Сплав по реке Срай Пок (Камбоджа), зима 2014

Страна, где не знают снега.
Где наряжают безделушками странные колючие деревья, которые здесь не растут.
Где рядом ставят странного белого деда в красном толстом халате.

Мне кажется, в Пномпене не очень понимают, ЧТО они рисуют на фасаде 🙂

Камбоджа.

Представить, что я действительно окажусь в стране с даже не тропическим, а субэкваториальным климатом, мне, склоняющейся обычно ко льдам и северАм, было нелегко. Но вопреки и невзирая, как говорится, это случилось, и вот вам мой рассказ.

Буквально сразу по прилету в солнечную Камбоджу я поняла, что двух недель мне будет мало. И ещё по дороге «туда», в один из первых же дней объявила Олегу, что я не просто сюда вернусь, а захочу здесь попутешествовать. «У нас же еще даже это путешествие не началось,» — улыбнулся Олег.

Биолог, герпетолог, сотрудник и консультант зоопарка и работник телевидения, снимающий фильмы о природе и животных. Человек, 15 лет назад почти случайно оказавшийся в Камбодже, полюбивший и страстно увлекшийся этой страной. Изучивший кхмерский язык, историю, оружие, обычаи и менталитет, и став прекрасным гидом и переводчиком.

Исходивший страну, если уж не вдоль и поперёк, то побывавший в разнообразнейших её уголках: на морских островах, в саванне, в диких джунглях в поисках интересных ночных насекомых и рептилий, в затопленных низинах по берегам озера Тонле Сап, в нагорье, в гостях у диких племён, говорящих каждое на своём наречии, в горах, путешествуя по единственно возможным в джунглях дорогам — руслам пересохших в сухой сезон рек.

Человек, считающий эту страну «своей» до такой степени, что в какой-то момент был готов перебраться сюда с семьёй, оставив холодную и пасмурную Россию. И однажды даже почти осуществивший задуманное, найдя здесь работу, приобретя машину и построив дом. Но обстоятельства сложились иначе, сузив рамки свободы. Нелегкий выбор — либо мечта, либо семья (себе не пожелаешь!) — и Олег остаётся в России. Найдя всё же для себя компромисс. Несколько месяцев в году проводить в любимой стране, занимаясь любимым делом — путешествуя, наблюдая природу, а заодно и подрабатывая : показывая страну людям, желающим её узнать.
Многое из того знания, что Олег смог накопить во время своих путешествий и своего познания страны, он просто и понятно изложил на страницах своего сайта .
http://vea.su/cambodia/

С Олегом мы познакомились странно.

Сначала он каким-то образом, я так и не смогла вспомнить — каким, появился в списке моих контактов электронной почты и, видимо, регулярно, как человек путешествующий, получал по почте записки о моих путешествиях и впечатлениях. В записках фигурировали сплавы по рекам. Олег, задумав сплав в Камбодже, задал мне какой-то связанный с лодками вопрос, а вместе с ответом приобрел потенциального члена путешествия.

Сплав предполагался в сухой, по меркам Юго-Восточной Азии, сезон. Декабрь. Но в России и на моей работе — середина учебного года. Возможность уйти в отпуск была сомнительной, но всё к моему немалому удивлению получилось. Правда, отпрашивалась я в Финляндию. Это как-то больше вязалось с моим имиджем любителя северОв. В Финляндию я и вправду попала, в аккурат перед Камбоджей, погоняв по коньковым трассам, а так же сходив там в небольшой автономный походик, потропив изрядно в снегах по колено, ночуя в халявных финских избушках и пользуясь прорубленными, но не прокатанными пока финскими прогулочными тропами.

Короче — контраст оказался доселе для меня неизведанным, когда я с изумлением с интервалом в сутки стремительно переместилась из заваленной снегом Лапландии, из морозного и тёмного финского Заполярья, в жаркие объятья сначала вьетнамского (посадка в Хо Ши Мине), а затем Пномпеньского лётного поля.

Кондиционеры в аэропортах исправно спасали, в лётном меню появился рис, а в багажном отделении самолёта Вьетнамских авиалиний, оформленная без перевеса (разрешенный багаж 30кг!), летела с нами в Камбоджу на вечное поселение красная надувная лодка фирмы «Триал-спорт». Вечное — потому что мы-то улетим, а лодка, пережидая паузы у камбоджийских друзей Олега, будет сплавлять по рекам Камбоджи потом и других подписавшихся на это «мокрое дело» людей.

Компанию в рюкзаках нашей лодке составили каски, спасжилеты, вёсла и «лягушки». Личного барахла набралось килограмма три, не больше. Флисовый плед, коврик, несколько сменных маек, светлая рубашка с длинным рукавом, инсектициды от малярийных комаров, солнечный крем и сменная обувь — легкие сетчатые кеды. Двое штанов — одни для сплава, другие для берега — сейчас были на мне. Обе пары. В Москве всё-таки тоже декабрь :). Вся теплая одежда в виде майки с длинным рукавом и тонкой любимой мармотовской ветровки тоже в момент регистрации были на мне.

Из российских продуктов в жаркие страны по поручению команды я везла гречку (которая, по моему личному мнению, совершенно не идёт в Азии), супчики и самодельное сухое мясо.

