Происшествие на пике Ленина

Александр Тузлуков

Этот рассказ о происшествии, которое случилось в
далеком, 1989-м году, в Киргизии, на склонах одного из семитысячников бывшего Союза, пика Ленина (7134 мметра).

Часть 1

В ущелье Ак-Су, в Заилийском Алла-Тау, в июле — августе 89-го года проходили традиционные альпинистские сборы а/л «Алай», база  которого была расположена в городе Ош.
Впрочем, может быть она и сейчас никуда не делась.

Великолепные, грозные, труднодоступные вершины – пятитысячники, маршруты на многие из которых не ниже пятой категории трудности, были и остаются пределом мечтаний многих мастеров и разрядников такого вида спорта как альпинизм. В этот район долго и неудобно добираться от города Ош, около четырехсот километров местами малоезженой дороги. Отсутствие бытовых удобств, месяц жизни в брезентовых лагерных палатках и постоянное общение с гуляющими по ущелью коровами, пребывающими в постоянной готовности полакомиться съестными припасами, завезенными сюда и сложенными под низкорослыми деревьями спортивными группами, и кое-какие иные сюрпризы, — всё это не мешает росту популярности района среди самых разных слоев альпинистской общественности.

Вот на этих сборах уже в конце летнего спортивного сезона группа инструкторов-энтузиастов в количестве четырёх – пяти человек делает предложение «матёрым» перворазрядникам и кандидатам в мастера спорта, сходившим свои зачетные «пятерки» и  «шестерки» на «Искандеры», «Блоки», «Ак-Су», попробовать еще «сбегать» на п. Ленина и заодно потратить последние денежные запасы, если, конечно, они у кого-то остались.

У квалифицированных альпинистов, многих, есть такая особенность: если они в горах больше двадцати дней, и все время  «ходят», группа схожена, погода благоволит, наступает момент, когда кажется, что идти можно на «любую» гору – без «разбору».

Группу спортсменов-энтузиастов в количестве 12-ти человек, в которую входил и автор этих строк, инструктора собрали. Т.е. это были люди, которым по разным обстоятельствам после месяца пребывания в горах было возможно «заколоть» от работы или учебы еще две-три недельки, и которые смогли наскрести деньги еще на одни сборы. Мы, например, команда из города Рязани, а нас было четверо, включая одну девушку, поступили просто: сдали в кассу заранее купленные билеты на самолет, купили билеты на поезд, а разницу – на сборы. Все выкручивались по-разному.

Итак, люди собрались и после возвращения в город Ош на базу организационно оформились. Тут же проявились первые проблемы, связанные с предстоящими сборами. Был канун двадцатых чисел августа. К сентябрю погода в высокогорье, как правило, резко портится. Пора муссонов. А нам предстояло еще закупить продуктов на две недели на шестнадцать человек, подобрать недостающее снаряжение и пуховые костюмы на базе, решить вопросы с машиной, радиосвязью… А денег на всё не хватало. Также выяснилось, что не можем заполнить вакансию места завхоза сборов и врача. И если с «врачом» мы разобрались довольно быстро, предложив из нашего, рязанского коллектива Наталью, студентку третьего курса медицинского института, то с «завхозом» пришлось повозиться. Никто из перворазрядников и камээсов, тех, кто хотел идти на Гору, им быть не хотел. В итоге выбор пал на единственного второразрядника, Володю, из г. Москвы, который то ли по незнанию, то ли из-за недобросовестности, подготовил такую раскладку продуктов, об «оригинальности» которой можно писать отдельную книгу. Впрочем, вина тут была общая: в спешке и, отчасти, шапкозакидательском настрое многие важные «мелочи» не учли.

Наконец, на пятые сутки пребывания на базе, после беготни по рынкам и всевозможных согласований, на грузовой бортовой машине ГАЗ-66 через Хорогский перевал мы двинулись к подножию пика Ленина, на Луковую поляну. Ехали почти целый день.

Высота перевала, если не изменяет память, 3800 метров. После сравнительно быстрого подъема на машине закладывает уши и побаливает голова. Около памятника орлу на перевале фотографируемся. Алайская долина кажется бесконечно длинной.

Говорят, отсюда совсем недалеко – Китай. В поселках жуткая нищета. Это – обрывки того, что удержала память от дневного переезда до Луковой поляны. Луковая поляна на двести метров выше и на три километра ближе к началу маршрута на п. Ленина базы международного альпинистского лагеря (МАЛа).

Было где-то двадцатое число августа. И на поляне, в середине лета обычно многолюдной от спортивной и околоспортивной публики сейчас не осталось никого. Лагерь мы обустроили достаточно бойко. Установили антенну, наладили рацию, установили связь с базой в городе Ош, т.е. получили полную легитимность предстоящего мероприятия. Большая брезентовая палатка была одновременно и столовой, и «залом заседаний», и «клубом по интересам». Но нас беспокоит, что скоро начнется пора осенних муссонов, и если мы не уложимся в 10¸12 дней, мероприятие однозначно сворачивается. А пока там, где наш лагерь, еще растет зеленая трава и журчат между камней безмятежные родниковые ручьи. После пересортировки продуктов выясняется, что сухарей и прочих хлебобулочных изделий явно не хватит до конца экспедиции. После долгих и мучительных раздумий по этому поводу принимаем Соломоново решение: хлеб должна привезти вахтовая машина, которая по какому-нибудь поводу должна нас посетить. Хотя понятно, что денег, чтобы лишний раз вызвать машину, нет. Да и поводов тоже.

Делимся на две группы. Первая четверка участников и один инструктор (имя его не помню, но помню, что до этого он на пике Ленина уже был и сейчас «рвал подметки» и «бил копытом», чтобы это восхождение повторить). Из рязанцев в его команду попал один человек: Макаров Олег).

