкого слива-полуводопада, перегороженного мощным бульником, который возвышается  над  водой  не менее чем на метр и на протяжении 20-ти метров кипит  пенным котлом.

— Федосеев!! — крикнул Родин Мамонту, показывая ему рукой, на  что  тот восторженно покрутил головой, поднимая большой палец.

Выше же река разливается спокойным  плесом  шириной метров шестьдесят и длиной не менее восьмисот — и сразу преподносит  такой  вот  сюрприз. Шофер поясняет,что место это называется «Орлиное гнездо», а озеро  возникло  год  назад после мощного обвала.

Стемнело, когда мы, наконец,подъехали  к нужному месту. Внизу, у самой воды, мерцал огонек костра — то наши голодные  разведчики дожигали последние остатки плавника, собранного на версту выше и ниже  за несколько дней ожидания. Мамонт сложил ладони рупором и, перегнувшись через борт, заорал во всю мощь своей глотки: «Лаптев, ты меня слышишь? Лаптев, ты мудак! Ты мудак! Как будем плыть по такому ручейку?!» Да как же, Коля, можно было сообщить, ведь мобильников-то тогда еще не было…

 «Где же ребята,Андрей?» — Шамрян окинул взором нашу компанию.

 «А вот они все тут» – ткнул  я  себя  в  грудь. Хотел было съязвить насчет его извечного авантюризма, но сдержался.

 «Что там в мире творится,мужики? Мы ведь две недели тут как робинзоны…

 Родин: «Да  вроде  бы  ничего  особенного  не  случилось…  А впрочем нет — в Португалии революция.»

 Шамрян: «Что за революция?»

 Я: «Салазара скинули».

В Омало они, оказывается, не попали – перевал  был закрыт из-за нелетной погоды, так что проторчали ребята в Телави  несколько  суток,изнывая от тоски. Перспективы на ее улучшение не просматривалось, и  друзья  начали было вынашивать идею рвануть через перевал своим ходом — это километров 40-50. Но слава богу, здравый смысл взял верх над этой сверхавантюрной затеей: идти  без  карты, без  проводника, без теплой одежды, безо всякой гарантии, что  на  перевале не накроет пурга — было бы, конечно, более чем безрассудно. К тому же местные, с которыми  мужики усиленно советовались, всячески  их отговаривали, а  те, кому  приходилось  этот  перевал  преодолевать, рассказали, как их застиг буран, который они пережидали в какой-то пещерке. При этом один  умер от переохлаждения, а спуск был таким крутым, что транспортировать его не представлялось возможным,и  пришлось  труп расчленить и переносить по частям(!) в рюкзаках.

Поэтому они рванули на место окружным путем через Тбилиси, Крестовый  перевал, Орджоникидзе, Грозный, Ведено и далее  нашим   путем. Денег — ни рубля, утром доели  последние остатки продуктов, так что нашего приезда ждали как манны небесной.

Вкратце Шура извещает Родина о результатах разведки:начало сплава – километрах в шести выше, лес  строевой  на  правом  берегу неплохой, а дальше вверх по течению идут стопроцентные гробовые непроходы.

Мужики  несколько  опечалились, узрев  лишь  одного меня с четырьмя рюкзаками: втроем идти более чем рискованно. Может  родинцы  дадут  нам одного в экипаж?

Запомнился короткий диалог Юры с Мамонтом,когда сидели у костра:

Мамонт: Как же так у вас получилось,что оказались втроем, неужели нельзя было  найти пару мужиков?

Юра: Да кого искать-то, наши все переженились, мудаки, им теперь не до этого…

Мамонт: И кто же эти мудаки?

Юра: Стас, потом еще Поседко…

Перед сном наслушался вдоволь об их скитаниях в ходе разведки реки: за те дни, что ждали нас, они прочесали ущелье километров на  десять  выше, совершали подъемы на головокружительную  высоту, откуда распахивались  потрясающие  горные  пейзажи, спускались к самой воде, просматривая непроходы в попытке все же найти возможность начать  сплав  как  можно  выше. Когда  стали  кончаться продукты, пошли на охоту, подстрелили  горного  козла, на  деле оказавшегося домашним(!) — пришлось спешно ретироваться несолоно хлебавши.

— Да как же вы определили, что он домашний?

— На  той  стороне  ущелья  паслись  три  козла, по прямой как раз в пределах досягаемости выстрела, я  и шарахнул  по  ближайшему, думая забрать его, перейдя по мосту, что в двух верстах ниже. А  остальные  лишь  на  миг подняли головы и снова траву щипать, тут-то мы и дали деру.

В поисках хлеба зашли в Митлуду — небольшой глухой аул, притулившийся к склону хребта  километрах  в  десяти  выше  по течению, куда ведет лишь пешеходная тропа.

Некий  аксакал  усадил  за  стол, угостил  вином и накормил. В ходе завязавшегося разговора хозяин как-то  вскользь  обронил, что недавно ему исполнилось 120 лет(!)

Шура:»Отец, да вам больше семидесяти никак не дашь!»

Аксакал:»Да я ведь под Плевной у Скобелева воевал, турок рубал как капусту!»

Шамрян: «Невероятно!»

Аксакал: «Да вот паспорт посмотри!»

Действительно, год рождения 1854-й, как раз на сто лет старше меня…

После  застолья  старик  вывел из сарая ишака, легко запрыгнул ему на спину и потрусил скорой рысью, оставив мужиков в легком экстазе…

30.04.74г. Рано  утром свертываем лагерь и ровно в восемь выходим. Рюкзаки у каждого по полцентнера, я со своим еле выполз на дорогу, что выше берега метров на десять. Шура с Родиным утопали первыми, за ними мы с Шамряном. Юрка ходок здоровый, и я вскоре  отстал — проклятый  рюкзачище  так  оттягивал  плечи, что идти пришлось согнувшись в три погибели. Впервые  после холодных пасмурных дней выдалась жаркая солнечная погода, и взмок я основательно. Тропа идет  метрах  в  10-15 над рекой  с  постепенным  подъемом.  Есть  там  один  каверзный  участок, где  она  пересекает мелкокаменистую  осыпь; плоскость тропы наклонена здесь в  сторону  реки градусов на тридцать, а ширина  в  две  ступни, не  более. Сорваться  немудрено, но  прошел нормально.

Километра через два подтянул повыше, на самую шею, спальник, и к нему же привязал лопасти, моток проволоки повесил также на шею — идти стало гораздо легче. А вот еще один коварный участок: тропа упирается в отвесную монолитную скалу и далее идет по полугнилым доскам, настеленным на консольно  торчащие  концы бревен, вмурованных в эту  самую  обрывистую  стенку. Перил нет и в помине, так  что пришлось прижиматься вплотную к стенке и с замирающим  сердцем  делать каждый  шаг  по  потрескивающим доскам, стараясь не глядеть вниз, где под тобой в 30-ти  метрах глухо бурлит река.

Но вот, наконец, и  подвесной  мост, переходим  на  правый  берег и метров сто пробираемся вдоль него через хаос наваленных  глыб  вниз по течению. У самой воды тут уютная  травянистая  лужайка, рядом  в Койсу впадает ручей с кристально чистой водой, что было особенно приятно, ибо вода в реке изрядно мутновата.

Мы встали чуть выше, на крошечном пятачке,обрамленном колючим кустарником. После обеда сразу  же  полезли рубить, поднялись метров на 50-60, лес спускали самоходом, родинцы тоже  орудовали  вовсю. К  вечеру  весь материал для каркаса и гребей был заготовлен, устали  мы  здорово, так  что  поболтать  «об жизни» у  костра  после стаканчика чачи, как это было на Риони, не пришлось, после ужина заснули как убитые.

Шура занемог животом, его знобило, так что мы  с Шамряном легли с краев, а он между нами. 

1.05.74г. Встали в пять утра и сразу за работу. Разделение труда прежнее: Юра на вязке каркаса, Шура  занимается  гребями, я  качаю  баллоны. У нас их  шесть  штук, седьмой пришлось припрятать на вчерашней стоянке из-за перегрузки рюкзаков.

Погода стоит что на курорте — на небе ни облачка, жара за тридцать. Работаем споро, спешим, время не ждет — родинцы заметно нас обгоняют. А Шура как назло снова  замаялся  животом, удобряя  ближайший  кустарник, и слег на несколько часов, но к вечеру малость отошел.

Уже  в  темноте, при  свете  костра, отпраздновали  Первомай, при этом Родин произнес выразительный тост: «Друзья! Позвольте поднять эту кружку за всех тех, кто  презрел домашний уют и кого ветер странствий  зовет  бросить вызов дикой природе — будь  то  горная  река, пещерная  тьма  или  заоблачные  снежные высоты!  Мещане — обыватели считают нас ненормальными, но мне их  откровенно жаль, ибо они не познали и сотой доли того, что испытали мы. Они сейчас  сидят за праздничным столом в белых рубашках и галстуках, мы же облачены в замызганные  штормовки, а вместо праздничной скатерти  река  расстелила  свой  галечный  берег. И  все  же мы неизмеримо более счастливы, чем они! Им никогда не понять нас, а мы не понимаем их. Ну и х.. с ними!»

«Гениально!» — воскликнул  Мамонт, захлопав  в  ладоши, и десять глоток разом приняли по сто грамм чистого. Закусывали  блинами/мука  наша, масло родинцев/, после  сытного ужина угомонились.

Вокруг  луны  сияет  ореол, и Мамонт пророчит ухудшение погоды, так как якобы начинается  интенсивное  перемешивание  верхних слоев атмосферы, сопровождающееся ионизацией воздуха, которое вскоре дойдет и донизу. Лаптев, как инженер-физик, затеял с ним спор, утверждая, что все это туфта, и  что  он  ни черта не смыслит в физике атмосферы.

Оказывется, вчера  к  родинцам  наведался  некий аксакал  в  бурке и папахе, представившийся районным лесничим. Поинтересовался их  статус-кво, в ответ на что Родин  выложил  традиционную  легенду  о  гидрологах, тот  слушал с  нескрываемым выражением удивления и уважения на лице.

— Надеюсь,у вас есть разрешение на рубку леса?

— Конечно есть, безусловно!-с апломбом ответил Родин,тот  удовлетворенно кивнул и даже помог спустить несколько сосновых стволов(!)

 Вспоминаю, что похожий эпизод был и у нас на Тертере в 76-м, когда мы строились на противоположном от дороги берегу, и  при  спуске плота на воду произошел такой вот  разговор  (цитирую  по  дневнику): «Как  раз  в  этот момент  на  том берегу остановился уазик, из него вылез  представительный  мужчина  в форме лесничего. Он спустился к  воде, секунд  десять  глазел  на  нашу посудину, затем сложил ладони рупором и грозно рявкнул: «А есть ли у вас разрешение на рубку леса?» «Да,конечно, вот оно!» — солидным  басом  отозвался  Шура, достав  из  полевой сумки какую-то бумаженцию и помахав ею в воздухе — на том диалог и закончился.»

2.05.74г. Жара ничуть не стихает, работаем в одних плавках. Шура снова мается животом, заставили  его  слопать  полпачки  энтеросептола и запить тремя литрами чифира, что дало тем не менее весьма незначительный положительный эффект.

К вечеру родинцы  уже  спустили  плот на воду — красиво он у них смотрится,аж двенадцатикамерный,  у   нас  же  еще  дел  по   горло. Спешим, урываем время  у послеобеденного  отдыха, работаем  впритык до заката. А темнеет рано — как только солнце  к семи часам завалится за гребень хребта, ущелье сразу  же  погружается в полумрак, и через полчаса темно как ночью.    

К закату каркас готов полностью, подгребицы тоже, на завтра остается  настил, подвязка камер и подгонка гребей. Родинцы  помогли  перетащить  плот на их бывшую стройплощадку, так  как  наша  находилась  у  небольшой  заводинки  перед  крутым приличным сливом, к которому со старого места не выгрести – как будто мало тебе, Юра, будет впереди всевозможных «экстазных» участков!

Я продолжаю рубить жерди для настила — нелегкое занятие, если учесть, что они должны быть относительно прямыми, которых тут черта с два отыщешь. Кустарники — те кривые и сплошь в колючках, горные тополя тоже не блещут прямолинейностью, остались лишь березки, которые я и рубил направо-налево. Шура  требует, чтобы жердочки были  толщиной  с  палец, а  то, мол, потонем  от  избытка веса, по-моему же это сущая  ерунда: тонкие будут недопустимо раздаваться под ногами, а что до увеличения веса, то мне  странно слышать это от физика-теоретика, который явно не в ладу с законом Архимеда.

За  прошедшие  два  дня  вода  поднялась на 15-20 сантиметров, соответственно поднялось и настроение.

3.05.74г. С утра родинцы начинают неторопливо  увязываться, мы же лихорадочно форсируем темп работ — сегодня к вечеру нужно выплыть обязательно. Вспомнил,что у Родина остался студбилет моего приятеля, по которому он вдвое сэкономил на проезде поездом и который я обещал другу хранить у сердца на протяжении всего похода – а капитан уже облачился в водные доспехи.

— Толя,отдай документ.

— Ты знаешь,мне  так  неохота  рассупониваться! Да ты не волнуйся, он у меня на груди  так  железно-непромокаемо  упакован, что  если и утонет, то только со мной вместе.Ты ведь не будешь ко мне в претензии, если я утону?

Сраженный наповал его логикой, я ответил, естественно, отрицательно, но тревога в душе все же осталась, и, как  показало  будущее, — не зря.

После подвязки камер и настила спускаем плот на воду — это уже после старта родинцев. Шура с Юркой побежали смотреть  проход  ими  первого  порога, место  это довольно-таки каверзное: реку перегораживает  здоровенный «троллейбус», вдающийся в поток с левого берега, между ним  и  правым берегом проход шириной метров шесть, навал воды идет в основном на эту глыбу, а  на  подходе – серия  мощных валов. При просмотре все сошлись на том, что вероятность отгрестись и удачно нырнуть в ворота — не  более 20-ти процентов.

Так оно и случилось-родинцы не выгреблись и впечатались, при этом Володя Ершов вылетел за борт. На  пологом  сбеге  камня  они  засели  намертво, с трудом удалось сползти раскачкой. Нам же придется еще туже, ибо сил втрое меньше.

Свертывание  лагеря, погрузка, увязка, ликвидация мелких недоделок отнимали драгоценное время. Непереодевшийся в  сухое  Ершило  терпеливо  ждал, согласившись встать у греби на пару с Юрой. В конце концов он плюнул – вчерашней жарой уже и не пахло, так что чувствовал он себя не совсем комфортно – и ушел к своим.

Наконец все упаковано и увязано, и вот долгожданная заключительная операция – установка гребей с прихваткой страхкольцом.

— А как же противовесы,Юра?

— Ты что,хочешь на ночь глядя выплывать? Завтра утром и привяжем!

— А ну как зароется невовремя, что тогда?

— Варежку  не  разевай, следи  внимательно  и  всем весом налегай когда надо!

Вставай на передок, а мы с Андрюхой на задней.

Отчалили.Выгребаем на струю, проходим первый слив и с нарастающим напряжением ждем,  взирая по курсу.                                                                    

Вот  он, левый поворот, начинаем интенсивно  работать вправо; а вот и глыбина показалась из-за изгиба берега прямо  по курсу. С силой наваливаемся на греби, но тут врубились в серию мощных валов, при провале кормы в  межвальную  яму  задняя гребь ударила лопастью  по гребню и  вылетела из паза. И пока я, а через несколько секунд  и  Юрка  (он заметил  это  чуть позже, так  как смотрел вперед) пытались поставить  ее   на  место, что  в условиях такой болтанки весьма непросто, а потом старались исправить положение, яростно работая вправо (впрочем, успели мы  сделать лишь три-четыре гребка), плот уже миновал ту крайнюю точку, не доходя  до  которой еще была возможность отгрестись вправо, в проход, и столкновение  стало неминуемо.