Всё общественное снаряжение в виде тентов, котелков и гамаков было уже увезено в Камбоджу или закуплено там на месте улетевшим туда ранее Олегом.

Расскажу о нюансах общественного снаряжения.

Гамаки должны были заменить палатки, в которых в здешнем климате душно. Гамак — это толстый стеганый капроновый низ и тонкий сетчатый полог-верх. Гамак можно натянуть между двух деревьев (это у нас называлось «пойти повеситься»), прицепив к веточкам полог, чтоб слегка оттопырить его вверх. Либо растянуть импровизированными колышками на земле, подвесив- оттянув вверх только полог. Получается индивидуальная маленькая палаточка. Застегивается она на горизонтальную молнию. Залезаешь, застегиваешься, руки под голову и можно без помех наблюдать ночное звездное небо или растущую почти на глазах луну. Сетка от дождя не защищает, но дождя быть и не должно — сухой сезон. Но всё же групповые тенты с собой есть.

Таганки никакие не нужны — из палок веревочкой вяжется тренога высотой в рост. Котелки (кастрюли с самодельными проволочными ручками) вешаются на крючки цепочек, перекинутых через перекрестье треноги. На случай дождей взяты пара горелок и несколько баллонов газа (в условиях высокой влажности во время дождя сухие дрова найти нелегко, если не сказать — невозможно). Топоры-пилы взяты, аптечка закуплена, Малярон тоже, ремнаборы, клей в комплекте. Рыболовные сетки. Фото-видео аппаратура в ассортименте и без ограничений (к сожалению, как окажется позже. Вес взятого перевалил за все разумные нормы для сплава). Солнечная батарея, аккумуляторы и.т.п. в порядке.

Летели мы вдвоём с Лёшкой Егоровым, напарником по Гренландскому летнему водному походу. Гребли тогда мы тоже в одной лодке. То есть в некотором смысле как экипаж были схожены, если не принимать во внимание, что сплавлялись мы тогда не только не по порогам, а и вообще-то ни много ни мало по Атлантическому Океану, точнее по фьордам и прибрежной полосе Восточного побережья Гренландии.

Посмотреть фотографии можно здесь:

https://picasaweb.google.com/117577395606976182952/hchSHC#
https://picasaweb.google.com/117577395606976182952/201105

Ну что же — нет границ у географии. У географии наших мечт и наших путешествий. Гладкая вода нам уже покорилась. В этот раз мы будем сплавляться по одному из левых притоков Меконга — реке Срай Пок. Причем Срай — переводится как «Девушка». Пок — её имя.

Река Девушка Пок.

Каков её характер, мы пытались предварительно понять, изучая дома карты и снимки из Гугла. По всему выходило, что падение небольшое, крутых порогов быть не должно. На снимках видны были странные полосы поперек реки, идентифицированные нами как скальные ступеньки. Так оно и оказалось. И всё бы проходило в нашей подготовке безмятежно, не попроси Олег одного своего друга, гида мотоциклетных путешествий (есть там и такие), а так же другого хорошего друга из одной старой знакомой кхмерской семьи, взглянуть в качестве разведки на верховья реки Срай Пок.

Один из них принес весть, что в верховьях есть огромный водопад, где лодки не проходят, и он опасен, а другой — что есть на реке место, где со скальной стены падает река, и место это не обходится, а спускаться придется с помощью веревок и скальных крючьев. Сведения противоречили снимкам, но всё же мы слегка подсобрались, безответственность получила отставку, а в списке обязательного снаряжения прописались спасы и каски для всех.

Летели мы с Лёшкой последними. Остальные были уже там. Олег с октября водил там туристов, Виталий присоединился к его последней группе, а сын Сергей и друг Иван прилетели вчера.

Камбоджа начала ошеломлять сразу.

В зале прилёта в Пномпене почему-то к нам двоим, тормозным от девятичасового полётного коматоза, подошла женщина в форме пограничника, взяла у нас документы и без очереди оформила визу. Взяла, правда, не 20, а 25 долларов.

Дальше ошумление развивается стремительно.

Объятия Олега, встречающего нас, погрузка в автомобиль.

Нескончаемые мотоциклы на дорогах. Два, три, пять пассажиров на мотоцикле! Например, — двое взрослых и трое детей. Легко! Многие без шлемов, а без зеркал заднего вида почти все. Мотоцикл с тележкой для пассажиров и балдахином, называемый «тук-тук». Смуглые лица кхмеров. Не раскосые, не чисто азиатские, как у вьетнамцев и прочих азиатов. А широконосые, крупногубые, но с почти обычным разрезом черно-пречерных глаз. Волосы — про такие говорят, черны — как смоль. Многие кхмеры осветляются. И тогда волосы выглядят тёмно-рыжими. Это красиво. Бороды не растут. Совсем. Зато если тебе повезло и у тебя есть на лице родинка, а если из родинки ещё и растут волосы, то эти волосы отращиваются в длинный пучок, берегутся и охраняются. Это тоже красиво. А ещё специально для этого отрощенным длиннющщим ногтем на мизинце эти волосы накручиваются и теребятся. Это не просто красиво. Это шикарно.