Наша группа в количестве девяти человек выходит двумя днями позже Среди нас трое инструкторов и шесть участников. Про инструкторов помню, что это люди с богатым в прошлом альпинистским опытом, но в сезоне 1989 года они скорее походили на людей «предпенсионного» альпинистского возраста. Среди них один был начуч (1) сборов, второй – Овсянников, наш командир отделения и одна женщина – инструктор с Красноярска, мастер спорта по альпинизму. Участники: двое молодых ребят, с института физкультуры г. Львова. Одного звали Орест, он только что закрыл камээса.а по альпинизму и выглядел очень спортивно. Второй – Игорь, перворазрядник и, открою секрет, главный виновник появления этого рассказа на свет. Еще один камээс, москвич, Олег, высокий, компанейский, хороший гитарист.
Второй москвич, Володя, второразрядник, завхоз, планировал подняться только на в. Раздельная. Это 3Б. (6148 м) так как по Правилам на большее претендовать не мог. И последние, двое рязанцев, два Александра, Гетман и Тузлуков, новоиспеченные перворазрядники. В базовом лагере на Луковой остались радист и Наталья – врач экспедиции.

Все восхождение планировалось провести в альпийском стиле, т.е. без предварительной акклиматизации на высоте. Считалось, что месяц пребывания в горах и восхождения на вершины 5-й и выше категории трудности в альплагере вполне достаточно для выбранной тактики.

Выходим 23 августа. Первый день – пеший переход от Луковой поляны до срединной морены на леднике Ленина, напротив скалы Липкина на высоте 4200 метров, откуда начинаются все восхождения на Вершину с этой стороны хребта. Погода стоит ровная, ясная. С довольно тяжелыми рюкзаками, полностью упакованными снаряжением, продуктами, бензином, палатками и рациями, на переход сначала вдоль реки Ачиксу, потом через перевал Путешественников, потом вверх по леднику Ленина мы тратим не более 4, 5 часов ходового времени.

Как мы уже знаем, восхождение начуч планирует совершить по «классике», через в. Раздельная (6148 м), маршрут технически наиболее доступный и в верхней части, от 6140 м, до вершины  промаркированный на случай непогоды флажками для посещающих этот район иностранцев. По крайней мере в тот год было так.

На срединной морене ледника в разгар сезона обычно многолюдной, сейчас абсолютно никого нет. Что говорит только об одном: мы явно припозднились.

24.08.
Сегодня снова наверх. Нам обязательно нужно отработать сегодня километр высоты. 
Подъем идет сначала по боковой ветви ледника им. Ленина, потом подход под «центр» северной стены п. Ленина. Через четыре-пять часов подъема приходится преодолевать участок закрытых трещин. Здесь – неприятно, поэтому провешиваются перильные веревки. Чуть выше этого участка уходим резко вправо, в сторону пика 30-летия Узбекской ССР, до площадок на леднике на высоте 5200 метров.
«Альпинистский телеграф» уже настучал, что эту стоянку принято называть «международной помойкой». Такое название приклеилось к ней потому, что сюда при восхождении группы заносят некоторые  резервы продуктов и снаряжения. Выше ничего лишнего уже не  берут. А на спуске после восхождения и перенесенных лишений эти «мелочи» уже никого не интересуют. Все просто проскакивают этот участок, чтобы поскорее выбраться из снежно-ледового плена. Надо сказать, что интервал высоты от 4700 м до 5200 м дался нашей группе тяжело. Причина: при спортивных восхождениях этого сезона мы были на этих высотах сравнительно недолго и с небольшим грузом. А сегодня это был только подход с набитыми под «завязку» рюкзаками. Дышали все как рыбы без воды. А для меня этот интервал высот вообще пороговый. Ощущение такое, что тащим на себе не меньше тонны груза. Со всеми вытекающими…

Сбросив рюкзаки и не успев толком отдышаться, часть группы  отправляется на обследование брошенных стоянок ранее побывавших здесь групп альпинистов. Надо было видеть наш полуголодный паек, чтобы оценить тот щенячий восторг, с которым были встречены найденные галеты, шоколад, крупы и даже что-то в банках.

Следующий день вместо дня запланированного очередного подъема стал вынужденной дневкой.

25.08. С утра был сильный туман.

В пяти метрах от палатки толком ничего не видно. Потом хлопьями пошел снег. О продолжении подъема сегодня не могло быть и речи. Получалась чистейшая высотная акклиматизация. Но скучно не было. Подбирали и проедали найденные на бивуаке продукты, ходили друг к другу в палатки в гости. Здесь у нас их было три. Это была возможность познакомиться друг с другом чуть ближе практически не знакомым до этих сборов людям. Слегка тревожились за возможный срыв восхождения, но пока не сильно, так как шел только второй день. В снежной пелене и тумане стена п. Ленина как бы приближалась к лагерю, и вот это близкое соседство со стеной делало наше пребывание на 5200 м не совсем уютным.

26.08. Утро выдалось морозным, безветренным и безоблачным, что на такой высоте скорее редкость. Мы неторопливо складывали две из трех замерзших палаток в рюкзаки, скатывали спальники и с  некоторой тоской поглядывали на ставшие девственными склоны после выпавшего вчера снега. Теперь нам предстояло с «нуля» тропить себе подъем наверх. Снега выпало сантиметров двадцать и, с учетом того, что по высоте нам предстояло сегодня преодолеть еще около километра, перспектива тропежки нас не очень-то вдохновляла.