Как сейчас вижу перед  собой стремительно надвигающуюся махину скальной глыбины, Шура разом вытравил гребь на себя,следует резкий толчок,нос полез было на  скалу со  знакомо-противным  воем  жующейся  о камень резины, но сильное течение тут же стало  заносить  корму, развернув  плот  на  сто восемьдесят градусов и прижав к стенке  вздыбившийся  правый  борт, который угрожающе пополз было к вертикали, мы молнией метнулись  на  заваливающуюся  сторону и тут напором воды нас смахнуло с камня как пушинку!

Шура  Кураксин, стоя  на  этой  самой глыбине, опустил от глаз фотоаппарат и восторженно  проревел  нам  вслед  некое  непечатное слово, в переводе означающее «здорово!»

Капитан  добродушно  матерится, но  сам  веселый,довольный таким  неожиданно удачным исходом — очевидно, сыграла свою роль значительно меньшая, чем у родинцев, масса конструкции.

Затем километра два было относительно спокойно, а вот  на  подходе следующий порог – могучие пляшущие валы с опрокинутым гребнем.                                                   

— Вправо вдоль берега! – рявкнул  Шура, резонно не желающий искать приключений  на ночь глядя.

Правый  берег  замелькал   мелкокаменистой осыпью буквально в двух метрах от выступающих  за  каркас  баллонов, налетели  на  едва торчащий из воды валун и с глухим  скрежетом  сдвинули  его  в сторону – ведь общий вес плота около тонны, а скорость такая, что бегом по берегу не догонишь.

— Дерево, Шура, дерево! – и  действительно, низко  над  водой  склонился  сухой разлапистый ствол не то бука,не то тополя. Едва успели полностью вытравить греби и бросить их на палубу, распластавшись  ничком, как плот пронесся под стволом, едва не чиркнув подгребицей, протаранив ей толстые сучья – они  звучно  прощелкали  по каске и по ребрам.

Работаем  быстро  и  четко, лавируя  меж камней, входим в бурлящую струю, и тут вдруг  правая  запаска, задев за камень, сорвала переднюю вязку, молнией метнулась вдоль борта, едва не чиркнув по  моей  лодыжке, и, задержавшись лопастью у задней вязки, начала  полоскаться  за  кормой, грозя в любой момент сорваться — но все, к счастью, обошлось.

Метров  через  пятьсот, на  левом  песчаном  берегу, чалимся  прямо у стоянки родинцев. Следует короткий обмен мнениями и впечатлениями  о первых  препятствиях реки — и снова отчаливаем. По пути пристали к правому берегу у завала из плавника, набрали дровишек, на ночь расположились  на  старом  месте, откуда снялись три дня назад.

4.05.74г. Все же Мамонт оказался прав — погода действительно испортилась. Всю ночь хлестал дождь, утихнув лишь к утру, одновременно с верховий хлынул сильнейший ветер, порывы  которого едва не повалили палатку — пришлось спешно вылезать и под дождем, в кромешной тьме, укреплять  полиэтилен  и  подваливать камни к расчалкам.

Причем  занимались  этим  Шура  с  Шамряном, я  же  дрых так крепко, что помню все происходящее лишь отдельными проблесками, а они будить не стали.

После  завтрака  накачали  седьмую камеру, приподняли плот, подсунули в центр и подвязали, затем  к  гребям  прикрутили  противовесы.  Погода  мерзкая, хуже и не  придумаешь:  холодрыга,  ветер, ущелье затянуто туманной дымкой, свертывание лагеря и увязка багажа происходили под противным мелко  моросящим  дождем. Тут к нам подошли двое горцев, один  из  которых  нес  баранью  папаху с двумя птенцами -орлятами; в это время мимо проплыло сухое дерево, другой  тут  же бросился, прямо в одежде, в   мутный поток  Койсу, догнал, уцепился за ствол и  метрах в двухстах ниже   подчалил  с  ним  к  берегу.  Шура   ринулся   было  на  помощь, но отстал и  вернулся. Нехилый   джигит, водичка-то  градусов пять-шесть, не  более. Да, на плавник здесь молятся, да еще кизяки сушат в каждом дворе.

Дождь  усиливается, а  мы  все  еще  увязываемся; родинцы   прошли  часов  в одиннадцать. Шторм — брюки и рукава штормовки уже вдрызг мокрые,течет за шиворот.

Немного  помогли  бахилы  от  комплекта  химзащиты,  которые я  умыкнул с военной кафедры — на первых порах ноги  были  относительно сухими.

Наконец  отдаем  концы, выгребаем на струю; до Орлиного Гнезда осталось верст шесть и четыре мощных порога, следующих с  небольшими интервалами.  Вода  за эти дни поднялась прилично,так что теперь не зевай,смотри в оба.

Вот вошли  в  первый  порог, начинаем сильно работать вправо, плот  бросает в мощных   косых  валах.  Вправо, вправо,  и  только  вправо,  иначе  напоремся  на камень-утюг, торчащий по центру струи. И тут нам не повезло: Шамрян, один  стоявший на передке, вдруг обернулся со страшным, искаженным от сложной смеси чувств лицом, и каким-то хриплым звериным голосом прорычал, покрывая грохот реки:»Веревку!!!»

«Чальную,что ли?»-переспросил я,толком еще ничего не поняв.

«Какая еще веревка,работай,мать твою!!» — рявкнул капитан.

И снова неестественно-страшное, перекошенное  лицо  Юрки,и снова его хрипло – рычащий звериный рык: «Веревку!!!» Наконец я понял — у него  лопнуло  страхкольцо из капшнура, очевидно поддало валом, и капрон не  выдержал.

«Плохи дела», -промелькнуло в мозгу, -«впереди здоровенные валы, выбьет враз».                                   

«Что там у него!?» — капитан никак не врубится.

«Кольцо, кольцо сорвало у греби!» — крикнул я пока еще без тревоги в голосе: до  этого момента  я  не испытывал  страха перед  рекой, по мне чем опасней порог, тем экстазнее. И откровенно завидовал Шамряну, на  счету которого  было  аж  целых два оверкиля.

Шура выдохнул что-то матом и больше не возникал.

Шамрян  снова  обернулся  к  нам  уже нормальным лицом, видимо придя в себя, и коротко бросил: «Жопу!!(то  бишь  забросьте  корму)». Сам  вовсю  машет гребью,но что толку, если при  каждом гребке она вылетает  из паза, и пока он вправляет ее на место, теряется   драгоценное  время, отпущенное  нам  для ухода от утюга, который неумолимо надвигается прямо по курсу. Нам же пришлось поневоле сбросить темп, иначе мы бы его перегребли, а  нос  надо было держать строго по ветру.

Промелькнули  последние  томительные  секунды — и  плот  с ходу вздыбился на каменюгу, высоко  задрав  нос  и  забившись как в лихорадке от пульсаций внезапно набросившегося на него потока, Шура враз метнулся  наверх, а  я… До  сих  пор  не могу понять, что же меня толкнуло  на это действие:видимо желание сняться с камня, но почему  без  команды,  по  своей  инициативе? Анализируя теперь, задним числом, приходишь к выводу, что альтернативы  этому  варианту, скорей  всего, не  имелось — раскачка в данном случае навряд ли помогла, она эффективна лишь  при  превышении камня  над  водой  не  более  пяти  сантиметров, а этот выглядывал не менее чем на полметра, а столкнуть не представлялось ни малейшей возможности, ибо в поперечнике он имел не более двух метров,куда же тут встать-то?

Итак, я схватил рукоятку греби, вытравленную в момент удара на себя, мгновением вспыхнула и запечатлелась в памяти вдавленная в  воду  корма, скрывшаяся от глаз на полметра от края, и попытался сделать гребок влево – если  смотреть  назад, полагая, что это приведет к срыву с камня вальцем. Но едва  лопасть  погрузилась  в воду, как тут же левым  боком  вздыбилась  палуба  и  ушла  из-под ног, закрывая  небо, груда рюкзаков, увязанная по  центру  каркаса, косо  мелькнула  над  головой, толканув  в сторону, ледяная вода обожгла огнем, но уже через секунду  мозг перестал фиксировать это ощущение — оно было вытеснено другими, более оглушающе — захватывающими.

Лишь  мгновение  пребывал  я  под  водой — двадцать килограммов подъемной силы спасжилета выбросили наверх как пробку, вынырнул на стыке двух валов, перед  глазами мелькнул пляшущий пенный гребень, успел глотнуть воздуха и тут же увяз в нем по уши.

Едва я выскочил из этой каши в межвальную яму  и успел сделать вдох, как снова меня подбросило и накрыло очередным пенным гребнем,  в  котором я не выдержал и хлебнул воды, частично носом. Очередной провал и снова меня подкидывает, накрывая с головой, и снова в  ноздри  попадает  порция воды. Подспудно я по достоинству оценил подъемную силу спасжилета   и больше  никаких  мыслей  у меня не возникало, все это время я в яростном брассе выгребал к  берегу (а надо было к плоту, осел…).

Итак, мощный вал снова бьет меня в лицо, и снова в ноздри попадает вода. Обзора нет никакого – перед  глазами пляшут одни лишь макушки валов и не вижу ни берега, ни  плота. После  пятого  или  шестого  глотка во лбу над  переносицей  возникает резкая  боль, которая  угрожающе  нарастает и  одновременно  поле  зрения  с краев застилает какая-то  серая  мельтешащая  пелена,  кружок  белого  света  в  центре  стремительно уменьшается как диафрагма  объектива — 8..11..16..22..32…. и тут – о,  счастье! — показался вдающийся с берега в воду метра на два  камень-утюг.

Хватая  воздух  широко  открытым  ртом, благо  у  берега  валы сошли на нет, пытаюсь  к  нему  подгрести, но меня проносит рядом, лишь чиркнул  пальцами по его шершавой  поверхности. На  галечный  берег  выполз  сразу  же за ним, отплевываюсь, откашливаюсь, спадает боль, диафрагма раскручивается в обратную сторону, и снова я вижу белый свет. Да, неплохой урок, неплохой… Сознание  еще  затуманено, как сквозь сон донесся с реки слабый,заглушаемый ревом воды крик: «Андрей!!»

Оборачиваюсь – Юрка  с  плывущего вверх камерами плота махнул рукой вниз по течению, дав понять, чтоб не залеживался, а дул  за  ними  во весь опор. А тут  еще мужик, наблюдавший всю эту картину, приветливо подает руку, здоровается, как  будто ничего  и  не  случилось. Сбрасываю  с  ног раздувшиеся шары-бахилы, взбираюсь на дорогу, идущую  на  высоте  метров десять над рекой, бегу легкой рысцой. Под правым коленом ломит резкая боль — видно задел  под  водой где-то за острый камень. Плот понемногу уходит вперед, Юра  бросился в воду с чальным концом в зубах, но не смог доплыть  до  берега  раньше, чем вытравилась вся длина чалки, так что пришлось ему тоже взобраться на дорогу. Через несколько минут  плот, а  потом и он скрылись за левым поворотом.   

Пробежав еще метров пятьсот, я  наконец  увидел  нашу машину, приткнувшуюся в самом  конце  галечного  островка  и  около  нее  двоих членов экипажа — на  наше  счастье, плот проплывал впритык к  островку, подгребицы  стали  задевать  за дно и Шура, почувствовав  мель, спрыгнул  в  воду  и  сумел-таки  затормозить,а потом с помощью подоспевшего Шамряна втащить его на берег.

Скатываюсь с дороги, форсирую мелкую левую протоку. Первая  попытка перевернуть нашу  посудину не увенчалась успехом — сделана она была не для троих, длина пять с половиной метров — в расчете на мощь реки, рионский, например, был  на метр короче.

Еще раз и еще — безрезультатно, до критической точки  остается  немного, но сил уже не хватает.                         

Вдруг мимо проплыла наша гребь, Шура ринулся было за ней, забежав по колено в воду, но вовремя воздержался: впереди, метрах  в  трехстах, бушевал четвертый порог, самый  мощный  и  опасный из всех койсовских (не считая непроходных), впоследствии  окрещенный нами «Сонгми».

Начинаем понемногу давать дуба, бегаем, прыгаем, приседаем, да что толку, если  вдрызг  мокрые, да  дождь  моросит  не  переставая, и ветрюга холодный не стихает.

Впервые в жизни с  удивлением  отметил, что не могу остановить пулеметную зубную дробь…

 Наконец последняя, на пределе сил, отчаянная попытка, последнее яростно-матерное усилие — и плот грузно плюхается на камеры. Ура!!! Так, рюкзаки  все на месте, это самое главное, в темпе переодеваемся. 

«Как  ты  назвал  этот  мешок, Андрей, — мешок  с  аверкильными шмотками? Мне понравилось это определение!» — Шура даже  в  такой  ситуации не потерял чувство юмора.

«Разожгите костер!»- сложив  ладони  рупором   и встав  на ближайший к левому берегу мысок, что есть мочи рявкнул Шамрян  троим  пацанам, с интересом следящих с левого  берега за нашими действиями — и они начали  cпешно  собирать плавник.

Перебираюсь через протоку и пытаюсь поймать чалку — долго она шлепалась в метре — двух от берега, пока наконец Юра не изловчился бросить ее прямо мне под ноги. Зачаливаю  за  здоровенный  скальный  обломок, что  у  самой  воды, мужики сталкивают плот и прыгают на палубу. Все!! Заматываем вторую чалку для  страховки и сразу к костерку, который пацаны развели в узкой расщелине.                

Разливаем  по  кружкам  последние  250г спирта (опять разгильдяйство – сплав только начался, а спирт уже весь вылакали), зачерпнули котелок  мутной  воды для запивки.

«У нас есть чем бы закусить?»- Шура вопросительно посмотрел  на меня, в ответ на что я виновато развел руками. Как  будто  сам не знает, что хлеб кончился, сыр и копченую колбасу еще вчера доели, не крупу же сухую жевать…

И тут на дороге, проходящей метрах в пяти над нами, показался идущий в сторону Цумеды мужичок с объемистой котомкой за плечами. Шура вихрем взлетел на дорогу  и в результате  получил  лепешку  и  кусок  сладкого  пирога с творогом — какой же все-таки гостеприимный народ, эти горцы!

После выпивки и закусона все трое жадно затянулись «Примой», хотя курильщиком был один лишь Шура.

— Как ты думаешь, Юра, почему вода такая мутная? Согласен, что  после  дождей, но ведь и при низком уровне она была ничуть не лучше. Вот  у  Риони  вода – это ведь сказка хрустальная!

— Полагаю, что в  верховьях  река  проходит  через пласт глинистых пород, иного объяснения не нахожу…

Продуктовый  мешок  где-то  прохудился  и  пришлось пакеты супов и мешочки с крупами разложить на камнях для просушки, благо  дождь  кончился и выглянуло такое желанное солнце.

 При  разгрузке  багажа  неподъемно-тяжелым  оказался  рюкзак  со  спальниками, расшнуровали — так и есть, не завязан чехол. Немая сцена.       

 «Андрей, этот рюкзак ты упаковывал…» — с упреком бросил Юра.

 «Намочил спальники, зараза…» — со злобой буркнул Шура.

 «Ладно, Сань, перестань,» — одернул его завхоз.

Вообще  я давно подметил у Юры эту черту характера: он никогда не срывался на грубость  даже  тогда, когда  это  было  неизбежно, все  конфликты и размолвки он разглаживал на удивление легко и непринужденно.                                   

Все  моя проклятая рассеянность! Спальники пришлось выжимать через плечо как портянки. Мокрые шмотки разложили на скальных обломках, надежно  придавив  тяжелыми камнями — сверху из ущелья  продолжал  сарафанить  такой  ветрище, что  с  трудом держались на ногах.

Самое печальное последствие овера — потеря обеих основных гребей с дюралевыми лопастями, ну и подгребица передняя развалилась полностью, срезало все шесть вязок.

Хорошо  еще, что  по  частям  ее не разметало, остатки проволоки хоть на соплях да  сдержали.

Пока возились  с  барахлом, ущелье  потемнело, и  снова  захлестал  дождь. Но высушенные  полностью  шмотки  были предусмотрительно запиханы в мешки и уже под дождем перетащены   под скалу, навалившуюся на каменистый берег. В узкую расселину залезли и мы, усевшись на рюкзаках.