Люди невысокие, довольно щуплые. Но у многих молодых мужчин в городе — животики. Женщины красивые. Мужчины, впрочем, тоже. Детишки — красивые удивительно все.

Совсем уродливых отталкивающих лиц я не увидела. Одеваются просто, неброско. Национальной одежды никакой не увидишь, одежда европейская, брюки-рубашки. И на женщинах и на мужчинах. С разницей в расцветках и длине брюк — на женщинах всё же чаще короткие штаны, бриджи-кюлоты.

Женщин в юбках я видела только в двух случаях — на замеченной мимоходом свадьбе невеста и подруги были в длинных шелковых платьях, а так же юбочки были на школьницах, довольно длинные, кстати. Ниже колена. Всё. Форма, к слову сказать, у всех школьников одинаковая по всей стране. Белая рубашка и синий низ — юбка у девочек, брюки у мальчиков.

Никаких флуктуаций в этом вопросе не наблюдалось.

Когда я в конце маршрута одела любимое короткое спортивное платье с шортиками, то взглядов, и мужских и женских, почувствовала на себе немало. Впрочем, такое платье притянуло бы взгляды и у нас 🙂

Люди улыбаются. Когда встречаешься взглядом — улыбаются почти всегда. Запомнился мне один точильщик ножей, кхмер. На багажнике мотоцикла у него приделан точильный станок, с собой табуреточка. Ездит по кафешкам, по рынкам, к торговкам рыбой и овощами, точит им за деньги ножи. Тем и живет.

Сидит, точит, напевает, в углу рта вальяжная зубочисточка, на лице удовольствие, граничащее со счастьем. Увидев, что я фотографирую — распелся громче, аж засветился. Не наигранно, не куражась, а расслабленно, в собственное удовольствие. Счастлив человек. Неподдельно, правда. Фотографируй, не жалко. Это, кстати, всеобщая черта : фотографируешь — да пожалуйста.

Улыбаются. Некоторые — подыгрывают, позируют. И понятно, что фотокарточку не получат. Но фотоаппарат знают. И в столице, где полно туристов-европейцев, и в деревнях. Был эпизод, когда я в деревне фотографировала стайку ребятишек.

 

Попозировав мне, малыши издали возглас и к моему удивлению ринулись ко мне за спину — смотреть в экранчик фотоаппарата (значит, знали, что там увидят!). Пролистанные фотки со смешными рожицами вызвали бурю восторга, вся ватага немедленно возвратилась на прежнее место и снова начала позировать на все лады. Потом перемещение за спину повторилось, снова кадры вызывали восторг, а я почувствовала себя Бонифацием, развлекающим негритянских детишек на заморском острове.

Но это будет позже. А пока — вернусь в Пномпень.

Люди открыты. На контакт идут охотно. Но не навязчивы. В этом мы убедились многожды.

Один кхмер, слишком долго и любопытно провожающий взглядом вызывающе большой, явно приготовленный для вывоза за пределы страны туристский пакет с упаковками кофе в моих руках, получил в ответ мой прилепившийся к нему взгляд. Когда он отлепил глаза от пакета и встретился взглядом со мной, я шла уже спиной вперед, лицом к нему, не сводя с него глаз.

Он оценил, заулыбался, поднял большой палец. Я, конечно, тоже.

Дальше.

Запах.

Это что-то невероятное. Этот запах! Он везде, как только ты ступаешь на тротуар из чрева машины или холла гостиницы. Короче, из пространства с кондиционером. Везде, где нет кондиционера — везде этот запах. Запах какой-то непонятной свежести, но тебе ясно, что это на самом деле запах кухни. Олег объяснил — кхмеры жарят в масле чеснок. Потом в этом масле жарят все остальное. Вот! Чеснок. Хотя, надо признаться, ни одного жареного блюда я не попробовала. И что-то даже и не заметила, если не считать орешков. Все в основном вареное или печеное на углях. Ну наверно и жареное есть. Это предмет исследования дальнейших поездок.

Кафешки разного уровня на каждом углу. Поесть в кафе могут люди любого достатка. От пары центов до нескольких долларов — вот диапазон цен. Оказывается, дома почти никто не готовит. Нет смысла.

Кухня — это вообще отдельная тема. Понятно, что основа — обязательно рис. Его приносят в отдельной кастрюльке. Сварен он прикольно. Он не совсем рассыпчатый. А какой-то необычный, чуть липковатый, но не комом, а всё же рисинки отдельно. Олег рассказал, варят они его здорово и умело, рассчитывая воду так, чтобы в конце готовки, после ухода жидкости, лихо поджарить его на дне той же кастрюли. Но не сжечь. Это ж, по нашим меркам, высший пилотаж!

Итак, в кастрюльке перед нами рис. Ну или лапша.
Подают и овощи припущенные, с мясом. Это вообще великолепно.

Супы — интересная тема. Понятно, что бульон — это либо курица, либо рыба, либо свинина. Рис кладешь сам, сколько хочешь. Травы пахучие — неотъемлемы. Бульон часто зеленый.