Кто-то из наших, вглядываясь в гребень, ведущий от в. 30-летия Узбекской ССР на высоте 5700 м в сторону в. Раздельной, воскликнул: «Смотрите, там кто-то есть!». Все побросали сборы и стали вглядываться в склон. Действительно, высоко вверху сначала появилась одна черная точка, потом – вторая, третья, четвертая. Стало  ясно, что по склону, спускаясь, движутся люди. Но откуда они здесь? По данным базового лагеря в высокогорье кроме нас сейчас никого быть не должно. Мы стоим и терпеливо ждем развязки. И буквально через сорок-шестьдесят минут, словно инопланетян,  встречаем четырех здоровых загорелых мужиков, с Киева. Они оказались горными туристами, делающими перевальный поход через хребет Академии наук с радиальным выходом на п. Ленина от вершины Раздельная. Их тоже накрыла непогода, и что-то у них не получилось, но в целом ребята были абсолютно довольны своим  мероприятием. Мы напоили их горячим чаем с конфетами, а взаимно,
в подарок, получили шмат украинского сала килограмма на три – четыре, который мужественно себе в довесок запихал в рюкзак Игорь, тот самый, что с Львова, чтобы снова отнести то сало наверх, откуда его только что принесли.

Отдохнувшие, по натоптанной в снегу тропе мы стали сравнительно быстро подниматься в сторону в. Раздельная.

Все-таки при подъеме группа сильно растянулась по склону. Видимо, влияли и разный вес рюкзаков, да и акклиматизация у всех проходила по-разному.

В лагере на 5200 м остался только наш начуч с рацией. Он координировал работу обеих групп. В верхней части взлета перед самой вершиной Раздельная крутизна снежного склона достигала сорока пяти градусов, и для большего равновесия, не имея возможности всегда протиснуться в узкую траншею, оставленную киевлянами, предпочтительнее было двигаться, набивая ногами ступени, то справа, то слева от траншеи. Это напоминало каминное лазание. С Раздельной мы спустились на перемычку под начало вершинного склона п. Ленина (где-то 6100 м). Здесь для нас уже была оставлена нашей ранее вышедшей группой палатка, поставленная по самую кромку в снежную нишу. Рядом валялась большая огородная совковая лопата. Она была так тяжела и громоздка, что для меня так и осталось загадкой, каким образом ее сюда доставили. Перед выходом на «Раздельную» мы встретили свою группу взаимодействия уже на спуске вниз. Они до вершины не дошли, попали в снег и туман, словили «холодную», но в целом всё обошлось.

Часть 2

Вечером в лагере на 6100 метров было оживленно. После акклиматизации на высоте 5200 метров сейчас на 6100 мы чувствовали себя довольно сносно. Вечером было морозно, но безветренно. Только у Олега из Москвы сильно мерзли ноги: вибрамы  были ему малы, и на лишних носках приходилось экономить. Ему   пришлось два-три раза снять ботинки и растирать ступни ног сухими носками.

Было около семи часов вечера. Овсянников какое-то время совещался с женщиной- инструктором, потом собрал нас в той палатке, что побольше, и рассказал про наши планы на завтра.

Итак, 27-го августа группа в количестве семи человек (два инструктора и пять участников) должна выйти на штурм пика Ленина. В палатке на 6100 м оставался только Володя, завхоз. Предполагалось совершить восхождение из «лагеря в лагерь», т.е. преодолеть за один день перепад высот свыше одного километра. Что говорить: план был смелый, не без налета авантюризма. Но шеф напомнил, что времени на раскачку у нас не осталось: непогоду приходилось ждать со дня на день. Решено было идти максимально облегченными: без спальников, с минимумом продуктов. Даже рацию «Карат», а другой нам не выдали, мы оставляли в лагере на 6100 метров. Однако одну облегченную палатку из парашютного шелка, что была у ребят из Львова, нам инструктор велел взять наверх на тот случай, если кто-то из группы не успеет засветло спуститься на 6100 м, чтобы организовать лагерь там, где людей застанет ночь. Еще  взяли с собой коврики и залитый под завязку бензином один примус 
«Шмель».

Если исходить из того, что сегодня, 26-го, мы преодолели почти километр высоты где-то часов за семь, а сейчас предполагалось нести рюкзаки со значительно меньшим грузом, невыполнимой поставленная задача не выглядела. Конечно, не учли кое-какие «мелочи». Ох, уж эти «мелочи». Потушив свечки, мы расползлись по двум своим палаткам спать.

27.08. С утра стояла хорошая погода: морозец до -10°С, солнечно и безветренно. Мороз и высота, как известно, уставшее тело к  активности не располагают. Собираем рюкзаки, надеваем кошки сравнительно медленно. Из палаток выходим по предварительной договоренности двойками или тройкой с интервалом двадцать-тридцать минут, чтобы дать возможность потропить свежевыпавший  снег поочередно всем связкам. Длившийся накануне два дня снегопад с метелью явно усложнили подъем наверх. На глубину до тридцати сантиметров снег был рыхлый, никаких следов предыдущей группы на снегу не было. Только явно просматривались красные флажки, которые в разгар альпинистского сезона  инструкторы альплагеря установили для иностранцев. Маршрут  через в. Раздельная пользуется у них наибольшей популярностью как сравнительно безопасный и логичный. Наличие флажков оценили и мы, особенно позже, когда разыгрался буран.

Мы с Санькой Гетманом выходим из палатки последними, где-то через час после выхода передовой двойки, в семь часов утра. Смотрю снизу на затемненный от солнца склон. Это сравнительно крутой и протяженный участок подъема метров в триста. Ребят на склоне хорошо видно, работают в ярких красных куртках. Однако перепад высот, который передовой двойке удалось за час преодолеть, не превышает ста метров. Для наших «наполеоновских» планов этого явно маловато.

Мы быстро набираем высоту, обходим передовую двойку и начинаем работать первыми. При высотных восхождениях тот, кто лучше акклиматизирован, подготовлен, берет на себя инициативу по тропежке снега или навешиванию перил. Чтобы сохранить в целом средний темп своей группы. Несмотря на то, что мы тропим, умудряемся оторваться от основного состава на значительное расстояние. При таких затяжных подъемах это не возбраняется. На площадку на высоте 6500 метров вылазим где-то к двенадцати часам дня. Чьих-либо следов по-прежнему не видно, но здесь, на площадке, сохранилась стенка из фирновых брусков, сложенная кем-то из альпинистов ранее для защиты от сильных ветров. Она чуть выше одного метра. Оставляем около стенки штурмовую палатку, что-то жуем из взятого с собой перекуса, причем первый раз за этот день, и пытаемся в раздумьях преодолеть сомнения.