-Дерьмом  почему-то  воняет, — поморщился Шамрян, — какой  же  мудак успел тут навалить? Разве что пацаны,которые выручили нас с костром?

О том, что этот мудак был в моем лице всего час назад, я, естественно,промолчал…

«Ну что, Андрюха, вот тебе и первый овер, за который ты пил при каждом удобном  случае! Ну и каково впечатление,а?» -весело спросил Шура, затянувшись сигаретой.

В ответ я, толком   еще   не очухавшись после всего пережитого, буркнул что-то матерно-нечленораздельное.

«В гробу я видал такие оверы,»-обронил Юра, -«если бы ты не  затормозил плот у островка, жутко и подумать, во что бы он превратился после Сонгми… То ли дело на Кодори — кильнулись в самую жару, через час обсохли и поплыли дальше, а здесь…

«Но ты, Юра, с таким страшным голосом обернулся к нам, что  у  меня  враз душа  в пятки ушла,»-все так же весело продолжал Шура.

 «Да  я  гляжу  впереди  черте-что творится, а у меня гребь из  паза  вылетает, вот и прорвалось отчаяние,» -смущенно улыбаясь, ответил Юра.

 Однако  положение  скверное, опять  начинаем  мокнуть. Нас выручила пастушья хибарка, приткнувшаяся на склоне кулуара у захода в «Сонгми»  метрах в пятидесяти над дорогой. Кулуар тянулся до верха гребня, и по его дну сочился слабый ручеек. Он пересекал дорогу и, прыгая с камня на камень, нырял в Койсу.

Дверь была заперта, но Шура умудрился найти ключ  и открыл дверь. Два топчана, стол, печка-буржуйка, в углу ящик с тряпьем — вот и вся обстановка.

Смеркалось. С  трудом, прочесав  не менее  версты   береговой кромки, набрали полрюкзака  плавниковой  мелочи  и  пару  сырых колдобин. Шура на  попутке  умчал в Цумеду за водкой и продуктами. Долго мучились  мы  с  Юркой, растапливая  печку -сырые  дрова чадили, а дым почему-то пер весь в помещение. Много слез мы пролили, прежде чем в  буржуйке весело загудело пламя. Развешиваем  ближе  к  теплу  сырые  шмотки, готовим  ужин, а  за  дверью по-прежнему холодный ветер и дождь, каково-то сейчас Шуре? Юрку знобит,он кутается в цветастую хозяйскую шаль, мной же овладело  какое-то  странное, доселе  не  испытываемое  вялое  оцепенение – видимо, начали аукаться нервный  стресс  и  усталость после такого насыщенного эксцессами дня.

Шура  вернулся   вдрызг  промокший, с  тремя  пузырями  777-го  «портвея» – единственного согревающего напитка, имевшегося в Цумеде, банкой тушонки, сушками  и с такими  новостями: родинцы стали лагерем у  Орлиного, завтра будут обносить; нашу гребь они выловили, но поленились поднять  повыше,  оставив   у самой  воды. Саня хотел было  оттащить  ее  подальше, но  в  темноте  спускаться по крутому сыпуче — галечному скату не решился. Судьба  едва  не  отправила  его  в мир иной: метрах в двадцати позади на дорогу свалился камешек весом в  несколько тонн, выбив воронку с метр диаметром, и, увлекая за собой  каскады  камней  прибрежного склона, ухнул в Койсу, бабахнув как из пушки. Оставшиеся  два  километра Шура пробежал на пределе сил, подгоняемый  шумом камнепадов, сыпящихся  с  размытых дождем склонов ущелья то спереди, то  сзади, то прямо над ним, то с противоположного берега.После такой информации у нас отпало  всякое  желание  идти  за  гребью, да  и  усталость уже навалилась просто нечеловеческая. А как бы она нам пригодилась!

Ну,вроде  бы  желудки  более-менее наполнились, вино слегка вскружило голову, поднялось  настроение. Темно, лишь  на  стенах  пляшут  отблески  пламени  из-за неплотно  прикрытой  печной дверки, да огонек Шуриной сигареты маячит светлячком.

Между мужиками — короткий диалог перед сном:   Шура(мечтательно): «Эх,Юра, представляешь, каково  бы  сейчас лечь в горячую ванну да с пачкой газет за последние две недели, а?»

Юра(тоже мечтательно):»А по мне, Шура, сейчас бы лучше лечь с  девушкой  да с горячей!»

Шура:»О, это предел мечтаний!»

А за оконцем – сплошная  пелена  дождя. С  одной   стороны   неплохо — вода поднимется и накроет все камни, но вот какие же будут валы…

5.05.74г. Встали в пять, погода вроде бы наладилась:солнце, облачной покров то там, то сям прорывает глубокая синева, ветра нет. Я  остаюсь   готовить   завтрак, мужики идут чинить нашу посудину. (Но почему же не пошли за гребью,мудаки?) После шамовки все втроем возвращаемся  к  плоту — картина следующая: вода поднялась не менее чем на полметра,береговая линия неузнаваемо  изменилась, нашего  островка- спасителя  нет  и  в помине, унесло и  сорванную переднюю подгребицу, оставленную вчера рядом с плотом, у самой воды – ну никак  не  можем  мы в походах обходиться без разгильдяйства!

Итак, Шуре поручено подыскать на берегу из плавника что-нибудь подходящее для  подушки, мы  же с  Юркой  отправляемся  вверх   по течению, надеясь   в распадке впадающего справа в Койсу  ручья  Хварша  найти  заготовки  для  стрел и запаски.

Переходя  по  висячему  мосту на правый берег, осматриваем  третий  порог — место вчерашнего овера. Того злополучного камня нет и в помине — на его месте колышется могучий вал, сплошь стояки выше двух метров, от грохота закладывает  уши.

На левобережной лужайке, у  самого  устья  ручья, разбили лагерь наши коллеги, группа Федоровича, тоже из Москвы, отсюда  начнут сплав. Узнаем у них,что лес есть километром выше  по  ручью, на  левом  склоне, там же, у ручья, и проволокой можно разжиться.

Бредем  по  тропе, вьющейся  по правому берегу ручья, а тело сковывает вялая апатия, какое-то  странное  оцепенение, словно все оно налито свинцом и неудержимо хочется только одного — свалиться под тень скалы и замереть  в сладкой полудреме. Ощущение очень сходное с состоянием при температуре от 38 и выше, хотя  на самом деле ее нет. В аналогичном состоянии пребывал и Юра, хотя физически он крепче меня.

А тут еще  солнце печет немилосердно-обжигающе, и от  одной  мысли, что  в  таком  полуинвалидном состоянии придется лезть на крутой склон, — кидает в холодный пот.

Вот, наконец,и мосток через ручей, рядом бьет родничок, и тут же сложенная из дикого камня небольшая конура-склад: вдоль ручья лежат готовые деревянные  столбы для воздушки.Отхватываем несколько витков толстенной стальной проволоки, ложимся на  живот и жадно приникаем пересохшими губами к зеркалу ледяного бочажка…

Еще  метров  сто хода по левому берегу – и  начинаем  карабкаться  на склон  распадка, густо  поросшего   всевозможным  кустарником  и  лиственными  породами неимоверно  кривых  очертаний. Желанные  сосны  маячат еще далеко наверху, лезем-ползем, истекая  потом  как кровью, упорно  поднимая налитое свинцом тело метр за метром. Забравшись  саженей  на  полста  выше  уровня  ручья, облюбовали несколько лиственных деревцев с желто-зеленой древесиной, обильно  истекающих  сладковатым соком, вырубили из них три стрелы.Я начал  спускать, а  Шамрян полез чуть выше за гребью.

С высоты открывалась дивная панорама: далеко внизу  голубой   ленточкой вился ручей, голый каменистый противоположный склон загораживал  полнеба, справа и слева  дыбились вершины со снежными шапками. Интересное  явление: из тела правобережного склона распадка  примерно  в  500-600  метрах  по прямой от меня, на высоте около двухсот  метров  из-под  скалы  выныривает  мощный   пенистый  поток,  водопадом низвергающийся на протяжении 50-60 метров, и снова уходит в тело горы. Устье также под водой, заметно по бурлящему мутно-желтому пятну в ручье.

Вот там же сорвался и скачет вниз кажущийся отсюда небольшой камешек, за ним еще  один  такой же. Разогнались  так,  что первый под корень срезал кривую сосну, одиноко возвышающуюся над островком кустарника,и лихо она летела метров двадцать, а второй, сделав дикий скачок, перемахнул через ручей и грохнулся на  левом берегу у тропы. А вон и виновники — пасущиеся на высоте около  трехсот  метров  на голом каменистом склоне с пучками жесткой травы местные буренки-скалолазы.    

При спуске  натыкаюсь  на  шестиметровый  обрыв, обходить лень, спускаюсь на цыпочках, прижимаясь спиной. Юрка  же  неудачно  скинул  с него ствол драгоценной сосны – обломилась  макушка. Опять  этот злой рок разгильдяйства преследует  нас! Пришлось мне вновь лезть наверх за примеченной березой — подходящей сосны больше не оказалось, а  Шамряну  было уже невмоготу. Рубил долго и нудно, удары получались вялыми, неточными, какими-то дистрофичными, а  тут  еще солнце в самом зените жарит  невыносимо, во рту пересохло, на губах соль.

  Юра  ждал  меня, лежа  у  родника, падаю рядом и, приникнув к воде, пью долго и жадно до  ломоты  в горле, наблюдая, как на дне меж камушков фонтанирует песок. Вот так бы  и лежать в полудреме до вечера…

 Общий  вес  груза  вроде  бы  небольшой, от  силы  сорок  кило, а плетемся еле передвигая ноги.  

 После  моста  через  Койсу  сбросили  поклажу, передохнули и дальше на дорогу затаскивали стволы поодиночке;с трудом, лавируя меж камней, удалось мне подняться с пятиметровым стволом березы, положив его на оба плеча. На последнем волевом усилии добрели мы наконец до плота, где  и  застали Шуру, в изнемождении растянувшегося на прибрежной  гальке – эта  странная  апатия  не  миновала и его. Рядом с капитаном лежала полугнилая колдобина,из которой при всем  желании изготовить  подушку было бы более чем проблематично.

-Представляешь,Юра,полдня  искал  эту  корягу, а когда приволок,оказалось,что вода  спала и обнажила лежащую на прежнем месте подгребицу, а мы-то думали, что ее унесло! Чалку вот только одну  сперли, сволочи, пока меня не было! Ну и состояние – словно с похмелья жестокого!

Ну что ж, стало быть фортуна от нас  не  совсем еще отвернулась.И пока  мужики соображали, как из изогнутой в двух  плоскостях  кривулины  соорудить  запаску, я отправился готовить обед.

В горах погода меняется быстро – во  второй  половине дня вновь пошел мелкий нудный дождь. Перед  обедом  я  захандрил: трудно себе в  этом признаться, но после такого гробового овера во мне что-то надломилось, так что я заикнулся было о сходе с маршрута. К чести мужиков, они не подняли меня насмех и не унизили оскорблениями.

Наоборот, они  как  могли   меня   подбадривали,  занимали  разными  отвлекающими разговорами, и  я  понемногу  отошел, хотя   гнетущее состояние  все  же частично осталось. Но признаться им в истинной  причине  овера  я так и не смог, да они и не  допытывались.

Едим, поглядывая  в  оконце – ждем  прохода  Федоровича.Решаем в случае, если сегодня они успеют проскочить Сонгми, тотчас же идти доделывать плот  и  завтра с утра отплыть, чтобы Орлиное обнести вместе. Оригинальной конструкции у них калоша: плавбазой служат понтоны, пущенные поперек, а вот подгребицы низкие, так что грести приходится сидя. Вот это они зря так — тут и вымокнешь по уши на первом  же  валу да и смыть может запросто.

Под гортанные команды Севы маневрировали  они четко, мы провожали их взглядом до самого поворота. Так, ну а теперь за работу.

Тут  некстати  подвалили  трое   ребят примерно  моего  возраста и пошли эти извечномудовые расспросы тип «а сколько вам платят?»

Я (понимая,что если скажу правду — предстану перед ними полнейшим мудаком): Сто сорок…

 Они: Сто сорок? Да вы о..ели! Да такие деньги на любом заводе  заработать можно и безо всякого риска для жизни!

 Я: Ну еще полевые, командировочные — всего набегает двести с лишним.

 Они: Все равно мало за такую работу!

В ответ  я  загнул что-то насчет призвания гидролога, постоянной потребности в инъекции адреналина и чувстве внутренней гордости и удовлетворения от победы над горной рекой, парни слушали внимательно, но с оттенком  некоторого  недоумения на лицах.               

 Уже затемно вернулись мы в свою хибарку — промокшие, продрогшие и голодные как волки — все  неисправности были устранены,утром снимаемся с якоря.

 -Ну, мужики, печенкой чувствую — хлебнем мы завтра лиха, если дождь в ночь уйдет» -выдохнул Шура, прикурив от головешки.

«Не, но  почему  тяга  такая  хреновая, заколебал  этот дым…- уже сквозь сон пробормотал Шамрян.

  А дождь льет не переставая — будет завтра нам трудный день.

 6.05.74г. Проснувшись, первым  делом  отметили  значительно  усилившийся шум порога, ворвавшийся в  приоткрытую дверь. За  приготовлением  завтрака  раскусили наконец-таки причину  черного  топления этой проклятой печки — оказывается, торец трубы был прикрыт плоским  камнем(!) Перед  отшвартовкой  спустились  посмотреть Сонгми — зрелище не для  слабонервных: после продолжавшегося почти всю ночь дождя вода снова поднялась, и порог стал неузнаваем. Все камни исчезли — вместо них реку рвут  неистово-клокочуще-схлестывающиеся  стояки  с  опрокинутым  назад  гребнем высотой под три метра, ревущие каскады крутых сливов с перепадом высот от двух до трех  метров бушующе-многотонными лавинами срывались с  уступов, грозно вздымаясь яростно-могучими отбойными валами, обрамленными клочьями желто-белой пены. Местами серии валов, сходясь с двух направлений, беспорядочно интерферировали, умножая свою мощь,и река тут кипела сплошным ревущим пенящимся месивом; тяжелый, давящий на уши, грохочущий гул плыл над  беснующейся  Койсу. Будь  на  моем месте Паустовский, он описал бы эту преисподнюю более зрительно – взять хотя бы картину шторма, который застиг древний пароход, на котором он отплыл из Одессы в Севастополь.

Такая свистопляска наблюдалась на протяжении не менее пятисот метров, следом же подавали голос еще два порога, слитно переходящих один в другой, но по мощи они несколько уступали Сонгми.

Итак, задача простая и одновременно сложная: требуется всего лишь держать нос строго по ветру, ибо овер здесь недопустим ни в коем разе — иначе каюк, отсюда уже не выплывешь.