Перченое — да. Но, в расчете на туристов наверное, степень перчености в меню отмечена. Либо перчики и соусы подаются отдельно. Вареные овощи тоже есть. Картошка — деликатес, её в супе встретишь, наверное, только в дорогом ресторане. А так — в супе плавает вареный огурец, вареный кабачок, морковка. И ананас. Вареный. На рынке ананас я встречала в овощных рядах. Ну да, а что удивительного? Овощ как овощ! И на дороге чищенные ананасы туристам продают в пакетике, а внутри прилагается оранжевая соль, смешанная с перцем. Хошь сыпь — хошь не сыпь. Та же история с манго, впрочем.

Сладкое они тоже любят. Скажем, в неком кхмерском «бистро» мы наблюдали, как девчонки «собирают» утренний суп : отваренная рисовая лапша, прозрачный ароматный бульон, зелень, какие-то пророщенные ростки, лапшу же и напоминающие. На блюдце отдельно — длинная стручковая фасоль, пучок мяты, ломтик лайма. И в довершение всего в готовый уже суп кладут ложку… нет, не соли. И не перца. Сахара! Ну да. А что ? — нормально! Ананас с перцем. Суп — рыбный! — с ананасом и с сахаром. Перчено и сладко должно быть всегда.

Крабы. Тарелку крабов с овощами и щипчики приносят по Лёшкиному заказу. Впервые в жизни ем крабов. Вкусно. Правда, жалко их почему-то. Такие беспомощные лапы на блюде валяются. То есть клешни.

Пиво. Местный бренд — «Ангкор». Умопомрачительные соленые орешки арахиса, обжаренные с маслом. Зеленый чай. Прекрасно.

Едим гущу из супа — палочками, левой рукой с гнутой ложечкой в ней помогая себе пить бульон. Все — владеют предметом. Я — учусь. Впервые в Азии из всей нашей компании — только я. Остальные где-нибудь в странах Юго-Восточной Азии уже были.

Из кафе, сытые, обратно в гостиницу едем на тук-туке. Прикольно.

Живем мы в Пномпене в гостинице высокого уровня. По звездочкам — не знаю, но за роскошный номер с кондиционером, ванной, зеркалом во всю стену, единым прикроватным пультом для управления торшерами, ночниками, светом в прихожей, основным светом и кондишеном , утренним завтраком из кучи прекраснейших блюд, мы заплатили 35 долларов за номер за ночь. Я, наверное, дикарь, но в посещенных мной заграницах такого я еще, кажется, не встречала. А эти наши пижоны 🙂 еще и расселились по двое. Нормальный российский турист в такой номер вшестером ввалится. И это будет нормально. Но мы — что ж делать — шикуем. Собственно, с утра мы стартуем на двух джипах в путь, начинается заброска на реку, так что с гостиницами завтра же и попрощаемся до обратной дороги.

Кофейная лавка. Здесь дадут понюхать множество сортов кофе, выбрать, затем завесят, помелют и упакуют выбранный кофе.

Вечерний Пномпень.

Утро.

Выезд назначен на 8.00. Встаем в 7, чтобы в 7.20 встретиться за завтраком в ресторане.

Выхожу на балкон.

Тут же нос чует вчерашний чудной запах городских улиц, а в уши настойчиво лезет их же звук — непрерывное жужжание мотобайков. Ощущение муравейника. Пока ты еще нежишься под кондиционером и душем, город уже проснулся и живет, по жарким жилам-улицам текут потоки спешащих куда-то жителей, а неспешащие сидят либо в своих лавчонках, ожидая посетителей, либо в многочисленных кафешках, будучи посетителями сами.

Под окнами нашей гостиницы одна из крупных улиц, она с цифровыми светофорами. Цифры красного либо зеленого цвета горят над проезжей частью, накапливая либо пропуская очередной рой мотобайков. Машин немного.

Впечатляют электрические столбы. Черные провода на них намотаны поверх друг друга, дикой паутиной расходясь во все стороны.

Спускаемся в ресторан. Улыбчивая смуглая девочка прямо посреди зала на маленькой плитке жарит яичницу, предлагая выбрать три добавочных ингредиента из десятка — лук, сыр, помидоры, ветчина, зелень…. Смешав их с яйцами, умело манипулирует сковородой — катает рулет без помощи рук, и обжаривает его с двух сторон. В подогреваемых лотках на выбор супы, лапша, рис, тушеные с курицей или свининой овощи, и (!) молочная рисовая каша. Расчет явно на европейцев, так как известно, что у местных жителей нет ферментов, перерабатывающих молоко. Кстати, в магазинах молочных продуктов нет совсем, за исключением мороженого и сухого молока вроде бы австралийского производства.

Рядом с кофейником стоит бадейка с исключительно вкусно и явно на масле поджаренными солеными орешками. Набирай скок хошь. К орехам я имею слабость, что ж поделать. Видимо, в одной из прошлых жизней я была белкой.

На десерт — питайя и арбуз. Питайя — забавный фрукт. Такая большая, с кулак, редиска с чешуйками, а под розовой кожурой — водянистая белая мякоть, набитая мелкими черными семечками, чуть крупнее мака. На вкус кисло-сладкая, не приторная. Говорят, питайя уже появилась в наших супермаркетах. В ресторане Пномпеньской гостиницы я увидела ее впервые.