Отдыхаем минут сорок. Никто из отставшей пятерки ребят за это время так и не подошел. О том, чтобы остаться здесь еще на ночь, у нас сейчас нет даже в мыслях. Но так, как тропить, вероятно, весь дальнейший подъем нам придется самим, успеем ли мы сегодня дойти до вершины, большой вопрос. Мягкого снега под ногами здесь меньше, чем на 6100 м, но это далеко не фирн, и идти по нему на высоте, близкой к семи километрам, просто утомительно. Особой сухости во рту, сильных головных болей, обычных на таких высотах, у нас нет. Но уже есть усталость.

Склоны становятся положе и шире. Пока по-прежнему солнечно, тихо и даже тепло, около нуля. У нас спины мокрые. Забираем немного влево и продолжаем набирать высоту.

Где-то между пятнадцатью и шестнадцатью часами натыкаемся то ли на кислородный, то ли на пропановый баллон, вертикальный, на три четверти занесенный снегом. Дышать трудно, склон кажется бесконечным. Усталость накапливается. К восемнадцати часам подходим к крутому фирновому взлету. Настолько крутому, что преодолевать его приходится на передних зубьях кошек и с использованием ледоруба, чтобы не опрокинуться. Поднимаюсь ровно настолько, чтобы убедиться, что за взлетом еще не вершина, а только начало вершинного гребня, и возвращаюсь к подножию взлета.

Обсуждаем сложившуюся ситуацию. Солнце уже садится за гребень. Похолодало. Начался сильный порывистый ветер с поземкой. Щеки буквально колют иглы мелкого снега. Неуютно. Я благодушно предлагаю начать сбрасывать высоту до палатки на 6500 метров, однако напарник настроен, я бы сказал, более провидчески. Его слова: «Это наш последний шанс. Другого, скорее всего, не будет». После чего начинает карабкаться на тот же взлет. Я пока отдыхаю в состоянии неопределенности: то ли вершина близка, и надо дожимать, то ли все-таки отложить решающий штурм до завтра. Гетман проходит на передних зубьях кошек весь взлет, на минуту застывает в его верхней  части, потом молча начинает спускаться. Подходит, говорит огорченно: «Еще далеко, гребень в облаках, его края даже не видно». После этого мы неспешно начинаем сбрасывать высоту.

 К палатке на высоте 6500 метров мы подходим около двадцати часов. Сильные поначалу порывы ветра потихоньку слабеют. Нас встречает наша довольная собой компания. Довольная, как я понимаю, потому, что вроде как перехитрила нас, и сама себя тем, что не стала излишне надрываться подъемом наверх и тропежкой  свежевыпавшего снега. Палатку ребята поставили, ветрозащитная стенка из снежных блоков усилена. Нас поят горячим  крепкозаваренным чаем и угощают какими-то вкусными булочками. Всем понятно, что мы вернулись вроде как с передовой. Рассказали нам, что выбрались на площадку в интервале от четырнадцати до пятнадцати часов, так как группа слегка растянулась на подъеме. Да, адаптация к такой высоте при альпийской тактике восхождения штука весьма индивидуальная.

Решили сделать здесь еще один промежуточный лагерь, а завтра по натоптанной нами тропе так же двойками, начиная с пяти утра, идти на последний и решительный…

Ну, хорошо. Сейчас вечер, тихое звездное небо. Мороз для такой высоты – не сильный. Но как же мы всемером уместимся в двухместной парашютной палатке? Это при том, что рост троих ребят по 1 м 75 см.
Я поначалу представлял себе это очень смутно. К тому же завтра наверх решили палатку вообще не брать, оставить здесь. И рации у нас с собой нет. Ее оставили на 6100 м с нашим завхозом. Эх, кабы чего… Мы с Гетманом устали, конечно, больше других, но к утру рассчитывали восстановиться, благо, молодые, и еще от одной попытки восхождения и не думали отказываться.

В палатке обустроились так: укоротили стойки, сделав лежанку шире. Пятеро из нас улеглись поперек палатки, поджав под себя ноги. Двоим пришлось укладываться в «ногах», каким образом, до сих пор не пойму.
Только хорошо запомнил, что глубокой ночью наш командир, Овсянников, которому досталось место в «ногах», закоченев от холода и онемев от скрюченности, перебрался в мой угол (я спал у входа). Сдавил и потеснил всех спавших, чудом не сбил стойку палатки, подложил себе под голову вместо подушки связанные металлические кошки и только тогда захрапел с посвистыванием. Все это надо было просто видеть.

Часть 3

28.08.89 г. Копошиться с подъемом начали около четырех утра. Мороз на улице был сильный, выбираться из палатки раньше времени никому не хотелось. А так как внутри палатки не оставалось ни одного свободного уголка, кашеварили завтрак на моем животе. Я держал на себе кусок фанеры, на который поставили примус. На нем ювелирно приготовили кашу и чай. Одного котелка каши всем не хватило, как не хватило и посуды. Поэтому ели в два приема. После чего первая двойка в порядке, установленным Овсянниковым, выбралась наружу и стала пристегивать кошки к вибрамам. Кофлаков тогда еще ни у кого не было.

Первой на восхождение вышла еще в полной темноте львовская двойка: Игорь-Орест. За Игорем до этого я уже наблюдал: он нес на восхождение наш экспедиционный бензин, ношу не самую приятную. А на высоте 5200 м дозакинул себе в рюкзак шмат сала, килограмма на четыре, подаренный киевлянами. И теперь этим салом вопреки всем инструкциям о его плохой усвояемости мы в основном и питались. С Орестом я общался мало. Он был хороший скалолаз, но неважно переносил высоту. Однако до последнего момента как-то это ему удавалось скрывать. При восхождении на семитысячник, как правило, веревками не связываются и не надевают касок, но стараются идти или одновременно или, в крайнем случае, держат друг друга в пределах видимости.

