Всем, кто хотел, но не смог

Толстых Андрей

Всем, кто хотел, но не смог.
Всем, кто ждал.
И моему другу Андрею Александровичу Симонайтесу.

Конец лета. Погода дрянь. Мелкий моросящий дождик, серое небо. Хочется тепла и солнца. И вдруг звонок от друга: » Старик, у меня накопилась неприличная куча отгулов, не погулять ли нам где-нибудь недельку?» « Погулять!!!»

В кассах Рязань-2 узнаём, что мурманский поезд идёт как раз сегодня вечером и билеты, пожалуйста, прямо сейчас, нижние полочки, плацкарт.

Имея на плечах голову, а за спиной не одну сотню отмеренных подошвой вибрама километров, не будешь ночью будить знакомых с просьбой одолжить палатку и бегать по магазинам в поисках тушёнки и горохового концентрата. Всё есть. Всё собрано, всё наготове в рюкзаке.

И вот мы уже пугаем пассажиров альпенштоками и размером рюкзаков. Народ едет с юга и недоумевает, зачем нас несёт на Север.

Когда я смогу объяснить «зачем», тогда, наверное, пора будет заканчивать с путешествиями. Перестанут сниться зимой северные августовские горы, сбудутся все бродяжьи мечты и останется только не тяжёлый багаж сладких воспоминаний да пересыпанная нафталином, забытая на антресолях палатка…

Ночь проходит быстро и за окнами вагона другой мир. Русский Север. Высокое небо, ёлки, берёзки, болота, полустанки. На станциях — пирожки с капустой и вездесущие продавцы пива «Балтика». Начинаются приключения.

6 утра. Облачно, ветер,+8С. Станция Апатиты. Точка прихода-ухода. Автобус до бывшего Хибиногорска, затем до Ботанического сада. Года, как ни бывало. Так же цветёт сирень и блестит на солнце половинка расколотой взрывом горы. Красиво.

Граница цивилизации видна невооружённым глазом — асфальт резко переходит в набитую карьерными «Белазами» колею. Через час первая на нашем маршруте жемчужина — озеро Малый Вудьявр. Пока варится суп, узнаём, чего нет в этом году: ягод, грибов, комаров, людей. Странно. Обычно это место похоже на летнее Ласково в воскресный день.

Идём на Рамзай.

Рамзай, как следует из бронзовой памятной доски, не только имя перевалу, но и известный российский геолог и географ.

Снег на подходе к перевалу красного цвета.

Перевал простой, проходим его в темпе, особо не думая. В верховья реки Малая Белая сваливаем по хорошо набитой тропе. Внизу—болотистая кочковатая тундра. Решаем: считать первое встреченное дерево зоной леса. Дерево росло через 200 метров с момента принятия решения и доходило до пупка. Рюкзак с плеча—силы вон. Но собрались, поставили палатку, тентик натянули, на обломках двух полусгнивших лыж вскипятили водички, заварили чайку и картошечки с тушёнкой, и, приняв по 50 «с выходом», заснули сном младенцев.

Проснулись рано. Собрались быстро, вышли бодро. Туман—не видно ни черта. Редкие комары на бреющем появляются из ниоткуда, и не кусая, исчезают в никуда. Друг фотографирует. Снег. Камни. Туман. Энтузиазм объясняется просто — ему лень прятать аппарат в рюкзак. Из двух братьев — перевалов Петрелиусов ни один из нас не был на Западном. Вверх идём хорошо. Без приключений уходим вниз, к озеру Надежды.

Перекусив, чем Бог послал, начинаем путь на Крестовый. Через левое плечо просматривается восточная сторона перевала Орлиное Гнездо, 1Б* летом. Ба-а-альшая снежная горка, уходящая в снежную же мульду. Покатишься с этой горки – до мульды одни уши доедут.… Туда нужен ледоруб, «железо», перил вешать метров 300. Сегодня нам туда не надо. Оставим на следующий раз.

Перевал Крестовый имеет недобрую славу. Гибнет и травмируется здесь народа много. Чаще – из-за собственной глупости. Мы с другом парни не то, чтобы бесстрашные, но достаточно опытные. Что нас не убивает, то делает сильней!

С перевального седла вниз ведут два скально-осыпных кулуара. Идём по левому. Снимаем чужие петли, вешаем свои. По-умному, надо ставить перила с самого верха, но верёвок у нас, увы, маловато будет. Кулуары неприятные: узкие, тёмные и постоянно простреливаются камнями. Альпенштоки для крутого спуска не очень подходят, кидаем их вниз, ползём на стук и упираемся в плотно слежавшийся снег. Весь кулуар забит снегом, зацепиться не за что. Беда… Была бы группа большая, — повернул обратно, слишком велик риск. Крутизна 45″, до ближайших камней метров 100. Перефразируя Жванецкого,— одно неловкое движение, и ты не отец. Если вообще останешься жив. За что цепляли петли—отдельный разговор .