По  пути  к  плоту с трудом, едва держась на ногах за счет тяжелых рюкзаков, форсировали бурный мутный поток, низвергающийся в Койсу, который еще вчера журчал слабым ручейком. Тщательно  увязываем рюкзаки, намертво прихватывая их капроном к каркасу, до предела  раздуваем мазовские баллоны и спасжилеты, наглухо застегиваем каски. Если  бы  не  позавчерашний  овер, я был бы относительно спокоен, но теперь чувствовал себя в положении бойца, собирающегося лечь на амбразуру дзота…

ОТДАЕМ КОНЦЫ!!! Плот  рванулся стремительно, оставляя за кормой убегающие за спину развалы прибрежных глыб, сильно работаем вправо, осталось позади водопадное устье  мутного  ручья, еще   несколько  тягуче-томительных  секунд  нарастающего свирепого рева порога, и  мы берем первый вал — плот резко взмывает на гребень и сваливается в межвальную яму, зарываясь по самую подушку, подламывая колени задних гребцов. Сильный гребок вправо, еще один удар в лоб – нас  бросает  на рюкзаки, нос высоко  задирается  и  резко  клонится  книзу,  вздымая   корму,  перед  глазами мгновением вспыхнула  клокочущая  яма  слива с  грохочущим  могучим стояком, чей гребень  колышется  выше  головы, и  Юрка  в  напряженной  позе, пригнувшись, с нацелившейся, как  копьем,  гребью. В  следующий  миг  инерция  всей массы плота, проваливающегося под углом 30-40 градусов  к горизонту, на короткую секунду берет верх  над  архимедовой  силой, и  подушка  передней подгребицы нырком исчезает в мутножелтой воде, чтобы через секунду пулей вылететь наверх, приняв  на  себя удар тела Юрки, которого  швырнуло  вперед  как  котенка и который тем не менее успел до отказа задрать гребь, упав на нее грудью и  прижав рукояткой к палубе, срезанный гребень отбойного вала обжигающе — ревуще — пенистой  массой обрушивается на палубу, обдав его по пояс и перемахнув через багаж,  хлестанув при этом по рожам  задних гребцов, от сильного удара брошенных на  рюкзаки  ничком. Гребь  выбило  из паза, спешно встаем, ставим ее на место, но тотчас же следующий вал снова сбивает с ног, и далее началась  свистопляска  не приведи  господь: мощные  удары могучих валов следовали  без   передышки,  чередуясь  с  провалами  в крутые двух-трехметровые сливы, тело  становилось  то  эфемерно-легким  при падении в ямы, то на мгновение наливалось  свинцовой  тяжестью  на  взлете, при этом подламывало колени и против твоей  воли  припечатывало  к  палубе, пытаться  удержаться на ногах было просто немыслимо, и все спасение лишь в  том, чтобы не выпустить гребь и вовремя задирать ее, не  дав  увязнуть  в  макушке  могучего  вала, мутно-желтой стеной выше головы вздымающегося за кормой. Какой уж тут маневр, слаженная работа  передней и задней гребей — об этом и речи быть не могло!

При очередном ударе с  одновременным креном плота вправо меня швырнуло вбок, рукоятку греби, в которую я вцепился мертвой хваткой, резко развернуло на Шуру, при этом левая нога прорывает жиденький настил, я невольно рухнул на правое колено и, прежде чем на секунду ослепнуть от хлестнувшей в лицо воды, успеваю заметить, как капитан, откинувшись  спиной  назад  и  мелькнув в воздухе вверх  ногами, исчез в мгновение ока!Задираю до предела  гребь, бросаю  взгляд за  корму, но кроме мутно-желтых, дыбящихся выше головы стояков с  разинутыми  пастями  ничего не вижу.

«Шура-а-а!!» — вырвался  у  меня  отчаянный  крик, который я сам практически не услышал из-за давящего на уши рева потока. Это секундное замешательство привело к тому, что следующий вал застиг меня врасплох, бросив ничком  на рюкзаки и, обдав по грудь, оторвал  от греби, которая тут же вылетела за подушку и свалилась на правую стрелу, намертво  завязнув лопастью  в  давящем  на  нее потоке. Яростно борюсь с вышедшей  из  строя  гребью, тяну  на  себя и пытаюсь закинуть на подушку, но все бестолку — каждый  новый  вал  сбивает с ног, и только я успеваю вскочить, как все повторяется. Плот понемногу начинает  склоняться  к  лагу, оборачиваюсь вперед – у Юры гребь пока в порядке, он тоже  обернулся  на  корму, почувствовав  отсутствие работы задней греби, взгляды наши  на  миг  скрестились, но  тут  же каждый снова занялся своим делом. Вновь  и  вновь  пытаюсь  выдернуть  гребь, морально помогая себе  каскадами  ненормативной  лексики, но все как мертвому припарки. А разворот плота нарастает, Юра один не в силах исправить положение, я  тоже  один  ничего не могу сделать с этой проклятой гребью — неужто скоро овер?

И вдруг — мать твою! – показывается  из-под крайней продолины голова Шуры с жадно хватающим воздух ртом,и тут же ее накрывает  срезанная  макушка очередного вала.Но вдохнуть он все же успел и, держась одной рукой за каркас, другой пытается помочь  поддать  вверх  гребь, давящую  ему  на шею, попутно умудряясь в коротких паузах между ударами  валов  выкрикивать  какие-то  команды. Парень он неслабый – совместными  усилиями  выдергиваем  ее  и ставим на место, подаю руку и втаскиваю Саню  на  палубу. Эти  несколько секунд плот несло уже чистым лагом, и только  по  счастливой случайности мы избежали овера. Быстро  разворачиваемся  и идем кормой  вперед. Все, Сонгми позади,ура!!!

Тут же влетаем в следующий порог, река поворачивает вправо, а  затем, накренив вбок плоскость русла, бьет  в  отвесную  скальную  стену  и отталкивается от нее влево, вздымаясь серией мощных косых валов. «Влево, сильно влево, быстрей,» — сверлит мозг. Прижим  надвигается, а  мы  никак  не можем отвернуть  нос, несколько  раз промахнувшись по валу, что немудрено при такой болтанке. 

«Спокойно!» — кричит  Шура,-«ловим вал, спокойно!» Взмахнули  гребью влево до предела,  задержав на взлете, зацепили-таки удачно макушку, с силой наваливаюсь на рукоять, а Шура откидывается спиной, выбирая на себя — отлично! Еще, еще и еще раз удачно цепляем  гребень, яростно работая на пределе сил, гребь угрожающе гнется, но  держит, отводим нос отводим! Вот развернулись, наконец, вдоль стенки, но нас тем не менее неумолимо тянет на нее как магнитом, -взмах, взмах, еще и еще взмах, скала уже настолько близко, что я отчетливо вижу  каждую ее складку, неужто припечатает?

«Если завалит на ребро — тут же прыгать наверх, тут же!»-мелькнуло в голове, но нам  повезло — в  полуметре удалось-таки  затормозить сближение, скользнули вдоль  стенки, едва  не зацепив выступающими за габариты каркаса баллонами острые клыки скальных  обломков, и тут же ныряем в серию валов, плот ритмично кидает вверх-вниз, но на  ногах стоим крепко — это далеко не Сонгми, работаем четко, брызги срезанных макушек тугими струйками  хлещут  по лицу, приятно  освежая сухие потрескавшиеся соленые губы.

Оставляем справа галечный  островок, пригребаемся влево. Вот  из-за поворота показывается  широкая  гладь  длинного  озера – сильно влево! Мы — у Орлиного! У самого выхода реки на плес садимся на мель  и, прыгая за борт, подтаскиваем плот к обрывистому крупно-галечному берегу. Все! Пригоршнями  черпаю мутно-желтую воду, смачивая пересохшие полость рта и глотку, чего никогда не было ранее…                                

Первые  секунды Шура ошарашенно мотает головой, мимика  лица выражает крайнюю степень возбуждения, а из уст рывками вылетает нечто матерно-бессвязное…             

«В рубашке ты, Шура,родился…» — только и вымолвил Шамрян.                       

«Где хоть ты столько времени пропадал?» — вырвался  почему-то  у  меня   этот глупый вопрос.                                                                          

«Да  под  плотом  же, под плотом, мать вашу так!» — выпалил Шура, -«гребь пришлось отпустить – иначе  утащил  бы  за  борт  и  тебя  вместе  с нею, как вошел в воду ласточкой — тут же спиной уперся в камеры! Куда ползти — не знаю, дергаюсь влево, вправо — везде упружат баллоны, едва  не  заблудился  в  их  лабиринте! И пытаюсь вспомнить, значатся ли на этом  участке  камни, которые  я зарисовал вчера утром, когда искал корягу для подушки  и когда они еще прорисовывались под водой ,не дай бог, думаю, пройти сейчас над  одним  из  них – размажет  в  лепешку!» (ну  это  он, конечно же,загнул).

Ничего не скажешь, орел-парень! Самообладание  исключительное — под водой он пробыл не  менее минуты, и задержать дыхание  в таких условиях  может далеко   не каждый.

«А  я  оглянулся — Андрей  один, тебя нет, неужто, думаю, хана Шуре…»-промолвил Юра, хлопая его по плечу.

«За  это  нужно   выпить, мужики!», — капитан  тут же вытащил последнюю бутылку 777-го, который мигом выхлестали из горла по очереди как газировку.

 «Но  ты, Шура,  юморист — из воды  одна голова, а еще рыпаешься командовать»,- подколол его Юра, -«а  меня  смех  разбирает: да   залазь же скорее, мудак, тогда и командуй!»

Первым делом, переодевшись в сухое, Шура достает сигареты и жадно затягивается — это  купание  подействовало  на   него как  допинг, он  взбодрился и повеселел, отвлекая и меня от мрачных мыслей. Ведь что ни говори, но сейчас мы с ним оба были в полушаге от небытия: если бы он не отпустил гребь, я бы полетел  в воду вслед за ним, и где гарантия, что мне, как и ему, выпал  бы  один  шанс из тысячи остаться в живых? Задержать дыхание на такое время я бы точно не смог, так что  капитан спас мне жизнь своим хладнокровием, а то лежал бы уже 40 лет в земле (а  то  и в воде — как Петька Богданов…)

Памирцев нет — значит уже обнесли. Шура  с  Юркой берут по рюкзаку и идут за  Орлиное в надежде застать их еще там, но вернулся один Шура, Шамрян же  отправился в Цумеду за продуктами — Федорович уже ушел. Нашей греби, конечно, нет и в помине – то ли слизнуло поднявшейся водой, то ли местные уперли — ведь дрова у  них на вес золота.

Саня остается готовить обед, я же отправляюсь взять рюкзак, оставленный Юрой за непроходом. Поднявшаяся вода неузнаваемо изменила Орлиное, каким  оно  осталось у меня в памяти неделю назад: мощного булыгана, торчащего из  воды  не  менее чем на метр, не было и в помине, и даже его очертания не угадывались  абсолютно, сжатая до восьми метров река, вздымаясь горбом над уровнем озера не менее чем на два  метра, бешено несущимся  языком  с  неистовым  ревом   срывалась   с   крутого   слива умопомрачительно — фонтанирующим  полуводопадом  общей  высотой  никак  не менее четырех метров, дыбясь за ним беспорядочно пульсирующим сплошным кипящим пенистым месивом, которое, сходя на нет, поворачивало влево и разряжалось серией ритмичных косых валов высотой не менее двух с половиной метров.

Представив  себе  на  секунду  нашу  посудину  в  объятиях такой мясорубки, я невольно поежился: даже если бы не перевернуло через нос, то  смыло бы  всех троих как котят, а  это  стопроцентный  каюк, отсюда не  выплывешь, будь на тебе хоть два спасжилета.

Возвращались вместе с Шамряном, закупившим в Цумеде пряников и сухарей, а хлеб ему испекла одна сердобольная женщина. И вот тут нам крупно повезло:у плота стоял Газ-69, а  шофер, некто  Гриша, добродушный  мужик  лет  тридцати  пяти, о чем-то степенно  гутарил  с  Шурой; он  сам же и предложил перебросить плот и  багаж за Орлиное. Вот это удача!

После  в  темпе  поглощенного  обеда,  от которого наш благодеятель вежливо отказался, так же в темпе  переворачиваем  плот, срезаем  камеры и вкатываем их на дорогу, сложив в две пирамиды. Затем попытались втащить плот волоком по  наклонной насыпи, сооруженной родинцами, заарканив его за машину задней чалкой — здоровенным тросом  от  японской  креветочной  сети. Но боковая составляющая силы натяжения, направленная перпендикулярно траектории  волочения плота, к реке, оказалась больше силы трения в этом же направлении, и он  едва  не загремел в воду — Гриша вовремя  осадил. Битый  час  мы  втаскивали  нашу  машину  вчетвером, десятисантиметровыми рывками упорно поднимаясь к  дороге, помогая  рычагами-вагами.

Затем плот переворачивается, передняя подгребица намертво сцепляется с задним буфером, задняя подгребица приподымается и  вдоль  паза  пропускается  кол, одним концом защемленный у поперечины, а другой, выступающий  за  подушку, утыкается  в землю, являясь  задней  опорой. Полтора километра Гриша тянул на первой передаче, Шура трусил следом, оттягивая страхверевкой как вожжами плот от обрыва, я же бежал впереди, отбрасывая в сторону крупные камни, которых после дождя  на дороге всегда навалом.

Сгрузились  метрах  в  пятистах  за Орлиным, на каменистой  зеленой лужайке, следующим  рейсом  перевезли  рюкзаки и камеры. От предложения выпить за компанию Гриша вежливо отказался, денег тоже, естественно, не взял, тепло  распрощались. Ну а мы  не  стали  себя  ограничивать  и выпили от души — по бутылке трехсемерочного «портвея» на нос.

В приятном состоянии кайфа затеяли дискуссию.

Шамрян: Чем  же  объяснить  двухметровое  превышение  горба  полуводопада  над уровнем озера?

Я: Как  известно  из  физики, скорость  падения воды в нижней точке слива есть корень из двух же-аш, и если произведение этой  скорости на площадь сечения русла меньше расхода реки, то ей ничего не остается, как  увеличить  площадь сечения, вот она и вздымается горбом выше уровня озера.

Шамрян: Ты рассуждаешь о реке  как  о  разумном  существе. Но конкретно какая же сила заставляет ее вздуваться горбом?

Я: Наверное еще и тот самый каменюга, который  был  виден  больше  недели назад, вносит свою лепту. А спроси об этом лучше нашего физика-теоретика, даром что ли он физтех закончил.

Шура: Плесни-ка, Юра, грамм  двести  из фляги, тогда объясню…(а там НЗ на случай овера)     

Шамрян: Шура, не заводись!

Шура: Тогда я скромно промолчу.

Усталость  навалилась   просто  неистовая, и   фотосъемку   этого   зверского полуводопада отложили до утра.

7.05.74г. За  завтраком   к  костру  подсел  прохожий — невысокий  сухонький чудаковатый мужичок, идущий откуда-то издалека в Агвали «встречать жену». Откушал вместе с нами, внеся в скромную походную трапезу  обильную  лепту: свежий лаваш и  увесисистый  кусок  копчено-сушеной  говядины. Каждому  досталось  по приличному шматку, поглощали не спеша, растягивая удовольствие; на прощание одарил еще куском  копченой бараньей грудинки и еще одним куском говядины,что было весьма кстати.

До  полудня  переложили  настил  вдоль – стало  гораздо  надежнее, подвязали камеры, пустив на это часть  троса  для  вязки вещей. После сытного обеда — жирный  гороховый суп с мясом!- с помощью одного  местного мужика спустили плот на воду; напоследок Орлиное засняли с нескольких позиций — вышло преотвратительно, к  тому же прошли  почти  сутки  после кульминации мощи полуводопада, и полтора суток как кончился дождь, и вода  упала  настолько, что центральный камень обозначился над водой не менее чем на полметра, хоть и был ею сплошь обливаем.

Отчаливаем. Стремнина  сильная, сразу  следует  Z-образная  шивера,  кипящая полутораметровыми валами, на выходе из каньона, у самой Цумеды, взяли серию широких  плотных  валов – на  палубу  нас  все-таки  бросило, но  греби  мы  не выпустили.

Следующие  15-20 км  ничего  серьезного, но  отдыхать  на гребях тем не менее не пришлось: все время стремнина, прижимчики, сплошные валы до метра-гладкие, спокойные.

Каньон  несколько  раздался, образовав  широкую  чашу  с  Койсу  на  донышке, где рассыпались домики поселка. За подвесным мостом зачалились у широкой левобережной галечной  отмели, Шамрян  с  Шурой  идут  на просмотр седьмого порога, шумящего в трехстах  метрах ниже, за правым поворотом.

Тем временем к плоту подвалили ребятня и мужики, дружески с ними побеседовал.

Как я понял из разговора, машина такой конструкции впервые предстала их взорам, и они, естественно, стали пытать меня о смысле нашей работы, сколько нам платят и т.д. Наивные дети гор, они бы ни за что не поверили и не поняли бы нас, скажи я  им всю правду. Пришлось представляться гидрологами, выполняющими ответственное задание по сбору данных о водном режиме  и гидрографии реки, что  их вполне удовлетворило. На вопросы же о том, будет ли в будущем строиться  плотина  и  где  именно, пришлось отвечать как можно более  уклончиво.   