Вторая группа из трех человек: женщина-инструктор из Красноярска, Олег — москвич и Овсянников «завозюкалась» и вышла за первой не ранее, чем через час, ближе к шести утра. Нам с Сашкой хоть и разрешили «поваляться», но обстановка к этому совсем не располагала. Еще во время сборов, выглядывая из палатки, я заметил, что не только не стало видно звезд на небе, но и светать почему-то не начинало. Было темно и тихо. Но тишина эта таила в себе что-то зловещее. Мы с Гетманом в темноте надели кошки, закрыли палатку и минут через сорок после второй группы начали движение наверх. Поначалу, по крайней мере, я впереди по склону людей не видел. Ещё подумал: «Вот шпарят, можем и не догнать». Но уже минут через тридцать после нашего выхода буквально началось светопреставление.

Было по-прежнему непривычно темно. Но подул ветер такой силы, которого я давно не наблюдал. Казалось, с такой силой он не может дуть долго и скоро закончится. Трудно становилось не только идти  наверх, но даже дышать. Надвигался циклон, а с ним ураган.

Еще минут тридцать наша двойка продолжала двигаться вперед, стараясь догнать впереди идущих и получить установку от Овсянникова о дальнейших действиях. Мы находились в определенной растерянности. К нашему удовлетворению впереди идущая тройка уже повернула назад и приближалась к нам.
Впереди почти бежал Олег. Он на ходу прокричал: «Очень сильный ветер, шеф велел возвращаться в палатку». И ушел дальше вниз, а мы продолжали стоять, поджидая остальных. Я очень надеялся вскоре увидеть передовую двойку, вышедшую на два часа раньше нас. К нашей радости вместе с инструкторами вниз возвращался и Орест, но – один. И двигался он довольно медленно. Сквозь шум ветра на вопрос: «Где Игорь?» — узнаем, что от палатки они недолго двигались вместе, потом Игорь, будучи в лучшей спортивной форме, начал наращивать темп, а Орест, наоборот, двигался всё медленнее. Его мучила горняшка, и когда погода начала портиться, он сам принял решение возвращаться. Потом он с инструкторшей ушел вниз, а мы втроем с Гетманом и Овсянниковым еще какое-то время ждали Игоря, пытаясь кричать что-то сквозь порывы ветра. Игоря не было, время – шло, от ожидания на ветру мы продрогли, но пока еще никто не терял надежды, что он скоро вернется. Наверное, успел далеко уйти или на снежных полях слегка заблудился. Инстинктивно всем хотелось побыстрее укрыться от ревущего ветра в палатку. По-прежнему было темно.
Видимость не превышала тридцати-пятидесяти метров.

Когда мы снова собрались в палатке, важнее вопроса: «Когда кончится ветер?» — был только один: «Когда вернется Игорь?».

Светало. Находиться в палатке при ревущем ветре и резко хлопающем пологе палатки при каждом порыве было совсем неуютно. Мы понимали, что находимся в ловушке. «А если палатку порвет?». И все-таки в палатке можно было лежать, дышать и даже разговаривать. Где-то в десять часов утра Овсянников отправляет на поиски Игоря первую двойку: Гетмана Александра с Олегом. Предполагается, что Игорь где-то недалеко от палатки и просто из-за плохой видимости и потери ориентиров не может ее найти. Им надо посвистеть в милицейский свисток (он у нас был), покричать, сопроводить до палатки. Не менее важным наказом было не потеряться самим, не терять из виду флажки-указатели.

Ребят не было где-то час. За это время наблюдаю за обитателями палатки. Орест безучастно скрючился в углу. Сейчас ему на высоте совсем плохо. Наша командирша в состоянии какой-то сонливости. Видимо, просто устала. Хотя на слово «Игорь» реагирует мгновенно и чутко. Овсянников спокоен, по крайней мере, внешне. В основном молчит, о чем-то про себя думает. Мужики возвращаются. Заиндевевшие, вваливаются в палатку. Без Игоря. Говорят : «Глухо.
Никаких признаков наличия».

Продолжаем сидеть, неудобно и неуютно. Иногда смотрим из палатки на склон. Никого. Да. Дело – дрянь.

Где-то в двенадцать часов предпринимаем еще одну попытку поиска Игоря, видимо, сегодня последнюю. Выходим: Овсянников и Тузлуков.
Ветер гудит, позёмка, сумрачно, склоны горы видно эпизодически в разрывы облаков. Пока идём наверх, ветер толкает нас в правый бок и в спину. Кричим, свистим. В ответ только рёв ветра. Прошли метров триста-четыреста вверх по склону. Замечаю, ноги утопают в снегу на склоне меньше, чем вчера, или сдуло, или стал плотнее. Палатку уже давно потеряли из виду, но флажки видны. Далеко от них мы не отходим. А визуально мы сами в каком-то снежно-туманном вихревом облаке. Если долго стоять, даже теряешь ощущение: где верх склона, а где низ. Стоим, подставив ветру спины и прижавшись для устойчивости друг к другу плечом.
Так меньше сбивает, и можно, криком, хоть что-то друг другу сказать. Уйти вниз просто так сейчас мы не можем. Нет Игоря. Но и для нас обстановка такова, что при таком урагане можно просто закоченеть и потерять волю к сопротивлению. Снова возвращаемся в палатку без результата. Как-то отогреваемся. Орест в углу совсем скис. Наконец командир выносит вердикт: Гетман с Тузлуковым уходят вниз, на 6100 метров, сопровождают туда Ореста и инструкторшу, утром по радиосвязи вызывают спасотряд, а после сами снова поднимаются с продуктами на 6500 метров для совместных поисков… В этом лагере с
Овсянниковым остается только Олег.