В качестве внешней стены ресторана друг на друге громоздятся аквариумы, в которых плавают, шевеля усами и плавниками, потенциальные рыбные блюда. Много аквариумов с большими раками, наверное — морскими. Это я выяснить так и не удосужилась.

Приветливые кхмеры-швейцары помогают вынести и погрузить в два джипа наши вещи, количество которых на 6 человек приводит меня в состояние уже очень далекое от удивления.

Наконец, мы едем. Сегодняшняя наша цель — поселок Краче. Kratieh. Мы остановимся на ночевку у друзей Олега. Это настоящая кхмерская семья. Глава семьи умер 4 года назад, но его дети — старший Арот, младший Анет, и его дочь Алан, выросшие на глазах Олега, вдова, унаследовавшая дело мужа, продолжают дружбу с ним. Интересно, что дело, которым зарабатывает семья, абсолютно противоречит его мировоззрению биолога, натуралиста. Они — браконьеры. Добывают красное дерево — тик. Мы видели подобные делянки — надо сказать, что добывают его кхмеры довольно варварски.

Тик к вырубке в Камбодже как бы запрещен. Но соседний Вьетнам охотно принимает тиковый брус, платит за это неплохие деньги. Конечно, государство знает о браконьерах.

Пограничники, милиция, природоохранные службы пытаются ограничить вывоз. Во время заброски в верховья нашей реки мы встретим их представителей, а так же гонцов, нагруженных контрабандным сырьем. Дорог в джунглях не так много, а мимо дорог прямо по джунглям не проедешь. Так что встречи браконьеров с властями неминуемы, но и те и эти знают правила игры. В стране существует коррупция, и в этом смысле Камбоджа не лучше и не хуже других стран. Видимо, платится взятка, и это первая цена, уплаченная за драгоценное красное дерево. Дальше тик переходит у перекупщиков из рук в руки, а цена его будет только расти.

Так вот, в одном из начал этого великого тикового пути стоит семья кхмеров — друзей Олега.

До Краче добираемся с приключениями.

А приключилась у нас вынужденная остановка среди рисовых полей с редкорастущими на межах пальмами. Пока водитель подтягивал гайки на колесных дисках, мы дружно пошли снимать на фото и видео сборщиц риса.

Рис на этих полях уже созрел, тогда как на других полях в низменностях у Меконга его еще сажают. Видимо, в здешнем ровном климате, где нет сильных сезонных скачков температуры и продолжительности дня, можно встретить рисовые поля любой степени зрелости — от посадки (вручную!) рассады пучками по три ростка в одну лунку в жидкую грязь или прямо в воду, до снятия урожая, тоже вручную. На поле воды по щиколотку. Колос здесь высотой по пояс, гнется дугой. Я впервые увидела вблизи колосок риса. Отдельные рисинки в шелухе лепятся на колосе друг за другом.

Жнут его серпами, почти не наклоняясь, собирая пучок и откладывая его себе за спину, на высокую стерню. Затем их собирают уже в толстые пучки, вяжут и отправляют на сушку.

Потом их обмолотят и отправят на шлифовку в соседний Таиланд, где потом и упакуют. Олег рассказал, что знаменитый таиландский рис выращен на самом деле в Камбодже.

Жницы одеты основательно: несколько кофт, на голове что-то объемное, типа кепки или шляпки с большим козырьком, обмотанное камрой. Про камру речь будет дальше.
Увидев, что набежала толпа туристов с камерами, жницы заулыбались белозубыми улыбками, и даже движения их стали как-то  грациозней.

Остановились мы поснимать и у плантации лотоса.

Мелководные разливы проток Меконга плотно заросли этим широколистым растением. Цветы лотоса крупные, с два сложеных вместе больших мужских кулака. Розовые лепестки колышутся на ветру, а в центре, окруженный желтыми тычинками, располагается широкий конус-пестик, тоже желтый.

Созревшие пестики зеленого цвета, размером в теперь уже один кулак, этакие небольшие граммофончики. По верхней плоскости, как корзинка подсолнечника, они держат в себе семечки лотоса, похожие на небольшие оливки. Сдираешь зеленую вяжущую кожурку — и ешь на здоровье, на вкус семечки как семечки, только мягкие, сырые. Но в болото за ними конечно не полезешь, их собирают, вяжут по три и тут же у дороги продают проезжающим дети и подростки под присмотром взрослых.

В городке Скун, где мы останавливаемся на обед (мы-то может и потерпели бы с едой до вечера, но водители-кхмеры рулежкой без обеда остались бы недовольны ), на небольшом рыночке в числе прочих деликатесов продаются жареные пауки.

 

Живые их собратья величиной с ладонь без пальцев ползают в большом мешке с листьями. Олег вынул одного, твердой рукой взяв за верхние сочленения задних паучьих ног, так, чтобы хищные хелицеры не достали до его пальцев. Паук черный, мохнатый. Хелицеры похожи на два острых волосатых клыка длиной миллиметров по 6, направленных в сложенном состоянии к брюшку. Жареный же собрат на вкус оказался своеобразен, причем брюшко вкуснее ножек. Их я еле доела.

В числе прочих деликатесов купили несколько чищенных ананасов, раскрытых с помощью зубочисток в виде цветка. Внутрь, как водится, вложен пакетик с оранжевой перченой солью.