 Подъехала  машина  скорой  помощи, которой Шура оставил фотоаппарат, от экипажа узнаю последние новости: памирцы  обошли  Родина, но где-то кильнулись; родинцы же снялись  вчера  утром. Мужики  вернулись  несколько  озадаченные:  порог сложный, мощный, требующий четкого слаженного маневра, Юра же прямо заявил, что вероятность овера не менее 50 процентов. 

— Ну что, Андрей, выпьем по глотку за предстоящий овер? — хитро прищурился Шура.

— Перестань, не язви,- одернул Шамрян, — «если  сумеем пройти впритык к правому берегу,то все обойдется.» Да, теперь у нас напрочь пропала охота проходить пороги в самых «экстазных» местах, лишь бы только пройти,а не обносить…

  Стремительно приближается правый поворот, оставляя слева бульник, берем первый вал — удачно! На ногах удержались, корму подбросило, но гребь на месте — она прочно подвязана капроновым шнуром. Следующий могучий красавец-вал обрушивается на плот, но идем ровно! Меня лишь на секунду оторвало от рукоятки и бросило на колени,тем не  менее  мы  вовремя  задрали  гребь, и макушка вала всего лишь слегка лизнула лопасть. Сильно  вправо! – по  курсу  торчит  обломок скалы. Четко цепляя валы за  гребень, яростными  рывками  забросили  корму, а  Шамрян, напрягая всю мощь своей атлетической  мускулатуры, довернул  нос, и  зуб прошел  левее А впереди плотной стеной  вздымается  вал-громада, знакомиться  с  которым  нет  никакого желания, справа  же крутой двухметровый слив с серией косых стояков.

Отвернуть, отвернуть  во  что  бы  то  ни стало, хватит эксцессов, сыты ими по горло! Сильный гребок вправо, еще  и  еще  раз удачно цепляем с Шурой валы, рывками уводя  корму, а Юрка,ворочая один гребью как разъяренный бык, ставит нос по ветру.

Успели — таки! – стена  воды  осталась  слева, а  мы четко нырнули в мощный слив, сердце  екнуло  от  мгновенного  ощущения  необычайной  легкости всего тела, плот тряхнуло и на  несколько секунд притопило до кормы, при этом нас с Шурой швырнуло на  рюкзаки, обдав  клочьями  срезанной  макушки, и, прежде чем вскочить на ноги, успеваю  заметить, как  на  секунду  нырнула  в воду наша подушка, а задранная до отказа  гребь, которую  мы  тем  не менее удержали, все же хлестанула по внезапно вздыбившейся за кормой стене воды.

Все, дальше  отгребаться  некуда — росссыпи   камней правого берега мелькают всего в нескольких  метрах от края плота. Проходим  слева от галечного островка и тут  сели  на  поздно  замеченный  полуподводный  бульник — раскачка не помогла, пришлось  срезать  две вязки камеры, баллон со скрипом вывернулся за борт, держась на  двух  оставшихся. Сошли! Но  едва набрали скорость, как вновь следует сильный толчок, и плот, застыв на месте, забился крупной дрожью от внезапно набросившегося на  него  потока. Пока  телились, задняя  гребь  воткнулась в воду и нас едва не развернуло — мы  с  Шурой  с трудом выдернули ее, плотно завязнувшую в давящей на лопасть струе. На сей раз резать ничего не пришлось, сошли раскачкой.

Порог позади! Пригребаемся к левобережной широкой галечной отмели, я прыгаю с чалкой на берег, пытаюсь затормозить  плот, но трос, обжигая ладони, швырнул меня на гальку. По  мелководью  я  волочился  с десяток метров, прежде чем мужики с трудом остановили  плот  и  втащили  на  берег. Отмель  оказалась  островком – мы  были отрезаны  от  левого берега быстрой протокой шириной метров пятнадцать. С трудом, едва  держась на ногах, перешел  ее я вброд  и, вскарабкавшись  на дорогу, забрал фотоаппарат. По просьбе Шуры спрашиваю у мужиков сигарету — те всучили мне полную пачку  и  коробок  спичек впридачу. Указали галечную косу с зарослями ивняка, где ночевали  родинцы, с  высоты  она хорошо  видна, ходу до нее около полукилометра.

Место  уютное, там  и  заночуем.

Возвращаюсь — Шура  уже  сидит  орлом (опять живот!), жадно затягивается и не замечает, как Юра запечатлел его  с  нескольких позиций.

«Ну и удружил же ты мне со своим горохом»,-кинул он в мой адрес, добавив пару непечатных  выражений. Но кто  же  знал, что  он, оказывается, терпеть  не может гороховый суп,я же его обожаю, потому  и закупил одни лишь гороховые  концентраты.

Собрали  дровишек, отчалили. Капитан  запутался в сплетении проток, несколько психанул, между гребями вспыхивает  короткая перебранка — и это где! — на мощной  шивере с плотными гладкими полутораметровыми валами, при сильной качке. Да,Койсу – это не Риони или Черемошь, здесь  каждый  день бьет по нервам, заставляя постоянно быть  на взводе.

Но вот показалась эта самая коса, и Шура угомонился. Подгребаем, опять я прыгаю с чалкой, и снова меня волочит по камням, а плот  лишь слегка сбавил скорость. Улучив момент, вскакиваю, обгоняю его, и, прежде  чем  плот  выбрал  слабину троса, успеваю замотать конец вокруг раскидистого куста тальника, росшего особняком, на отшибе.

Первые  домики  Агвали виднелись в полукилометре, и ребятни набежало человек двадцать. Взирают  на  нас  с благоговейным почтением,тут же безо всякой просьбы развели  жаркий костер,натаскали плавнику, по-двое, по-трое подхватили рюкзаки и оттащили на полянку, вмиг нарубили кольев  для  палатки  и помогли ее поставить.

Нескольких  человек  посылаем  за  родниковой водой — понеслись сломя голову, других — в магазин за хлебом и маслом.

— Гони всех в баню, -доносится из палатки голос Шуры, -сейчас я буду срать долго и упорно…

— Шура, но  они  столько  хорошего для нас сделали, как же их можно прогнать? И потом, что ты за такая кисейная барышня, что стесняешься  при них посрать, ведь там одни пацаны.

 Тем не менее Шура маялся в палатке, пока не ушли последние наши благодеятели, и долго  еще  сотрясало  заросли кустарника соответствующие звуковое сопровождение его облегчающейся утробы.

  Долго  сидел  я  в  темноте  у  тлеющего костра, наслаждаясь тишиной и ночной прохладой. Глубокое  иссиня-черное  небо вызвездило, из-за хребта величаво выплыл необычайно яркий полный лунный диск, заливая  долину  бледным  матовым  светом — завтра наверняка будет погожий денек.

8.05.74г. И  точно – погода  что  на  курорте. Юра  сразу  же отправился на просмотр, рассчитывая пройти  километров пятнадцать  и вернуться на попутке. Пять часов утра, а солнце  уже  начинает  припекать, глубокая синева неба и ни облачка.

Шура  пластом  лежит  в  палатке — мучился, бедняга,всю ночь, удобряя кустарник.

Впервые за весь поход я удосужился, наконец,вымыть руки с мылом. Явление печальное — пальцы  разбухли, задубели, многочисленные  ссадины  и царапины  не позволяли полностью  сжать ладонь. На завтрак приготовил пшенку с маслом, заварил чифир для  Шуры; удивительные тут  кусты: сырые ветви вспыхивают как порох и дают такой  жар, что  двух  охапок   оказалось  достаточно – видимо, в  них  содержатся  какие-то эфирные масла.

Подвалили двое местных мужичков — утверждают, будто бы Родин сейчас чинится в четырех  километрах  ниже(!). Указали родник, сбегал, наполнил фляги. Как бы сейчас пригодилась   та самая 10-тилитровая канистра, что бесполезно таскалась с нами на Риони! У нас  же  лишь две литровые фляги, а в реке вода  настолько  мутна, что у  наполненной на одну треть кружки не видно дна. Однако  местные  предпочитают пить воду из Койсу — в ней якобы много полезных солей.

 За  чаем  произошел  небольшой  конфуз: на  дне кружки Шуры после выпитого  с упоенным  смакованием  чифира  оказался  навозный  жук; капитана покоробило,и он, плюнув в кружку,снова направился в кусты.

Вновь  набежавшая  ребятня  помогает  свертывать лагерь. Жара разморила, вяло запихиваю в рюкзак шмотки — постоянная, накапливающаяся изо дня в день  усталость уже не снимается за ночь.

В полдень вернулся Юрка:реку он  просмотрел  до  восьмого порога, беседовал с памирцами.

О Родине вести такие: два дня назад они  сделали попытку пройти восьмой  порог, который Федорович обнес,уровень тогда был на максимуме, врубились в мощнейший вал и кильнулись. Родина  унесло, на  берег  еле  выбрался метрах в 400-х ниже, лежал якобы лишь по пояс  на  камнях, а ноги полоскались в воде — уже не было сил даже выползти полностью.

Не представляю, как это можно плыть столько в пороге и умудриться не захлебнуться.

А впрочем, он неоднократно попадал в такие передряги, видимо научился выживать, это мне со своим первым горьким опытом не повезло в  плане того, что с непривычки не смог сразу настроиться вовремя выбирать момент вдоха.

В результате овера у них сорвало  и унесло подгребицу, а также и  привязанную к ней  планшетку  с  деньгами, его паспортом и студбилетом моего друга. А мне-то обещал утонуть только  вместе  с  ним… Ну и новости, черт возьми.

Практически все население Агвали высыпало на берег смотреть  их  прохождение — были отменены все работы и даже занятия в  школе (!) Человек двадцать  крепких мужиков как пушинку подняли перевернутый плот и  перенесли на поляну, где  он был так молниеносно отремонтирован, что к вечеру  родинцы уплыли. Утром на их стоянку приехали из Агвали артисты, местный  ансамбль  песни  и  пляски, дабы поднять им настроение  после  овера, попутно захватив с собой  неимоверное количество вина, которым так была напотчевана команда Федоровича, что  тем пришлось потерять целый день, дабы придти в норму.

-Жаль, нас там не было — да, Юра? Уж мы  им помогли бы с вином разделаться» —

Шура мечтательно закатил глаза.

Подтягиваем выехавшие за борт камеры, израсходовав остатки троса   для увязки рюкзаков — теперь они будут держаться на  одних  лямках. Толпа человек двадцать, ребятня и взрослые, провожали нас. Сердобольные  женщины, которым  было откровенно жаль молодых мужиков такой  рискованной и опасной «профессии»,зашивают Шамряну и Шуре  прямо  на  них  распоротые  в  коленях  шторм-брюки, те  весьма смущены, но вынуждены терпеть, а Юрке вдвойне неловко – ну  как доберутся еще и до двух дыр у него на заднице? Да, чуть не забыл: проходя Агвали, он повстречал нашего знакомого — того самого мужичка,с которым мы завтракали за Орлиным  и  который  так  щедро отвалил нам мяса; его,вдрызг пьяного, вели под руки  двое  ментов: он якобы чуть не убил жену, которую сам же и шел «встречать».

Перед  отплытием  Юрка  тщательно, до  травинки, выдергивает  из  щели между подушкой и стрелой маленький, уже увядший букетик полевых цветов, засунутый  туда кем-то из ребятни – вот уж не думал, что он такой суеверный.

Две-три  версты  до  моста  шли нормально – сильнейшая стремнина, мощные косые валы, проход  все  время  впритирку  к левому берегу, куда и сваливается основная струя. Перед мостом  решено  зачалиться  для  уточненного  просмотра. Приткнулись неудачно, снова  меня  волочит  по  гальке, а чалка, обжигая ладони, вытравляется, несмотря  на  все  усилия. Попытался зацепить трос за увесистый булыган не менее полутонны   весом – его перевернуло   как  пушинку, я едва  успел  перехватить сдернутую петлю. Плот  развернуло, перехлестнутая  через заднюю подгребицу чалка мешает Юре работать гребью. Вскакиваю, обгоняю плот, по пути  перекинув трос через зеваку-пацана, сбив  с  него  шапку, и  надежно заматываю конец вокруг тяжелого, вросшего в каменистую отмель скального обломка. 

Идем  с  капитаном, с моста просмотрели тянущуюся ниже шиверу со здоровенными пенистыми  валами, лишь слегка спокойнее сонгмийских.Дальше, за правым поворотом, нужно держаться правого берега – со слов Шамряна, просмотревшего это место утром.

Под самым  же  мостом  река  проедалась  глубоким провалом с последующим могучим отбойным стояком. С высоты трудно  было  оценить  его размеры, но с гарантией выше двух метров. Решено в эту пасть не соваться, а обойти правее.

Возвратившись к плоту, застаем сидящего на рюкзаках старого знакомого,который чуть было не убил жену – хочет «прокатиться». Как уж  его  отпустили – непонятно, или «чуть» у них не считается? Уговоры не помогли,и лишь  с  помощью подозванных местных ребят удалось выманить его на берег.

На  мост  тем временем высыпала уйма народа. Прошли нормально, на шивере  нас  здорово  прокачало, нос  и  корма  попеременно  ритмично  взлетали на гребень и рушились в межвальные  ямы, заставляя  так  же  синхронно  ощущать то секундную перегрузку, то необычайную легкость всего тела. Обходим коварный зуб у поворота и сильно работаем вправо, ловя макушки дыбящихся валов.

Из  огня  да  в  полымя – тяжелые  косые  валы, даже покруче тех, что только миновали, начали  немилосердно  трепать  наш у посудину. Между мужиками вспыхивает короткая перепалка:

Шура(с тревогой): Юра, уходим влево от этих стояков!

Юра(спокойно): Шура, держим прежний курс!

Шура: Уходим, Юра, уходим!!!

Юра:Шура, я смотрел здесь утром, слушай же меня, мудак, верно  идем, а влево  еще  хуже будет!

Болтанка усиливается, подушка  ритмично  ныряет в воду. Хорошо, что валы хоть и здровенные, но  спокойные  и  гладкие, и  кроме захватывающей дух качки никаких неприятностей  не  причинили. Проскакиваем  сужение  в  бурлящей струе, свал реки вправо, у левого  берега  уютная  лагуна. На  пределе сил выгребли к ней и удачно зачалились.

Километром ниже – порог, тот самый, где кильнулись  родинцы. На трассу пришлось продираться  через   густую живую  изгородь  колючего  кустарника, поясывающего огороды, раскиданные  на подпирающем  дорогу склоне. Попутка подкинула до нужного места.

Да, местечко  буйное: узкий, вытянутый  метров на сто, густо заросший зеленью кустарника островок, левая  протока  мелкая и сплошь забита обнажившимися камнями, правая, основная, за  островком  не   просматривается, у  раздвоения – опаснейший участок: на входе с правого берега в реку вдается здоровенный булыган, а по центру потока, заворачивающего  вправо – еще  один ,помельче, полузатопленный, с которого струя  срывалась  отвесным  сливом, вздымаясь могучим валом, перевернувшим два дня назад, по  большой  воде, плот  Родина. Даже  сейчас, по  упавшей воде, его высота превышала два метра, ну а позавчера  как  пить дать все три. Даже если как-то уйти от вала влево, проскочив эти узкие ворота, на что шансов было мало, то последующий каскад грохочущих сливов с  пенными  стояками  и  торчащими  там и сям скальными обломками запросто доставит неприятности с трудно предсказуемыми последствиями.

Для просмотра правой,скрытой за  островком  протоки пришлось залезть на опору ЛЭП. С высоты 15-ти метров  виден  был  лишь  правый  берег и русло до середины – сплошная кипящая белопенная каша. Долго мы  лазили  по  колючему кустарнику вдоль берега, осматривая  раздвоение  и  слияние проток  с  разных  сторон.  Шура все порывался форсировать протоку вброд и просмотреть правый рукав непосредственно с острова, надеясь найти проход у  левого  берега, и, как  мы  его  ни отговаривали, все же полез в воду. Худо-бедно, перебираясь  от  камня  к  камню, добрел  он  до середины, где течение набрало силу, в немыслимом прыжке попытался преодолеть метра два до следующего камня, но не достал до него, оступился, вымок чуть ниже  пояса и, ухватившись за спасительный камень, стоял теперь в быстром  потоке, едва  держась на ногах. Вперед путь был отрезан, разве что вплавь, но «мочиться»  ему, естественно, не хотелось. Назад снова  прыгать  было весьма рискованно, а  преодолеть  эти  два метра вброд и удержаться на ногах тоже было под большим вопросом.