Приказы не обсуждаются, и мы готовимся к спуску.
Собираемся впятером, с Овсянниковым, на площадке – пятачке около палатки. Дальше – крутой сброс скальной осыпи. Видимость вниз, впрочем, как и вверх, не превышает пятидесяти метров. Кажется, непогода достигла своего апогея: ветер играючи пронзает тело холодом до самых костей, как будто на нас совсем нет ни свитеров, ни пуховок. Дышать почти невозможно. Все легкие забивает ветром, который потом не хватает усилия из себя вытолкнуть. Вот-вот задохнемся. Голову от ветровых перегрузок давят спазмы. Мы обреченно начинаем спуск…

Когда движешься и находишься на предельной крутизне, с которой, споткнувшись, можно лететь долго вниз, не останавливаясь, воля просыпается. Движемся вниз по флажкам. Это сильно помогает. Гетман как более зрячий ищет спуск в пурге. Орест увязывается за ним. Инструкторша совсем раскисла и идет медленно. Я её опекаю. Разрыв между нашими двойками всё увеличивается. Кричу в буран Гетману, чтобы подождали. На какое-то время это помогает. Но стоять на крутом склоне под ураганным ветром хуже, чем идти. И он снова начинает «буравить в молоке» склон. В какой-то момент мы теряем первую двойку из вида окончательно. Тогда лучше остановиться и попытаться восстановить по памяти конфигурацию склона. Флажки на склонах иногда пропадают. Да еще я не очень хорошо вижу сам, и снежная пелена кругом. Движемся по наитию. Как позже выяснилось, в такой обстановке сейчас шли не только мы. 

В какой-то момент в разрыве облаков ниже по склону метрах в восьмидесяти замечаю черный верх палатки. Уже хорошо. Но именно на этом отрезке склон выполаживается, снег становится рыхлым и глубоким. И тропить его, кажется, совсем нет сил. Возможно, мы отклонились с конька гребня влево. Здесь проваливаешься в снег по пояс, склон «дышит». Тут так круто, что кажется невероятным, что ты еще не уехал с этим снежным облаком вниз. Участок надо проходить максимально быстро, а мы не можем: женщина увязла в снегу и … ни с места. Просто выдохлась. Через какое-то время мне приходится опасный отрезок метров в двадцать снова проходить по глубокому снегу наверх, чтобы помочь ей вылезти и приободрить. Ураган между тем ни на минуту не прекращается.

Два слова следует сказать о том, что палатка на перемычке между в. Раздельная и п. Ленина, оставленная нам нашей группой взаимодействия, была установлена несколько специфично. Наличие большой совковой лопаты, обнаруженной нами на перемычке накануне, видимо, позволило первой группе выкопать в снегу просто шикарную нишу под палатку. Намерения, понятно, были самые благие: в яме не так холодно, как на открытом пространстве, да и сильные порывы ветра, которые эпизодически бывают даже в благоприятную погоду, обитателей палатки почти не беспокоят. Вообще-то ставить палатку на перемычке, как и на любом перевале – дурной вкус. Горовосходители знают, что сила воздушных потоков в таких местах максимальна. И вот, что мы имеем в итоге: еще на подходе к палатке отмечаю, что над ней появились снежные флаги, вокруг палатки полно снега, хотя пока он и мягкий. Видно, что в течение дня наш завхоз-второразрядник даже и не пытался его отгрести.

Сейчас около пяти часов вечера. И мы, абсолютно «никакие» буквально на брюхе вползаем в палатку. Пьем приготовленный Володькой чай, жуем сало в прикуску с грецкими орехами, смешанными с медом; хлебные сухарики уже все закончились. И на какое-то время проваливаемся в полное небытие.

Я очнулся около восьми часов вечера. За палаткой темнота и ураган. Звуки сверху как от проходящего над головой товарного поезда.
В палатке нас пятеро: четверо пришедших с шести тысяч пятисот метров и завхоз.
Места не много, но пока вполне терпимо. Но вот состояние у всех разное. Хуже всех Оресту. Он просто лежит пластом, не двигаясь. Не реагирует ни на что. Ни на слова, ни на подталкивание. Инструкторша, вроде, Надежда Михайловна, ненамного лучше. Она, правда, тихим голосом как-то поддерживает разговор, но как-то безучастно, больше лежит. Остальные трое – все на нервах. При отсутствии явного лидера и необходимости что-то предпринять мы все ругались. А палатку уже со всех сторон обволокло снегом, скаты начали проседать под его тяжестью, свободное пространство верха палатки постоянно уменьшалось. Расположение палатки в нише, удобное для благоприятных условий, сейчас, в экстремальных,  оказалось ловушкой.
Однако для меня пока еще усталость от перенесенных нагрузок преобладает над чувством нависшей опасности, и я снова проваливаюсь в сон. Гетман первый чувствует угрозу. В полусне слышу его голос: «Вход почти весь завалило снегом!
Надо откапываться!». И начинает выбираться из палатки, но не прямо, как обычно, а куда-то вверх, приминая телом и отгребая руками снег. Потом он выкапывает совковую лопату и пытается отгребать снег. Когда лежишь внутри палатки, работа по отгребанию снега снаружи кажется обычной. Мол, вот один поработает, и станет терпимо. Но Сашка быстро возвращается в палатку с фразой: «Там просто нечем дышать». Потом наверху работает Володя, потом подходит моя очередь.

Лаз от палатки идёт под сорок пять градусов вверх.
От жуткого напора ветра какое-то время пребываешь в полной беспомощности.
Кромешная тьма только усиливает это состояние. Удержаться на ногах можно только согнувшись в «три погибели». Вместе с ветром стеной идёт снег. Палатка уже засыпана на две трети, а снег продолжает уплотнять и сдавливать ее своим «железным» обручем. Ураган и невозможность вдохнуть воздух не позволяет полноценно отчистить снег. И через короткое время я снова влезаю в палатку отдышаться.