В Краче, нашей сегодняшней цели, небольшом поселке, расположенном прямо на дороге в Стынг-Тренг и далее в Лаос, нас встретили приветливо. Мы поднялись в настоящий кхмерский дом.

Дома здесь строят из всего, вплоть до тростника и бамбука. Этот дом — целиком из красного дерева. Высокие сваи, под ними типа хоздвор — кувшины, корзины, доски. На сваях — сам дом, в него ведет довольно крутая лестница. Веранда с роскошным столиком, столешница которого — цельный поперечный спил толстенного ствола красного дерева.

Пол в доме — щелястый, продуваемый. Щели такие, что зубочистка провалится, а карандаш — нет. Они нужны, чтобы во влажном климате помещение можно было проветрить. Щели есть и под крышей.

Центральное помещение разделено перегородкой, передний зал просторен, в нем справа и слева две огромных кровати красного дерева с москитными пологами, пока что поднятыми.

Против входа — веселый и довольный Будда, весь в цветах, со свечками, вырезанный из большого цельного куска догадайтесь чего? Правильно, красного дерева. Над Буддой — большие портреты хозяев дома. Справа — портрет друга Олега, умершего 4 года назад. «А вот и он сам», — вдруг сказал Олег, указывая на деревянную колонну. Мы испуганно переводим взгляд в указанном направлении. На колонне под портретом хозяйки висит крошечный мешочек. В нем — прах хозяина дома. Оказывается, в землю кхмеры не хоронят.

После приветственных улыбок нас усадили за стол, предлагая перекусить. Сами хозяева удалились. Видимо, языковой барьер лишает смысла привычные нам совместные посиделки за столом.

Еще по дороге Олег рассказал нам историю о знаменитом фикусе, под которым, как считается, Будду посетило просветление. Называется он — Фикус религиозный или дерево Бодхи.

Это всего лишь один из многочисленных видов фикусов. Такой фикус, растущий на полях рядом с деревней и считающийся священным, вьетнамцы несколько лет назад пытались украсть, чтобы перевезти через границу и посадить у себя. Пригнали автокран, грузовик. Стали подрубать корни, но местное население подняло тревогу, и затея вьетнамских «биологов» провалилась. И вот теперь мы идем на экскурсию к фикусу. Солнце уже невысоко, закат будет быстрым, а ведь хочется еще и на Меконг взглянуть до темноты.

По дороге к фикусу наблюдаем мимозу-недотрогу, складывающую листики от прикосновения к ним, полет дронго, абсолютно голых белых коров с кожистыми галстуками на горле, насосы, качающие воду на рисовые поля, а так же недотепы-пальмы, расстроившие меня ужасно.

Дело в том, что часть своих отсохших листьев пальма сбросила не целиком. Лист крепится к стволу двумя такими длинными волокнистыми ремнями, которые переплетаются с другими такими же. Так вот, некоторые из них обломились возле места крепления к стволу.

Шкурки старых ремней-креплений остались на стволе, как плетеные корзинки, окружающие ствол. Под них заносит ветром семена разных растений, но семечки именно того знаменитого фикуса,

растущего неподалеку, прорастают в старых неотшелушенных пальмой листьях. Ростки прорастают, прямо на пальме появляются ветки, но это бы полбеды. Вниз, до земли спускаются корни юного фикуса. Они заматереют, одревеснеют, охватывая ствол пальмы кольцом, в конце концов пальма в кольце выгнивает, остается один фикус. Он победил. За пальму ужасно обидно.

Итак, мы идем к Фикусу, родителю всех фикусов в округе. Обходим рощицу тростника, перед нами еще несколько квадратов молодой рисовой поросли, а за ними растет Дерево. Или нет, не так. ДЕРЕВО.

Оно одно, рядом нет ни одного сородича. Даже издалека становится ясно, что это выдающееся дерево. Огромная симметричная крона, ствол в продольных выпуклостях, как в колоннах, переходящих в ветки.

Подходим ближе. Вот мы под ветками, Олег показывает нам следы работы вьетнамских воров. Корни подрублены, да так коротко, под самым стволом, что возникают сомнения в том, что этот обрубок смог бы снова прижиться. Пока мы пытаемся запечатлеть следы деятельности воров, снять на фото Дерево с человеком под кроной для масштаба, выясняется, что все нижние ветки с нижней же стороны облеплены гнёздами ос, а сами они выстроились боевыми рядами и дрожат в нетерпении, ожидая малейшего повода, чтоб спикировать и начать атаку.

Так и вышло. Чей-то неосторожный взмах руки, и я вижу, как по незримой команде маленькая эскадра срывается вниз, пикируя вроде бы мимо меня, вижу, как уклоняется, повернувшись спиной, Олег, как топает рядом Лёшка, и обнаруживаю себя улепетывающей прочь, но в левую руку и левое плечо уже впиваются маленькие копья. Больно! Но вот копья прекратили впиваться, а боль осталась. Я аккуратно оглядываюсь. Все чуток отпрянули от дерева, но кроме нас с Лешкой никто не побежал, и укусы достались почему-то только нам. Это я не к тому, что вот надо было всех непременно покусать! А к тому, что из всех нас шестерых впервые в Камбодже были только мы с Лешкой. Видимо, для полных чайников и новичков у Олега, как гида, припасена более насыщенная и разнообразная программа. Для введения в курс дела, так сказать. 