«Ну куда залез, мудило? Вот и стой теперь там!» – крикнул  Юра, в ответ на что Шура с виноватой улыбкой махнул нам рукой, взывая о  помощи.  Пришлось добираться до него стенкой и так же выходить обратно.

Чуть ниже, в  самом  глубоком  месте левой протоки, плавает мужик, вылавливая плавник в такой-то ледяной воде…- да, молодцы эти орлы, дети гор…

Снова  стоим  у  раздвоения, смотрим  и  думаем, прикидываем  так и сяк. Шура колеблется, даже  Юра  и  тот на сей раз высказывается не столь  решительно,но в целом настроен идти. Стоящие  рядом мужики в один голос убеждают  не рисковать, а обнести, тем более что в Агвали на автобазе нам дадут машину.

Итак, решено  обносить. Юрка остается у плота, а шофер  подъехавшего «газика», некто Алик, подбросил нас с Шурой до автобазы. Машину обещали дать через час-два, в ожидании чего мы просидели у Алика дома. Накормил  нас  яичницей  с лепешками, покрутил патефон, показал  семейный  альбом,познакомил с женой.

В кузове полуторки домчались до стоянки плота, слезли, машина ушла  ждать нас к  порогу, где есть удобный подъезд к береговой кромке.

  Вот оно, проклятое разгильдяйство:в  продуктовом мешке  опять вода. Сливочное масло, очевидно,вступило в реакцию с солями, растворенными  в  мутной  койсовской воде, и превратилось в какую-то бесцветную слизь, остатки сахара  расплылись  по всему мешку, смешавшись с раскисшими пакетами супов, осев на подмоченных  мешочках с крупами; и лишь последняя буханка затронута чуть-чуть. Ну что ж, урок нам, ослам, на будущее — впредь надо тщательнее готовить снаряжение.

Уже в сумерках подогнали мы плот к порогу, при подходе между Шурой и Шамряном вновь вспыхивает  яростный  спор: Юра  требовал  чалиться  в крошечной заводинке, вдающейся в каменистую береговую кромку, Шура же настаивал приставать чуть дальше. Шамрян  как  всегда  оказался  прав: порог  бушевал  уже  в  сотне  метрах ниже, и зачалиться  на  дальнейшем  протяжении  от  этой  заводи  нечего было и  думать – сильнейшая  стремнина, зацепиться  ну  совсем  не  за  что, а одними руками разве остановишь?

C помощью  местных мужиков затолкали плот в кузов, разгрузились километрах в трех ниже, на  широкой  галечной  косе  у  поселочка. Шура в момент договорился о ночлеге,я  сбегал  в  магазин, который, конечно, был закрыт в такой поздний час, но расторопный парнишка умчал вперед меня на мотоцикле, поднял продавщиц, и к моему приходу они  были  на  местах. Взял  масла, три пузыря  красного 0,7 и 2 бутылки газировки. Нам  отвели  комнатенку   в   пустующем   домике  из  дикого   камня, прилепившегося  к  скальному  склону. Тот же пацан постелил матрасы на цементный пол, от приглашения выпить вежливо отказался,пожелал спокойной ночи и удалился.

Ужин  готовили  в  соседнем  домике – сварили  половину оставшейся гречки, из остатков кураги и сахара сварганили компот. С завистью взирал я на плескавшуюся в ведре рыбину кила на полтора – со слов хозяев, называется она «осман».

Разлили   вино. «За реку!» — молвил Шура, поднимая  стакан. «Вот это река!»- добавил он, ставя на  пол  пустую  емкость. Ужин  умяли в момент и в изнеможении растянулись на матрацах, я даже в спальник не успел залезть — уснул лежа на нем, в одежде.Как потом я узнал, поселок этот назывался Гигатли.

9.05.74г. С  утра  Шура  умчал  на просмотр, мы же, разморенные жарой, готовим завтрак, увязываем  шмотки, приводим  в  порядок  плот. Погодка на славу — солнце, лазурная  голубизна  неба. Разогрели  остатки  вчерашней  каши – оказалось  мало, родников  поблизости  не  оказалось, пришлось  рис сварить на койсовской воде, с грехом пополам процеженной через рубаху. Тем  не  менее  получилась  такая  дикая мешанина из песка и риса, что после каждой ложки приходилось отплевываться.

Шура  вернулся  в  полдень: добрался  он  до  самого  Тлоха,  где  и  застал свертывающихся домой памирцев; родинцы же сматываются из Ботлиха, плот загнали  за 9 рублей и ловят машину на Хасавюрт.

«Представляешь, Юра, набрались наглости спрашивать, когда  вернем  деньги, что у них занимали! А я им так  и  заявил – шиш вам, а  не  деньги, раз  утопили  наш студбилет! Это ж надо, додумались, мудаки, — привязать планшетку к подгребице! Да, Мамонт еще загнул, что высота вала, который их перевернул, была никак не менее пяти метров  — Нашел  кого слушать,- Мамонта! Это  же  трепач  первой статьи!» — и Шамрян протянул Шуре котелок с кашей.

Действительно, охломоны! Ну  а  нам  еще  целый день плыть, а там видно будет.

Программа-максимум состоит в том, чтобы достичь Сагринского ущелья, по возможности пройти его и уж тогда со спокойной душой можно  будет  завязывать. Если  сегодня  обойдется без эксцессов и плыть впритык дотемна, то  завтра к вечеру мы до ущелья дойдем. Этим  и  отыграемся  за   свое отставание, дотянувшись  до крайней точки маршрута — от Сагринского  ущелья  дорога  уходит от реки на север, на  Хасавюрт через Дылым. Но в любом случае 12-го надо быть в Москве как штык.

Между прочим, мой приятель по МАМИ, чей студбилет утопили эти раздолбаи, содрал с меня за это 20 рублей,то  бишь  полстипендии, а Родин в ответ на мои  претензии туманно пообещал компенсацию,которой я так и не дождался…

А  пока  затаскиваем  плот  метров на двадцать выше, чтобы выгрести  к правой полноводной  протоке, стартуем. Тем  не  менее  не выгреблись и тряслись  брюхом по левой мелкой. Миновали несколько шумных шивер. Через пару часов долина  раздалась, крутые   склоны   берегов  сгладились, и  во всей  своей  изумительной   красоте открылись  устремленные  в  небо  цепи  остроконечных  снежных пиков, полукольцом заслоняющих горизонт. Да и  река поутихла, но даже и теперь она не шла в сравнение со  спокойными  участками  Риони или Черемоши. Тем не менее команда расслабилась, хотя  капитан  постоянно нас одергивал, вытащили из мешка со спальниками «Смену», бутылку  с  газировкой, снимаем  наши небритые рожи на фоне  изумительных горных пейзажей, пьем   воду  из  горла. Юра даже рискнул сесть на рюкзаки и  подгребает сидя. Солнце палит вовсю, ветра нет — благодать,идиллия!

Передаю Юре остатки газировки, забираю у Шуры фотоаппарат, оборачиваюсь  назад и  ловлю  в  кадр  Шурину физиономию с приклеенной в углу рта сигаретой на  фоне снежных  пиков, дыбящихся  в  развале  долины. Но не успел я нажать на  спуск, как раздался  его  тревожный  крик: «Стенка, Юра,стенка по курсу!! Влево, влево сильно навались, мудаки!» 

Шамрян   вскочил  как  подпружиненный, недопитая  бутылка  полетела за борт.

Коварный попался прижим — без привычного грохота, каким он  обычно сопровождается в порогах, просто река сделала крутой Z-образный  поворот и в   данный момент нас несло в лоб на скальную стенку. Яростно, молча  отгребаемся, ситуация — глупее не придумаешь: мешок со спальниками  развязан, фотоаппарат  у  меня в руке — ну, если пять овер…  Конечно,ничего мы не успели  за  эти оставшиеся 40-50 метров, даже нос отвернуть — Юрка  резко  выбрал гребь на  себя  за  полсекунды до стыковки, а плот, протаранив стенку, с силой  припечатывается к скале, вздымая правый борт, мужики пулей метнулись наверх, я же, скованный  фотоаппаратом, рванулся было вслед за Шурой, так как стоял слева,но крен уже был такой, что я соскользнул с настила и по грудь встал в воде торчком как поплавок, подняв руку с пока еще сухой «Сменой», еще раз подспудно по достоинству оценив свой спасжилет.

Плот, продолжая заваливаться на меня, медленно тащится  вдоль скальной стенки под такое знакомое  звуковое  сопровождение  воющей  от  трения  о камень резины, мужики  балансируют  на  крайней  продолине, вцепившись в нее руками и ногами, но крен тем не менее растет, и только я хотел оттолкнуться, чтобы не быть прихлопнутым вместе с фотоаппаратом, как плот, встав градусов под  восемьдесят пять к плоскости  воды, замер на мгновение  и  разом  скользнул  вниз, грузно плюхнувшись камерами.

Добродушно, с облегчением материмся,отводим душу.

Подходим к Ботлиху, скрытому за разделяющим поселок и реку куском хребта.»Юра, помнишь информацию мудаков-байдарочников  про  мощный порог в районе Ботлиха?» – весело бросил Шура. Да тут даже шиверой не пахнет, наврал  нам  Паша, кругом наврал.

Позади  темнеет – скоро  жди  дождя. У  моста  Шамиля  пристали — мне  нужно переодеться  в  сухое. Шура хотел было тайком запечатлеть мой голый зад, но выдал себя неосторожным возгласом, так что я успел спрятаться за низкую галечную насыпь, и ему пришлось истратить кадр на мост Шамиля.

Стыковка со скалой не прошла даром: камеры на корме сбились, выехали за борт, а подтянуть нечем, веревок  никаких  уже  не осталось. Да, невеселая ситуация. Сели на рюкзаки, Шура закурил в раздумье.

«Сваливать надо», — бросил он, глядя куда-то в сторону.

«А как же  Сагринское  ущелье, ты что, забыл о наших планах?» — это Юра.

«Мне двенадцатого надо железно  быть в  Москве, иначе шеф голову отвернет», — кажется на это упирал  Шура. А  впрочем, точно  сейчас  не  помню, почему он так торопился, может  просто  был сыт по горло нашими приключениями. Я его поддержал – если  бы не  тот  гробовой  овер, согласен  был  плыть хоть до Сулака, время меня особо  не поджимало.  

«Мы должны сойти с  маршрута только после Сагринского,» — продолжал настаивать Юра,-«а чтобы  успеть к двенадцатому, улетим самолетом».

Прикинули  финансы – не  хватает  на  самолет  даже  с моим загашником. Далее последовал темпераментный диалог с обилием непечатных выражений между завхозом и капитаном, в котором  первый  пытался убедить оппонента в несерьезности мотивации его решения, а второй железно  стоял на своем.

Итак, решено сматываться сегодня же. Юрка недоволен и не скрывает этого: «Как ты считаешь, Шура, можем ли мы утверждать, что достойно покорили Андийское  Койсу?»  — примерно  так  звучал   его вопрос. «Мы с тобой об  этом  после поговорим», — уклонился  от ответа капитан.

Отчалили. Через полчаса, завидев на правом берегу поселок, пристали, разузнали у местных и выяснилось,что автобус на Махачкалу отходит от  следующего  поселка.

И снова нас качает — плот утюжит последние километры Койсу. Внезапно влетели в  сильную  шиверу, холодная  вода  привычно  обожгла ноги. Через пару верст на подходе еще одна, с полутораметровыми косыми валами.

«Давай-ка,  Юра, вправо, по  краю вдоль берега, в гробу я видал эти валы!» — скомандовал  Шура — а раньше всегда мы совались в самое полымя…

Уже  к  вечеру, под нудным моросящим дождем, промокшие, продрогшие и голодные, пристали  мы  наконец  к  поселочку  Орто-Поло .Как  раз перед ним река течет по обширной  долине, ветвясь  на  множество  мелких  проток. С  подошедшим  мужиком договариваемся  о  ночлеге и намекаем на продажу плота, но денег не дал и бутылку не поставил, видно смекнул,что он и так ему достанется. Жена уехала к родичам, так что он пока  один.

Переодевшись,валимся на топчан и тотчас же засыпаем,однако голод не тетка —  примерно через полчаса я  проснулся  от урчания пустого брюха,найдя силы сварить рис  и  гороховый  суп, бухнув в него  всю  баранью грудинку-подарок того самого  чудаковатого мужичка из Агвали,едва не убившего жену. Впервые довелось мне топить печь кизяком — вот уж не думал, что он горит не хуже нормальных дров. Супчик вонял по-страшному, но  я  тем  не  менее съел всю миску, Юра с плохо скрытым выражением отвращения на лице выхлебал лишь половину, выплеснув  остатки, а  Шура вообще не притронулся — мой любимый горох доконал его окончательно.Хозяин  угощает пирогом с орехами и свежеиспеченным лавашем.

10.05.74г. В  шесть  утра, слегка  перекусив, направляемся  к  дороге.Решено автобуса  не  ждать, а  ловить  попутку  на Хасавюрт — дешевле и  ближе, чем  до Махачкалы, так как через перевал автобус на Хасавюрт не ходит. Буквально через пять минут поймали грузовик,в темпе погрузились и погнали вдоль Койсу на восток.

До Сагринского ущелья река полна буйных шивер, усмотрели и три мощных порога.

А вот и сам каньон — узкая извилистая щель в скальном монолите   глубиной метров сорок и протяженностью не больше ста. Шофер  внял нашей просьбе и тормознул минут на десять, пока мы осматривали его  со  всех  сторон. Река сужается до четырех(!) метров, на входе опасные камни, серия мощнейших  валов, на дне  ущелья вода кипит и клокочет, отражаясь от многочисленных  ударов  о  стенки.  Очень сложный участок, сошлись на том, что непроход стопроцентный. На прощание с  рекой ущелье засняли со всех мыслимых позиций (вышло преотвратительно — но что  еще ждать от нашей добитой «Смены»?).

Через ущелье переброшен мост, за ним дорога сворачивает от Койсу на север  и  петлями начинает забираться на  перевал.

Тряска просто дикая, кидает от борта к борту – асфальта, естественно, нет и не   было никогда. Нелегко в таких  условиях  раздавить  на  троих  бутылочку  в  честь прощания с Койсу,но мы все же умудрились не пролить ни капли.

Жарища неимоверная,на небе лишь редкие облака,чуть ли не цепляющие за голову, и палящее солнце, но на самом перевале гуляет  прохладный  ветерок, навстречу бегут ручьи от тающего снега, чьи пятна еще густо покрывают каменистое плато.

Сразу же  после  перевала, уже на спуске, въехали в такой густейший туман, что видимость стала не более десяти метров, плелись черепахой. Чудно — где это видано, что туман бывает днем?

Со вчерашнего супа и от дикой тряски я занемог, и  мужики  пересадили  меня в кабину попутного самосвала(наша была занята).

«Что за туман такой странный?» — спрашиваю шофера.

«Это мы в облако въехали», — поясняет он.

На полпути у него застучал клапан и до  самого  Хасавюрта тащился чуть ли не шагом, отстав от «нашей» машины как  минимум  на час.

На окраине Хасавюрта — столпотворение: тысячные россыпи народу и  сотни машин  — легковых, грузовых, автобусов. И  все  это  раскинулось  на склонах  огромной  естественной чаши-впадины, напоминающей гигантский стадион, где  от ворот до ворот не  менее  500  метров, а  высота  «трибун»  порядка 50-60  метров. Оказывается, какой-то  национальный  праздник, к  нашему  приезду как раз происходили скачки.

Машину с мужиками нашел на удивление быстро — по дугам над кузовом  под брезент.