Мы, трое, сменяя друг друга, пытаемся откапывать палатку всю ночь. Но КПД усилий наших и ветра не в нашу пользу. Скаты сдавило снегом, сидеть в палатке уже почти невозможно. Приходит осознание того, что выбор у нас небольшой: или быть погребенными заживо в этом брезентовом мешке под снегом, или замерзнуть где-нибудь на склоне, пытаясь идти вниз ночью.

Температура уже опустилась до минус двадцати. Я в очередной раз, с трудом, где-то в два-три часа ночи выбираюсь из палатки, сажусь,, пятой точкой,, на снег, накрываю голову своей пуховкой и долго, и остервенело очищаю скаты и вход палатки от снега. Потом, делая над собой усилие, с одеревеневшими от холода руками поднимаюсь и снова влезаю в палатку. Еще час, или два можно жить.

29.08.89. Где-то к шести утра снег идти перестал.
Немного ослабел ветер. Ушли облака. Но температура воздуха упала еще ниже. По крайней мере ледяная корка на щеках появлялась очень быстро. Но уже одно то, что за пределами палатки можно было нормально дышать, добавляло уверенности, что этот кошмар все-таки закончится.

Время неумолимо приближалось к восьми часам утра – времени утреннего сеанса радиосвязи. Но что передавать вниз? Что с пропавшим на маршруте Игорем? Ночью, в репликах, мы старались избегать тему о том, что с ним могло случиться. Хотя то, что пришлось пережить нам вблизи палатки, оставляло мало сомнений в том, что произошло самое худшее. Это угнетало. Только один раз ночью наша инструкторша тихо, скорее для себя, произнесла фразу: «Игорёчек умный мальчик. С ним ничего не должно случиться». Интересно, как она себе это представляла?

В палатке был «Карат». Еще не включая, спрашиваю инструкторшу: «Что будем передавать?». «Будем вызывать спасотряд» — ответила
она. Однако, даже будучи в палатке, рация сильно замерзла, батарейки «сели», и после включения не было ни характерных шумов, и на «раз-раз» индикатор не реагировал. Закатываем ее в пуховку, кладем то под себя, то на живот. К тому же догадываемся вытащить из палатки и раскинуть по склону антенные провода для усиления сигнала. Время идет, я в палатке с рацией, на «улице» с  проводами Гетман и завхоз. Потихоньку оделся и выбрался к ним пролежавший всю ночь в забытьи Орест. Хорошо еще, что все делает сам. Около девяти утра, когда рация еще так и не ожила, глазастый Гетман негромко крикнул: «Люди!». Все загипнотизировано уставились вверх, на склон. Было по-прежнему очень холодно и ветрено, но солнечно, и склон метров на двести — двести пятьдесят вверх хорошо просматривался. Вся наша группа была в казенных лагерных красных пуховках, хорошо видных на снегу.

Я лежал в палатке у рации и обреченно ждал цифры, готовый к худшему. Сашка называет: «Один». Пауза. «Два»… «Три!!!».
Замешательство. Потом считают все трое. Нет, это не галлюцинация. И не ошибка.
По склону медленно двигались вниз три красные точки. Индикатор рации на «раз-раз» по-прежнему не реагировал. Прошло еще минут пятнадцать. Инструкторша вдохновенно командует: «Всё равно, на всякий случай, передавай: у нас всё нормально, через час начинаем спуск,» — что я сухими, почерневшими от ветра и солнца губами почти бодрым голосом говорю в микрофон.

Небольшое отступление. Дело в том, что внезапное начало циклона прошляпили все: и база в Оше и радист на Луковой. Пытались передавать нам только в заключительный день штурма. На Луковой поляне, в зеленой зоне, в эти сутки выпало до полуметра снега. По крайней мере, со слов обитателей этого лагеря. Чего же было ждать от верхних лагерей? В общем, сообщение от нас, прильнув к рациям, ждали: и наш начуч на 5200, и в лагере на Луковой на 3700, и на базе в Оше. Как потом мне внизу сказали, что передал, слышно было отлично, и еще: у всех после сообщения «как камень с души свалился».

Потихоньку выбираемся из палатки, сворачиваемся.
Полусогнувшись от ветра и, наверное, холода, терпеливо ждем. Тройка альпинистов вниз по склону движется непривычно медленно, даже очень медленно. Но сейчас время ожидания не имеет абсолютно никакого значения, ни большого, ни маленького.
После десяти ребята подходят к стоянке. Видно, что Игорь идет пристрахованный веревкой кёОвсянникову, неуверенно, оступаясь. Минут десять стоим на перемычке все вместе. Овсянников просит для Игоря у кого-нибудь запасные темные очки. Тот вчера на спуске свои потерял, пожёг на высоте глаза. Сейчас они у него болят и плохо видят. Запасные очки мы находим, и заодно у инструкторши есть какая-то мазь. Все остальное мы узнаем внизу. А пока нам предстоит небольшой подъем с перемычки на в. Раздельная, а потом только вниз… Погода по-прежнему ветреная и солнечная.

Перед спуском последний раз бросаю взгляд на стоянку и совковую лопату, которую мы оставляем. Даже не хочется думать, что бы было, не окажись она здесь. Никогда не подумаешь, что  ангел-хранитель может протянуть тебе руку помощи в такой причудливой форме.

На 5200 м мы были в три часа дня, забрали начуча и после небольшого отдыха в полном составе начали сбрасывать следующий километр высоты. Причем, чем ниже мы сходили по склону, тем снега было больше. К морене на высоте четыре тысячи триста метров добираемся поздно вечером, уставшие до дрожи в коленках. На сегодня только спать. Даже есть ничего не хочется.

30.08.89.
Просыпаемся поздно. Погода, настроение, самочувствие, — всё терпимо. У меня за весь поход первый раз претензии к коврику: и короткий, и тонкий, и вообще… пора на перины. Больше всех досталось Игорю, но и ему сейчас намного лучше. От него узнаем подробности того, что с ним случилось после того, как позавчера, в ураган, он остался на склоне один. И этот рассказ лично мною по прошествии многих лет воспринимается как нечто неподвластное восприятию в рамках возможностей нормального человеческого организма, пусть даже и очень сильного.
Послушаем Игоря, город Львов.