Позировать под деревом больше не рискуем, и мы отправляемся через поля назад, в поселок и затем к Меконгу.

Солнце, огромный бордовый шар, стремительно, прямо на глазах шлепается в пальмы, закрывающие от нас горизонт.

Продолжительность светлого времени зимой составляет 11 часов, а летом — 13. Солнце всходит вертикально и так же вертикально уходит. Широта здесь — северная, 11 градусов.

Субэкваториальный пояс.

Выходим на берег Меконга. Гладь огромной реки похожа на лист фольги, отливая серебристым сиреневым светом, освещенная небом, еще помнящим только что ушедшее солнце. По фольге беззвучно скользят силуэты рыбаков в весельных или моторных лодках, возвращающихся в скорых сумерках домой. Удивил один гребец. При видимом довольно приличном течении реки, он, едва шевеля веслом и держа довольно тупой угол траверса, легко пересекал на наших глазах реку, практически не теряя высоты. Лодки узкие, длинные. Дощатые, не долбленки. Долбленки — настоящие, из цельного дерева, мы увидим позже, проплывая по племенным территориям.

После нетяжелого овощного ужина мы еще сидели на веранде, когда выполз Токи.

Токи — это вид геккона, большой такой пестрой ящерицы или небольшого такого пятнистого дракончика, который умеет говорить человеческим голосом. Олег рассказал пару забавных историй, происходившие с людьми в дУше? когда они, раздевшись, не ожидая ни малейшего подвоха и будучи абсолютно голыми и абсолютно уверенными, что они в одиночестве, вдруг слышали позади себя четкий мужской голос, произносящий басом «Так-так-так «. Согласитесь, в такой ситуации трудно сохранить хладнокровие. Говорят, одна напуганная женщина так с диким визгом и вывалилась на улицу сквозь стенку из гипсокартона. 🙂 Сам Олег тоже попадал в похожую ситуацию, когда, будучи голым, только наклонился с ковшиком за водой, как услышал сзади одобрительное хриплое «О-оу». 🙂

Так вот геккон Токи, поселившись в доме, приносит счастье, говорят. А по вечерам на освещенную электрической лампочкой веранду он выползает поохотиться на насекомых, привлеченных этой же лампочкой. а так же порадовать своим присутствием семью. Вспышек  фотоаппаратов, как оказалось, геккон вовсе не боится. Зверек снискал наше всеобщее уважение и симпатию за то, что хоть и не шел на контакт, но был героем веселых историй, а так же исправно позировал.

Спать нас разложили по всем огромным кроватям, мне достался небольшой закуток размером точно в стоящую в нем кровать. Собственно, и кроватью-то это сооружение назвать трудно.

Это скорее небольшой стадион на коротких толстых крепких ножках. Полог Олег велел не просто опустить, но еще и заправить под край матраца или одеяла. Ночью было прохладно, я даже залезла под одеяло.

Вечерний, равно как и утренний душ принять оказалось легко — большой бетонный резервуар накачан до краев водой, на краю лежит ковшик, и ты, стоя на чистом кафеле, просто поливаешься из ковшика водой температуры окружающего воздуха.

Как рассказал Олег, кхмеры ужасно чистоплотны, моются по 4 раза в день, и если ты на ужин выйдешь в той же рубашке, что и утром, скажут — смени, что ты в несвежем ходишь!

Представляю, как дико мы смотрелись в своих специально взятых светлых рубашках на шестой-восьмой день сплава. Мелкая взвесь глины из речной воды так въелась в ткань, что дома современными средствами я так и не смогла ее отстирать.

Сами кхмеры стирают вещи, колотя их намыленными о бетонные плиты у воды. После примерно трёх таких стирок ткань приобретает мелкую, но частую фактурную дырочку.

Рядом с душем — туалет. Но не просто дыра в полу и яма, какие летом я видела в каждом дворе, путешествуя в Киргизии и Казахстане. Тамошним жарким летом плотность аромата была такой, что глаза слезились и дышать было абсолютно нечем. Аммиак. Здесь же заведение по запаху, как ни странно, не идентифицировалось, хотя климат куда более жаркий, причем круглый год. Оказалось, в пол вмонтирован низенький унитаз с водяным замком. Бачка никакого нет, и смыв происходит ковшиком из еще одного резервуара.

Утренние сборы были быстрыми, но спалось мне так хорошо, что я умудрилась проспать и выползла из своей кельи, когда все уже сидели за столом.

Новые запахи, доносящиеся со стола, тут же взбодрили меня.

Рис, а так же мясо и овощи кладешь в тарелку, а потом предлагается залить их бульоном на выбор из двух суповниц, чтобы получился суп. Один бульон позиционировался как менее острый, он был зеленого цвета, с какими-то пряными травами, но это бы полбеды. Запах от него исходил такой необычный, что я не просто аккуратненько, чтобы не обидеть Олега, попросила переставить от меня тарелку подальше, но и узнавала в дальнейшем этот запах из всех запахов разных блюд и кухонь, где нам потом приходилось обедать. Говорят — на вкус он не так необычен, как на запах. Второй бульон красного цвета, хоть и перченый, пошел гораздо лучше.