Минут двадцать с интересом понаблюдали, как лихие джигиты, припав к  гривам  своих  горячих скакунов, бешеным аллюром летели наперегонки. Среди  них  запомнился один неумеха на сивой кобыле, с каждым кругом сильно отстававший от лидеров. С  норовом  попалась лошадка — через каждые  50-60  метров  она  взбрыкивала задом, стремясь выбросить своего наездника из седла.

«Ой лопух, да его девки в родном ауле на смех поднимут!»-весело рявкнул Шура, пыхнув своей неизменной сигаретой.

Тут  подошел  шофер  и  подбросил  до  вокзала. Билеты  взяли без проблем по студенческим на 22-00, в  оставшееся  время побродили по главной улице, опрокинули по  стаканчику. Городишко захолустный, хоть и сто тысяч населения, молодежь дикая, при  покупке  газировки, мороженого, пирожков  и  прочего  с лотков — очереди не признают. Как-то  так  получилось, что Шура от нас откололся, а обнаружился только через полчаса с  фингалом под глазом.Он,оказывается,стоя в очереди за мороженым, попытался  навести  порядок, вступившись  за одного почтенного аксакала, которого отпихивали  шестнадцати-семнадцатилетние  ребята  и  получил вот такой гостинец.

Капитан, конечно, в долгу  не  остался, но их было много, и дело грозило дойти до поножовщины, но, на его счастье, за Шуру вступились двое  мужиков-дагестанцев, некие Миша и Тимур, и втроем они раскидали всю  эту  шпану. Миша  потом долго извинялся перед «гостем»  за  бестактность  местной  «доармейской шантрапы», по его словам выходило, что только после службы в  армии они проникаются уважением к  русским.

По такому случаю грех было не выпить за компанию со спасителями нашего капитана, что  мы  и  сделали, истратив  последние деньги. Потом наши новоиспеченные друзья помогли втащить в вагон шесть туго набитых рюкзаков, тепло распрощались.

Тронулись. Через полчаса, во время пятиминутной стоянки в Гудермесе Шура опять  чуть было не влип в историю: забежав в пристанционный туалет, он  так и не  успел   справить свое дело – за  спиной  двое  мрачных типов стали обсуждать достоинства его свитера ,и Шуре пришлось спешно ретироваться.

Как раз в нашем вагоне возвращалась с Аварского Койсу  группа  Кирюхина, весь следующий день делились впечатлениями, причем Шура  с  таким  эмоциональным жаром  повествовал о своем подводном купании в Сонгми, что те загорелись и стали строить планы пройти нашим маршрутом.

P.S. Три  года  спустя Юра подарил мне книгу «Водные маршруты СССР. Азиатская часть» с дарственной надписью:»Андрею от Шамро. Надеюсь, мы еще  поплаваем вместе». 20.04.77г.» Но поскольку после  гибели на р.Бзыбь Пети Богданова у меня  пропало  всякое  желание  еще  раз  испытывать судьбу — этой  его надежде не суждено было сбыться, а саму книгу я бегло пролистал, даже не вчитавшись внимательно в описание маршрутов тех рек, которые довелось пройти. А потом она и вовсе где-то затерялась, начисто  вычеркнув  из  памяти  сам  факт своего существования. И вот через месяц после того, как было напечатано вышеприведенное повествование, она вдруг попалась мне  на  глаза. Открыл, просмотрел — есть Андийское Койсу! Ого, да тут уже и все пороги проименованы, а мы-то обозначали их просто номерами.

Очевидно, в 1975 году  по  реке  прошел  не  один экипаж, т.к.уже в 1976г.книга увидела свет.

Так  вот, оказывается, тот  порог, где мы кильнулись(N3), носит грозно-звучное название «Хвершиниглер» — по имени правого притока, впадающего в Койсу чуть ниже, по левому склону  распадка  этого ручья мы с Юрой карабкались за стройматериалом.

Каскад из трех порогов от «Сонгми»до «Орлиного Гнезда» именуется «Сосиметрарским каскадом» – также  по  названию левого  притока – это  уж  не  тот ли ручеек, что впадает в  Койсу  рядом  с  приютившей  нас  хижиной? Но почему же не фигурирует название «Сонгми» – ведь  мы  именно  так  называли его в отчете. Порог N7 — это «Тисский», а порог N8, который  мы  обнесли  и  где  кильнулись  родинцы, именуется совсем по-чудному: «Гиммерсортлер» — опять же по  впадающему рядом притоку.

  А  сколько  же, интересно,  появилось за   все эти годы по Андийскому  Койсу вмурованных в прибрежные скалы памятных дощечек  из нержавейки, подобных тем, что я видел на Уде и Риони,разница в датах на которых всего лишь 20-30 лет…

                                                         май 1974 — май 2004

Р.Р.S

  С  тех  пор минуло 40 лет,и пронеслись они как-то незаметно…Давно уж нет в живых  моих  друзей  нашего  авантюрного  экипажа – Юрка  Шамро (Шамрян) погиб в Монголии, на р. Шишхид-Гол, в сентябре 90-го, а Шура Лаптев спился  и умер в 2005-м.

И как знать, если бы я не завязал в 77-м после гибели на реке Бзыбь моего приятеля Петьки Богданова, сумел бы написать эти строки?

И вот совсем недавно, заимев свой компьютер  и подключив Интернет, набрал я в графе  «Поиск»  вводную  «сплав по Андийскому Койсу»  в  полной уверенности, что последние  сорви-головы  прошли  реку  весной  94-го, до чеченской войны. К моему удивлению, последняя  группа  москвичей-водников  покорила  реку  в мае 2010-го!

Незамедлительно  связался  с  их  капитаном  и  встретились  в  кафе  «Грабли» у Киевского  вокзала. И  вот  на  экране  ноутбука  во всей  своей грозной красе — незабываемая  Андийское  Койсу… Неумолим   бег времени, и от той патриархальной глуши, что была в наше время, не осталось и следа. Если в 74-м   дорога отходила от левого берега вправо в направлении Эчеды, то теперь она  продлена  вдоль  реки на многие километры, и после  взрывных  работ  образовались  новые  пороги. На месте висячего пешеходного мостка, под  которым бушевал порог «Хвершиниглер», красуется капитальный железобетонный мост, и дорога тянется вдоль правого притока Хварша до знаменитых  минеральных  источников (а  мы тогда о них и понятия не имели). Ручей Сосиметрар, тот  самый, что  впадал  в  Койсу рядом с хижиной, где мы провели две ночи, ремонтируя плот, теперь не перетекает через дорогу, а пролегает опять же под надежным  железобетоннным  мостом — видимо  он  изрядно  размывал проезжую часть после сильных дождей. Вдоль его левого берега  проложена дорога  через  перевал, а той  хижины, что приютила нас, (как оказалось, это была хибара путевого обходчика) нет и в помине.

Озеро перед порогом «Орлиное Гнездо» исчезло — очевидно, дно поднялось за счет отлагавшихся из года в  год наносов грунта, ибо вода сейчас такая же невообразимо мутная, что  и  в  74-м. И, наконец, с  удивлением  я просматривал проход порога «Гиммерсортер» — с  удивлением, ибо  левая  протока, та  самая, что  мешала  нам просмотреть порог  непосредственно  с  островка  и  которую  Шура  так и не смог форсировать вброд — исчезла напрочь(!), несмотря на примерно тот же уровень воды, что и в наше время. И  техника  сплава  теперь  далеко не та — на плотах давно не ходят, теперь  в  моде  катамараны — двойки  и  четверки. Эти  отчаянные  ребята спустились по веревке на дно Сагринского ущелья, и я с волнением в упор взирал на невообразимое  буйство  горной  реки, которое  двадцатилетним  наблюдал с высоты сорока метров…

Путешествовали  они с  комфортом, немыслимым в наше время: заранее связались с владельцем  «Газели», живущим  в  Махачкале, он  их подкинул сначала до верховий Аварского Койсу, а после ее  прохода  через  перевал доставил на Андийку к порогу «Хвершиниглер», откуда они и начали сплав. По  воде  шли налегке, багаж перевозился следом на «Газели» — нам бы так в 74-м… Шофера хорошо знали на всех блок-постах, поэтому особых проблем с пропусками не возникало. Никаких боевиков-бандитов им не повстречалось, единственное проявление враждебности со стороны местного населения проявилось  в  поведении  пацанов-подростков — они  швыряли с дороги камни на их  лагерь, разбитый у реки метров на двадцать ниже их уровня.

Оба их катамарана удачно прошли Орлиное гнездо, но той невообразимой могучести, которую   я наблюдал   шестого мая  74-го, не было и в помине, центральный стоячий камень вырисовывался довольно четко, хоть и был полностью обливаем.

 Расстались мы с Серегой друзьями, и мысленно пожелал я ему не разделить судьбу Шамряна и Петьки Богданова…

                                                               май 2014г.

P.P.P.S

 После  этой  встречи решил я разыскать ребят из экипажа Родина и переснять их фотографии, ибо что у   нас  осталось  после  добитой «Смены»?  Отыскал-таки свой потрепанный телефонный блокнот студенческих времен, где  был записан телефон Шуры Кураксина. Но увы, там ответили, что понятия не имеют, кто это такой. Серега Кочетков подсказал, как выйти на оцифрованный отчет Родина, с интересом с ним ознакомился и выписал  координаты  всех  членов  экипажа.  Но опять  увы, — ни один телефон не соответствовал  реальности… Обратился  в  Мосгорсправку, заказал двоих — Володю Ершова и Борю Доронкина, ибо  сделать  заявку на всех было слишком круто — 400р.с носа. Откликнулся  один  Борька, болтали  с  ним  по  мобильнику  минут двадцать.

Оказывается, Родин  и  Серега  Леонов  уже  умерли, а  про  остальных он  ничего не знает и никаких координат тоже нет. Заказным письмом выслал ему свой  очерк, он прислал мне ответное письмо и несколько фотографий, на одной из которых  я увидел себя, стоящего лицом назад  по  ходу, опершись спиной о кабину грузовика, и  рядом сидящих Родина и Ершова. Но  сколько  ни  названивал, чтобы  договориться  о дне встречи — у  него  постоянно были  какие-то  отговорки, так что я плюнул и  решил искать других. Звоню в Мосгорсправку.

-Почему не откликнулся Ершов?

-Стало быть, не хочет…

Поразительно! Неужели ему не  интересно  окунуться  в 74-й год? Что-то  тут не того…Вставил программу «Адреса и телефоны г.Москвы»,нашел телефоны всех ребят, но опять же везде жили совсем другие  люди. С  удивлением  обнаружил, что телефон Володьки Ершова по этой программе и от  Мосгорсправки один и тот же — вот мудак, зачем же я платил, если они все сведения черпают из того же Интернета…Звоню.

Трубку взяла какая-то женщина.

-Понимаете, я  разыскиваю  своего  давнего приятеля, и Мосгорсправка дала мне этот телефон.

-Да,мы получили от  этой организации письмо на имя Ершова и выбросили  не читая, ибо его здесь нет уже десять лет, с тех пор, как мы купили у него квартиру, и  где он теперь — понятия не имею. Был он спившимся алкашом, и  дочь  его алкашка, а сын наркоман, квартира  была  запущена  донельзя — кишела  клопами, тараканами, крысы бегали табунами…

 Невероятно! Неужели Володька мог так опуститься? Или это его полный тезка с тем же годом рождения? А если заказать телефон Мишки Рысакова —  это же их приятель.

Слава богу, на сей раз Интернет не подвел — я сразу узнал его голос,хоть и прошло 40 лет как мы с ним расстались. Он-то и сообщил, что Володя Ершов на ПМЖ в Израиле, а в Москве бывает наездами, дал и телефон.

  А с нижеприведенными стихами вышла  такая  история.Сроду никогда я их не писал!

И вот месяца через четыре после своего второго рождения,в сентябре 74-го, по пути в МАМИ в электричке вдруг  с  удивлением  констатировал, что в голове сами собой складываются рифмы по поводу самого  драматического  момента  нашего авантюрного похода, когда я захлебывался в «Хвершиниглере». Тут же вытащил из портфеля тетрадь и записал. Иду по перрону  Ярославского  вокзала к метро и снова набегают строфы, еду в подземке — и опять у  меня  в  башке что-то рифмуется, и опять я записываю, чтобы не забыть. Эта странная подсказка извне закончилась на строчке «и вот уж я на берег выползаю». Дальше начал уже кумекать сам, и, к моему удивлению, дело пошло, и я успешно довел повествование до конца. Ну а потом уже накропал с самого начала до той строчки,откуда пошло мое сочинение с подсказкой извне.

                                   Койсу

                   Есть две реки могучих в Дагестане
                   Их две сестры,и схожие названья
                   Одна из них - Андийское Койсу
                   О ней до вас рассказ я донесу.

                   Койсу Аварское - ее сестру родную
                   Кирюхин с Родиным уже избороздили
                   Мы все проверили - Койсу другую
                   Туристы-водники еще не покорили.

                   Из Хасавюрта мы поймали две попутки
                   Они с мукой пилили до АгвАли
                   Дождина,ветер,холодина жуткий
                   Забрались мы на перевал ХарАми

                   Лишь к вечеру добрались мы до цели
                   То бишь до поворота на ЭчЕду
                   Там Юра с Лаптевым едва не ох..ли
                   С тоски по сытному горячему обеду.

                   Наутро мы полезли в верх ущелья
                   По тропке,что идет на МитлудУ
                   Три пуда за спиной - того мученья
                   Не пожелаю даже и врагу.

                   Вот плот готов,и родинцы стартуют                   
                   В проход не выгребли,прижало их к скале
                   Ершова смыло - и какого х..
                   Ваш Родин студбилет не отдал мне?

                   Пошли и мы - вдвоем с Шамряном сзади
                   И только Шура Лаптев впереди
                   Гребями машем мы,назад не глядя
                   Тревожно сердце екает в груди.

                   И вот за это мы едва не поплатились
                   Влетели в серию могучих стояков
                   Корма по самую подушку провалилась
                   Гребь выбило у нас,у мудаков.
                                         
                   Пока ее на место мы вправляли
                   Мы драгоценные секунды потеряли
                   Поэтому не выгребли в проход
                   Впаялись с ходу носом в "бегемот".
                                         
                   Нас тотчас правым бортом развернуло 
                   Плот,накренившись,лезет на скалу
                   Но тут же нас теченьем вальцануло
                   Вот так мы получили по е.лу

                   И два порога еще мы миновали
                   Лишь по колено обмочило нас валами
                   Ударом в камень выбило запаску
                   Да сучья градом стукались о каску.

                   И нас лишь трое - вызов бросили реке
                   Кто знает,что там будет,вдалеке?
                   Всю ночь лил дождь,и ветер рвал палатку
                   Кавказ нас вызвал на решающую схватку.

                   И хмурым утром снова дождик поливает
                   Штормовка враз до нитки промокает
                   Тумана дымка все ущелье заполняет
                   К полудню экипаж наш отплывает.
                                    
                   И по валам нещадно нас бросает
                   И гребь переднюю вдруг разом выбивает
                   И сердце екнуло враз как на стометровке
                   И Юркин рык:"Веревку мне,веревку!!"

                   А капитан его спокойно посылает 
                   И гребью он работать продолжает
                   Но все же как мы на гребях ни надрывались
                   От камня не ушли,как ни старались.

                   И с ходу плот на камень навалился
                   И словно конь он на него вздыбился
                   И через левый борт в момент кильнулся
                   А проще говоря - перевернулся.

                   И гребни валов бьют по лицу без останова
                   И пред глазами они у меня до сих пор
                   И яростным брассом я воду рву снова и снова
                   И холодом смерти река мне дышала в упор.

                   И колющей болью мне лоб пополам разломило
                   А воздуха нет - только пены кипящей глоток
                   Обзор по краям пеленою черной застило
                   И тает по центру белого света кружок.

                   Еще бы секунда - и отрубилось дыханье
                   И не видать мне ни рек и ни гор
                   И был я на грани потери сознанья
                   Но к берегу выгреб и жив до сих пор.

                   И вот уж я на берег выползаю 
                   И воду изо рта я выливаю
                   И по дороге за плотом я ковыляю
                   Нога разбита - сильно я хромаю.