«Как вы знаете, мы вышли на маршрут в пять часов утра. Было безветренно и очень темно. Сначала мы с Орестом шли вместе обычным темпом. Потом Орест стал всё больше отставать. Я сбавил темп, чтобы быть с ним в пределах видимости. Потом решил, что так не пойдет, так опять можно не дойти до вершины. И я пошел быстрее, проблем с горняшкой у меня поначалу никаких не было. Потом я предполагал, что ребята, которые вчера значительно оторвались от основной группы, обязательно меня догонят. Тем более, что я тропил следы в снегу. Хотя выше шести тысяч пятисот метров он был не очень глубокий. Когда и как начала портиться погода, я толком не понял. Считал, что на высоте такая погода в порядке вещей. Да и ветер, который всё усиливался, на подъеме дул мне в основном в бок или в спину. Флажки было видно. Вверх я шел в основном по флажкам. Шел, почти не останавливаясь».

Отступление автора: искушенный читатель может в полной мере оценить фразу о безостановочном движении на высоте, близкой к семи километрам, в условиях максимального кислородного голодания. Игорь не лукавил. Думаю, так и было. Он был в отличной физической форме и просто «рвал подметки». Если бы ему стало очень трудно, то с поправкой на непогоду он повернул бы назад значительно раньше.

«По мере усиления ветра видимость ухудшалась, ориентироваться стало труднее. Наверное, начала влиять и высота. Дышать становилось тяжело. После взлета, с которого ребята из Рязани повернули назад, я шел еще долго. Кругом все уже гудело и ревело, но мне почему-то это не мешало. Могу предупредить вопрос: «Разве я не знал, что при такой непогоде я сильно рисковал жизнью, причем не только своей, но и тех людей, которые вынуждены будут  меня искать в случае моего невозвращения». Знаете, когда начался ураган, я впал в состояние какого-то аффекта. Наверное, я перестал соизмерять свои возможности с возможными последствиями. Просто думал, что вы тоже где-то идете, и все. Как-то выключился.

Где-то к часу дня крутизна склона сильно упала. Думаю, я уже двигался по вершинному скальному гребню. Флажков уже никаких не было. Видимости тоже почти никакой. В какой-то момент гребень начал раздваиваться. По какому варианту надо идти дальше, я не знал. И понял, что могу заблудиться. Сел на камень. И только тут осознал, как продрог и устал. И, наверное, первый раз испугался, что сил на спуск может и не хватить. Потом медленно, навстречу ураганному ветру, пошел в обратную сторону.

Где-то часам к трем дня я понял, что дела совсем плохи. Я выдохся. Стал часто останавливаться. От переутомления и при плохой видимости однажды неудачно поставил ногу на скальный выступ на крутом участке, перевернулся и пролетел по склону несколько метров. При этом у меня оторвалась дужка от очков, и очки где-то в снегу потерялись. Лезть вверх их искать уже не было сил. Организм был в таком состоянии, что хотелось просто лечь и уснуть. Но пронизывающий тело холод помог мне очнуться. Ещё я подумал, что если ещё раз сяду и усну, то уже могу не проснуться. Видимо, влияла гипоксия.(2)

Глаза без очков сильно болели, начались рези.
Теперь я брел по склону вниз словно в бреду. Время для меня остановилось.
Никаких флажков я уже не видел. Просто старался двигаться по самой кромке гребня. Инстинктивно понимал, что отклонившись вправо или влево, запросто могу улететь. Я шел так долго, что считал, что наша зеленая палатка осталась далеко позади. Было две задачи: не упасть и не остановиться. Сил, чтобы потом подняться, могло уже не быть.

Совершенно неожиданно, прямо перед собой, метрах в сорока-пятидесяти в разрыве облаков и метели я увидел нашу зеленную палатку.
Абсолютно безотчетно решил, что теперь могу отдохнуть. Я сел на снег и то ли заснул, то ли вообще потерял сознание.»

В это время в палатке сидели Олег с Овсянниковым. Снежная стенка сильно помогала. Ветровые нагрузки палатка выдерживала. Да и снег не накапливался. Было около семи часов вечера. За пологом палатки быстро начинало темнеть. Овсяников решил: надо еще раз сделать попытку пройти от палатки вверх по склону. Вдруг что-то  изменилось.
Хотя надежды были призрачными. Он задом выбрался из палатки, поднялся, взглянул вверх и практически сразу заметил красную пуховую куртку ничком лежащего на снегу человека. Это был Игорь. Подошел, приподнял; потрепал по щекам. Игорь дышал. Стал трясти, снял с него рюкзак, взвалил его руку себе на плечо и потащил к палатке.

В палатке оставались спирт, кое-какие медикаменты и даже бензин в примусе. Вдвоем с Олегом им Игоря удалось привести в чувство и отогреть. Он сильно поморозил только пальцы рук и лицо и нажег глаза. Утром вместо очков ему сделали их подобие из жести, с маленькими дырочками. Ночью эта группа, в отличие от нашей, спала, и рано утром двинулась вниз.

Эпилог

Сегодня вечером мы будем в базовом лагере, на Луковой поляне на трёх тысячах семистах метрах. А пока день. И вся наша группа из восьми человек: трех инструкторов и пяти участников сидит на «стульях» из камней на морене на четыре тысячи двести метрах вокруг большого камня-стола и понуро слушает рассказ Игоря о случившемся. У всех худые, почерневшие от солнца и ветра лица, потрескавшиеся губы и еще… какое-то внутреннее смятение. Если кого-то из этих людей сейчас спросить, готовы ли они на следующий год снова приехать в горы, вряд ли кто из них ответит утвердительно.

Март 2005 г.

Материал публикуется с согласия автора.