Проходим несколько верёвок, молясь и матерясь, выверяем вибрамом каждый миллиметр. Ботинки, брюки и перчатки насквозь мокрые. Устали, перекурили. Снежник вроде выполаживать стал, верёвки решили убрать, я рискнул спускаться глиссером, друг мой начал рубить ступени.

Успел я подумать, что что-то не так, успел избавиться от рюкзака и альпенштока, перевернуться вверх головой по склону, сгруппироваться, как учили в армии, и отчаянно тормозя всеми 10-ю пальцами, в общем-то, мягко въехать в скальный выход. Оглянулся — метров 50 пролетел. Пока искал рюкзак, друг тоже сорвался, но благодаря маленькому весу, везению и умению сумел зарубиться альпенштоком, проехать метров 20, не коснувшись камней.

Когда сердце пришло в норму и подсохла пропитанная потом, снегом и адреналином штормовка, а сигареты, наконец, приобрели вкус, подкралась усталость. До зоны леса оставалось четыре ходки. Ужин и бивак готовили на автопилоте. 50 граммов спирта за Крестовый и тех ребят, кто остался на нём навсегда, упали в горло, как капля росы. Северный Чорргорр ждал нас на следующий день.

Хибины—горы низкие, тысяча метров с маленьким хвостиком, зато перепады высот впечатляют. Обедаем среди снегов, в районе водопада. Вода как лёд. Пробую пить прямо из ручья, сводит не только зубы, но и шею. Не напиваешься—вода бессолевая.

На перевале Северный Чоргорр 6 мемориальных досок. Снимаем шапки перед каждой. Перевал разломного типа, идти мрачно и страшновато. Но по хорошей погоде летом почти безопасно. Труден спуск в долину реки Кунийок. Длинный снежник. Длинные скальники. Много сыпухи. Памятуя о Крестовом, идём чересчур осторожно.
На ночь глядя бродим речку и ставим палатку на свалке бывшего таинственного посёлка…

Это место — последняя на нашем маршруте «точка возврата», то есть рубеж, после которого дешевле будет идти только вперёд.

25 лет назад здесь стояло армейское оцепление вокруг объекта, обозначенного лишь на картах с грифом «секретно». Редким туристам путь на Рисчоры был заказан: страна Советов проводила здесь ядерные испытания «в народнохозяйственных целях». Долбали мирным атомом хибинские недра в надежде, что апатит и титан сами выйдут на поверхность. Не вышли.

Дорога мимо красивейшего 18- метрого водопада подходит под самый перевал Южный Рисчорр. По краю дороги следы хозяйственной деятельности: ржавое железо, гнилые доски, искорёженные взрывами кабели и трубы. Фонит.

Всё равно, в какое время дня и года, с какой стороны вы поднимаетесь на Ю.Рисчорр, обязательно сталкиваетесь с местной достопримечательностью: на перевале всегда сильный встречный ветер. Людей по-прежнему нет.

Обедаем на плато в вездеходной колее, укрыв от шквального ветра примус плащ-палаткой, растянутой на альпенштоках. Друг методично рубит топором колбасу и сало на заботливо прихваченном из дома куске ламината. Ветер сильно давит на психику. Начинаются «глюки»: слышим то крики людей, то рокот вездехода, то ещё что-то. Но через это мы проходили не раз, поэтому играем в психоаналитиков: «- Слышу вертолёт!» « — Хочешь поговорить об этом?»

Днёвки не делаем. Только для «молодых» днёвка—счастье. Для нас счастье на маршруте — ожидание днёвки. Тем и живём.

Дальше… Дальше был сумасшедший заяц на плато Юкспоррлакк и на последнем перевале выброшенная мускулистой рукой так и не пригодившаяся чугунная сковородка. Были ещё перевалы Безымянный и Щель. Душевные перевалы так не назовут. Но тонкий топонимический юмор мы заценили.

10 дней 10 перевалов. Неяркие краски Кольского полуострова. Плечо друга в тесной палатке. Память навсегда.

Мы знаем, как сверкает астрофиллит под заполярным хибинским солнцем.

Мы пытаемся понять суть этих невысоких гор.
А ты? Где ты был все эти годы? Мерил ли ты километрами усталость и счастье? Обжигал ли твоё разгорячённое лицо свежий северный ветер?

Доволен ли ты собой?