                   И мысль одна покоя не дает
                   Ведь впереди порог "Сонгми" ревет
                   И если все же плот туда внесет
                   То все что снизу - с мясом оторвет.

                   А плот меж тем за поворотом скрылся
                   И с осыпи крутой я вниз скатился
                   И вброд на островок я перебрался
                   И вот он плот,он все же цел остался.
                                         
                   Погода скверная - дождина,сильный ветер
                   Трясемся,проклиная все на свете
                   С большим трудом мы плот перевернули
                   Сухие шмотки сразу натянули.
                                       
                   Вот спирт разлит,и нечем закусить
                   Хреново дело,как же тут нам быть...
                   Ну и,конечно,капитан не растерялся
                   И с творогом пирог всем нам достался.

                   С плотом беда - вот не было печали...
                   Мы обе греби сразу потеряли
                   Подгребицы шесть вязок,все стальные
                   Все разом лопнули они при оверкиле.

                   Но черт возьми,какой же я раззява!
                   Чехол со спальниками - не завязан...
                   Раза в четыре тяжелее они стали
                   И мы через плечо их выжимали.

                   И небосвод вдруг просветлел оконцем
                   И жаркое враз выглянуло солнце
                   И шмотки тут же на камнях все разложили
                   И моментально мы их просушили.
                                          
                   Но на беду погода вновь забарахлила
                   Ущелье темной тучею накрыло
                   И весь багаж  мы под скалу перетащили
                   На нем с тоской сидели и курили.

                   Но,к счастью,мы приметили избушку
                   Пастушью хибарушку-сараюшку
                   И ключ найти к ней Шура умудрился
                   И домик в нашей власти очутился.

                   Оконце,нары,стол,топчан,печурка
                   В углу тряпье,пол чистый,ни окурка
                   За водкой Шуру в Цумеду мы послали
                   А сами дров на берегу в рюкзак набрали.

                   С вином вернулся Шура весь промокший
                   Холодным ветром до костей продрогший              
                   Со склона глыбину огромную свалило
                   И Шуру нашего едва не придавило.

                   Всю ночь по крыше дождик барабанил
                   С верховий ветерюга сарафанил
                   И на полметра уровень поднялся
                   И утром гул порога в дверь ворвался.

                   Койсу ревела,в берегах металась
                   От островка и следа не осталось 
                   Не,но какие все ж мы раздолбаи...
                   Подгребицу свою мы проморгали.

                   Итак,нам нужно много леса
                   На греби,ваги и противовесы
                   На склон хребта свои тела мы потащили
                   Найти подушку Шуре поручили.

                   Жара за тридцать,рубаху прожигает
                   И вялость телом всем овладевает
                   И руки-ноги будто бы чужие
                   Вот ведь какие бывают оверкили.
                                    
                   И полчаса деревья мы рубили 
                   И вместе пота с полведра пролили
                   На греби пару сосенок свалили
                   Со склона самоходом их спустили.
                                        
                   Искать подушку капитан заколебался
                   Он два часа на берегу пластом валялся
                   А тут с жарой воды чуток убыло
                   Подгребицу всю разом обнажило...
                                 
                   Подгребицу на место примотали
                   И спасжилеты в темпе подлатали
                   Запаску кое-как соорудили
                   Эх,нам бы греби,что до оверкиля!

                   Но вот наелись,и лежим валетом
                   И молвил Шура,затянувшись сигаретой:
                   "Эх,Юра,щас бы в ванну лечь погорячее
                   Да в ней газетки почитать что посвежее..."

                  "Да,хорошо бы",-Юра отозвался -
                   "Но я сначала б отоспался
                   Белье бы постелил что посвежее
                   И враз на бабу,что погорячее!"

                   Нас на рассвете рев порога поднимает
                   Зловещий грохот воду в клочья разбивает
                   Порог "Сонгми" на части реку разрывает 
                   И к праотцам он запросто отправит.
                                          
                   Но надо плыть,нам нужно быть в АгвАли
                   Зря что ль мы реку штурмовали?
                   Мы камеры раздули до предела
                   И мутная вода вокруг кипела.

                   По двум валам удачно прокатились
                   И носом в слив бурлящий мы зарылись
                   По грудь водой Шамряна завалило
                   И с Шурой нас по пояс окатило.

                   Валов удары на настил сбивают
                   И от гребей с руками отрывают
                   И плот немного лагом повернуло
                   И капитатана враз за борт смахнуло.

                   И он исчез,как будто провалился
                   И судорожно я за гребь схватился
                   Взгляд за корму - вдруг повезет на счастье...
                   Но вижу лишь валов разинутые пасти.

                   Секунды вечностью по нервам ударяют
                   И словно щепку плот порог швыряет
                   А Шуры нет,а Шура не всплывает
                   Неужто он на дне уж почивает?

                   Гребь нашу выбило и вбок перевалило
                   Водою так на лопасть надавило
                   Что налегаю я на рукоять всем весом
                   Ну хоть ты плачь,зажата как под прессом!

                   И вышло то,чего мы так боялись
                   Теперь мы лагом по валам купались
                   По-прежнему борюсь один я с гребью
                   Не поддается,падло,сучье племя!

                   Тоска отчаяния сердце мне сжимает
                   Комок противный к горлу подступает
                   Кричу,зову я Шуру что есть мочи
                   И мысль страшная под каской меня точит:

                   Неужто,думаю я,траурный венец? 
                   На дне Койсу нашел он свой конец?
                   Вдруг голова из-под плота рот разевает
                   Но тут же ее валом накрывает.
                                         
                   И вот уж рядом он,живой и невредимый
                   Он чудом спасся,Шура наш родимый
                   Он под плотом как рыба кувыркался
                   И камеры считать заколебался.
                                   
                   А в лоб прижим нам целит обалденный
                   И перед ним валы грядою белопенной
                   На грудь на каменную реку принимает
                   И круто влево он ее бросает.

                   "Цепляй валы!-кричит мне Шура в ухо 
                   Иначе наше дело глухо!"
                   Но брызги очередью в рожу полосуют
                   И через раз гребь машет вхолостую.

                   "Спокойно!-Шура мне кричит-"не суетиться! 
                   За гребень вал и разом навалиться!"
                   А скалы маятником пляшут вереди
                   Валы цепляем мы на уровне груди.         

                   Скалы махина небо заслоняет
                   Неужто с ходу брюхом припаяет?
                   Мы еле-еле нос от стенки отвернули
                   И тут же в серию валов нырнули.
                                            
                   По двум порогам еще  мы прокатились
                   "Сонгми" они в подметки не годились
                   Всего лишь четверть часа нас несло
                   И вот по курсу - "Орлиное Гнездо"!

                   И звучит команда - сильно влево!
                   Пологий берег - чалься к нему смело
                   А не успеешь - он в отвесный перейдет
                   И угодишь в гробовый непроход.

                   В экстазе Шура головой качает
                   И с того света он возврат переживает
                   Он под плотом почти с минуту находился
                   В рубашке,видно,парень народился...

                   И выручил шофер нас - некто Гриша
                   Его "козел" плот волочил как можно тише
                   Он и от водки и от денег отказался
                   Помог сгрузить - и тут же распрощался.

                   На этом месте мы заночевали
                   С утра прохожий подвалил - идет в АгвАли
                   Какой-то мужичок чудаковатый
                   Жену идет встречать уже день пятый.

                   Он нашу трапезу разнообразил
                   Теперь за мясом не бежать в магАзин
                   До полудня настил мы вдоль переложили
                   С большим трудом плот на воду спустили.

                   И два часа идет одна стремнина
                   Валы кипящие,булыжники,прижимы
                   И на гребях зевать нам не пришлось
                   И без эксцессов,к счастью,обошлось.

                   Седьмой порог грохочет на подходе
                   Спасенье - лишь в под правым берегом проходе
                   Река несет,и вот он,правый поворот
                   Вперед стремимся,набирая ход.
                                      
                   Вот начинаем вправо прижиматься
                   Пришлось от булыгана отбиваться
                   Вспороли вал,корма как в пропасть провалилась
                   И тело будто невесомым ощутилось.
                                        
                   И снова подхватил нас вал могучий
                   Уходим вправо,вправо,еще круче!
                   Скалы обломок слева оставляем
                   И нос по ветру строго направляем.
                                  
                   И вновь ревет по курсу вал-громада
                   А справа слив навроде водопада
                   С трудом от вала вправо отвернули
                   И в слив крутой стремительно нырнули.

                   Макушку вала передок срезает
                   И до кормы плот на секунду утопает
                   Подушка под водою исчезает
                   Гребь до предела наша пара задирает.

                   Под самым берегом наш плот летит
                   От россыпей камней в глазах рябит 
                   И вдруг толчок,и плот застопорился
                   То на подводный булыган он навалился.

                   Снять с камня плот - нелегкая задачка
                   Пытались мы сойти с него раскачкой
                   Две вязки срезали - ну вот теперь порядок
                   Баллон со скрипом вывернулся за борт.
                                            
                   И только снялись,как опять застряли
                   Опять раскачкой плот мы донимали
                   И гребь вдруг задняя воды коснулась
                   И тут же лопастью в поток воткнулась.

                   Еще секунда - и нас бы  развернуло
                   А там,глядишь,и вновь перевернуло
                   На гребь мы с Шурой налегли всем весом
                   И выдернули вовремя,балбесы!

                   Минуты три раскачкой занимались
                   Совсем чуть было не заколебались
                   И вот когда уж сил совсем не стало 
                   Теченьем все же с камня плот сорвало.

                   И с чалкой прыгаю я на пологий берег
                   Петлю за камень,вдруг! - отказываюсь верить!
                   Как только чалку туго натянуло 
                   Полтонный булыган перевернуло!

                   И на лету поймал я сдернутую петлю
                   Вцепился мертвой хваткой как пред смертью
                   Плот за собой на животе меня волочит
                   Пытаюсь встать,но нету,нету мочи!

                   С десяток метров за плотом я кувыркался
                   Едва без спасжилета не остался
                   Но все ж вскочил,и плот я обогнал
                   И за скалу я чалку замотал.

                   Вмиг Шура спрыгнул и в кусты бегом
                   И добежав,он тут же сел орлом
                   За сигарету жадно ухватился 
                   И тотчас в кадре "Смены" очутился.

                   Но голова у Шуры о другом болит
                   Меня на все лады он костерит:
                   Гороховых супов купил я чохом
                   И третий день его несет одним горохом.

                   Шамрян с рассвета на просмотр умотал
                   И у костра меж тем я хлопотал
                   Чифир для Шуры заварил перед побудкой
                   Как раз ему для закрепления желудка.
                                          
                   Чаек мой крепкий Шура похвалил
                   Но только кружку он до дна допил
                   Как сразу выругался аж до хрипоты
                   И тут же пулей кинулся в кусты.
                                    
                   Он мне оттуда кулаком грозит
                   И на чем свет меня он материт
                   Вот случай-то какой курьезный
                   У Шуры в кружке - жук навозный.

                   К обеду солнце жаром припекает
                   Ватага пацанов нас провожает
                   Шиверу сильную прошли с просмотром
                   Работа гребью - до седьмого пота.

                   Перед восьмым порогом мы приткнулись
                   Смотрели долго,прежде чем вернулись
                   Решили в тот порог мы не соваться
                   А обнести - и дальше вниз спускаться.

                   Нет,что вы - мы не отступились
                   Мы б за малейшую возможность зацепились
                   Но слишком по жаре вода упала
                   И шансов проскочить почти не стало.
                                             
                   И эту ночь мы провели в хибарке
                   Перекусили при свечи огарке
                   Устал я так,что лишь к полу склонился
                   На спальнике в одежде отрубился.

                   Лазурью нежной утро нас встречает
                   И снова солнце жаром прожигает
                   На сей раз Шура на просмотр умчался
                   Готовить завтрак снова я остался.

                   Эх,были б рядом хоть ключи иль родники...
                   Пришлось для каши воду брать нам из реки
                   И как ее через рубаху ни цедили
                   Песку в кастрюлю мы немало пропустили.

                   Мы кашу ели с хрустом,с матершиной
                   И Юра Шуру обозвал дубиной
                   За то,что тот не взял в поход канистру
                   Чтоб запастись в нее водою чистой.
                                       
                   Но вот отплыли - речка присмирела
                   Не те валы,не те уже шиверы
                   Команда вся расслабилась слегка
                   Сморило солнце,убаюкала река.

                   Передний Юрка из горла "Дюшес" глотает
                   Одной рукой лениво подгребает
                   Рюкзак со спальником развязан был опять
                   Я "Смену" вытащил и начал ей снимать.

                   И вдруг прижим - полсотни метров лишь осталось
                   И яростно команда отгребалась
                   Скала неумолимо надвигалась
                   И с силой вдруг с плотом поцеловалась.

                   Плот лезет на скалу,кренясь на борт
                   Да,роковой был этот левый поворот...
                   И пулей мужики наверх метнулись
                   К самой скале спиной они приткнулись.

                   А у меня всего одна рука свободна
                   Не смог успеть за ними я проворно
                   Лишь "Смену" поднял высоко как мог       
                   По грудь в воде торчу как поплавок.               
                                         
                   А крен растет - ну,если снова овер...
                   Намочит спальник - это что за горе
                   Мне только голову бы целой сохранить 
                   Да аппарат в реке не утопить.
                                           
                   А плот встает уже почти что на ребро
                   Хотел я было оттолкнуться от него
                   Чтоб не прихлопнуло меня как в мышеловке
                   А унесет - так кинут мне веревку.

                   Не раз фортуна лицом к нам обращалась
                   До вертикали ерунда осталось
                   Но...замер плот,и заскользил обратно
                   И плюхнулся он в воду аккуратно.

                   Сошли на берег - нужно мне переодеться
                   И не успел я толком осмотреться
                   Как Шура вынул фотоаппарат
                   Хотел запечатлеть мой голый зад.

                   Но пока с затвором он возился
                   Я в сухое мигом облачился
                   Ну а поскольку кадр был переведен
                   На мост Шамиля его истратил он.                       
                                             
                   Минуем Ботлих,и пилим дальше,к Тлоху
                   Еще бы плыть - одно лишь только плохо
                   Нас время,время,время поджимает
                   И денег нам на лайнер не хватает.

                   В тот день до Тлоха так и не доплыли
                   Нас в Орто-Коло,в поселке приютили
                   И в сакле печку кизяком мы растопили
                   И пузырек мы на троих распили.

                   Бараниной хозяин угощает
                   Провялена она,но как воняет!
                   Супец гороховый я вместе с ней сварганил
                   И котелок друзьям на стол поставил.

                   Едва к нему лишь Шура прикоснулся
                   Как тут же он за дверь метнулся
                   Не хочешь - ну и бог с тобою
                   Я с голодухи съел все остальное.

                   С утра опять жарища донимает
                   Вчерашний супчик рано поднимает
                   Живот урчит и тело все изнемогает
                   Да,вот теперь я Шуру понимаю...

                   В тот день закрыт  был лист маршрутный
                   В момент поймали грузовик попутный
                   Шесть рюкзаков мы в кузов покидали 
                   И вдоль Койсу мы на восток погнали.

                   Шофер спешит - нас меж бортов бросает          
                   Три пары глаз за рекой наблюдают
                   Шиверы сильные,есть мощные пороги
                   Эх,покорить бы вас,а не смотреть с дороги!

                   И вот оно,Сагринское ущелье
                   Доплыть бы до него,но время,время!
                   Его со всех сторон мы осмотрели
                   На пленку мы его запечатлели.

                   Дорога здесь Койсу пересекает
                   И круто враз на север забирает
                   И серпантины к перевалу поднимает
                   Сияет солнце - снег в тени не тает.
                                        
                   ПРОЩАЙ,КОЙСУ,ДАЛА НАМ ПРИКУРИТЬ
                   ВОВЕК ТЕБЯ ЗА ЭТО НЕ ЗАБЫТЬ
                   НАМ СТОЛЬКО РЕК ПЕРЕД ТОБОЮ ПОКОРИЛИСЬ
                   ТЕБЕ ОНИ В ПОДМЕТКИ НЕ ГОДИЛИСЬ.   
										Май 1974г.