Кофе нам подали холодным — со льдом. На дне стакана густая жидкость с кофейным вкусом, сгущенка, а до верху стакана кусочки льда и трубочка. Оказалось — вкусно!

Надо сказать, стол нам сервировали не просто, по домашнему, а как в кафе, с изысками. Видимо, культура питания здесь есть и в простых деревенских домах.

В Краче мы закупились вином и ромом на маршрут, а так же крамой, у кого не было

Крама — национальный предмет, очень функциональный, и не сказать чтоб это был просто головной убор. Крама — это полоса ткани в мелкую бордово-белую клетку длиной 150 см и шириной около 70. Её можно использовать как бандану или куфию, защищающую от солнца голову, лицо и плечи, как шарф, как кушак, как полотенце, вытершись и обвязав круг бедер. У меня с собой был шелковый индийский платок, купленный в Бишкеке, выполнял те же функции, но крамой я тоже обзавелась — свою вторую мне подарил Олег.

После уточнений с водителями нюансов предстоящей дороги, двинулись в путь. Арод ездил на разведку в те края месяц назад, но до намеченной точки стапеля доехать не смог, реку

вообще не увидел, зато узнал, что на реке есть водопад. Посовещавшись, решили ехать северным вариантом через Лумпхат. Lоmphat. Дорога там лучше, но потом встанет вопрос пересечения реки и подъема вверх по течению по местным дорогам к намеченному месту стапеля. Отложив решение этих забот на потом, едем.

К Лумпхату добираемся к обеду. Пока нам подавали странный суп с черными куриными лапами, я успела найти душ и освежиться, а мужики вволю поводить пальцами по разложенной на столе карте.

Выясняется, что мост не достроен, перевезти на другую сторону нас могут, но без машин. Могут так же поднять вверх по реке на лодках туда, куда мы захотим. Но с учетом последующего сплава вниз мы посчитали это неинтересным, а вдобавок сделали вывод о небольшой сложности реки в этих местах : раз уж лодки поднимаются вверх, то вниз-то мы всяко сможем, так что сильно далеко стремиться и незачем, характер река так резко не поменяет. По этой реке толком никто из туристов не сплавлялся, поэтому описаний нет, в этом смысле наше прохождение как бы первопроход. Ну а то, что река Срай Пок, так же, как и Меконг, является водной дорогой, по ней без конца снуют местные лодки, перевозя грузы, нас, как водников, нисколько не смущает.

 

Вскоре мы свернули с асфальта на грунт, и картинка в лобовом окне стала напоминать кадры кино: по красной дороге, вздымая красно-оранжевую пыль, едет перед нами джип, изредка обгоняя  мотоциклистов и мотоповозки с удивительно длинной сцепкой и длинннюющщим рулем. По бокам мелькают то рощи гевеи, из которой добывают каучук, то посадки маниоки, корень которой высушивают и потом перегоняют в топливо, на котором реально может ездить автомобиль.

Иногда увидишь заболоченный участок, пасется буйвол, а рядом с ним — белые цапли. Красиво.

0150

Редколесье сменяет посадки банановых плантаций в деревнях, затем снова начинаются возделанные земли. Но их все меньше. Начинаются реальные джунгли. Дорога проходит через небольшую деревню. Жизнь местного населения нам очень интересна, и мы останавливаемся поснимать.

На небольшой площади перед домом сильное оживление. Здесь в основном дети и всего несколько взрослых. Оказалось — перед домом стоит большой телевизор, старый, ламповый еще.

Телевизор, как ни странно, работает, а значит — в деревне есть как минимум генератор и антенна, а так же люди, умеющие всё это обслуживать! 

На экране сменяют друг друга лица типичных героев сериалов. Пара десятков ребятишек напряженно следят за происходящим в кино, и лишь некоторые из них отвлеклись на несколько светлокожих операторов, сосредоточенно снимающих соприкосновение местных полудиких племен с цивилизацией.

 

Рядом с площадью, возле ближайшего дома в большой ступке три девушки толкут рисовую муку, ритмично поднимая и опуская длинные тяжелые песты. В ступке одновременно находится лишь один пестик, и в чувстве ритма девчонкам не откажешь.

Рядом с ними женщина в годах ( и ведь не скажешь, что пожилая. Не разберешь, а вдруг она мне ровесница 🙂 ) с огромным плетеным поддоном. Это не сито, нет. Но, тряся его, женщина на нем отделяет мелкую фракцию только что толченого девчонками риса от крупной. Мелкую, близкую к муке, она ссыпает в отдельную бадейку.

Какой-то то ли средних то ли пожилых лет местный житель в военной гимнастерке и панаме времен вьетнамской войны подскочил ко мне фотографироваться, улыбаясь во всю ширину физиономии.

Перед площадью стоит грузовичок с кирпичами, и несколько мальчишек и девчонок деловито его разгружают, выкладывая кирпичную стенку прямо на земле. И никто ведь не заставляет, никто не стоит над душой. Они могли бы все бросить и пойти смотреть сериал.

Никто не мешает и не препятствует нам снимать повседневную жизнь деревни. Но все же я чувствую себя неловко, будто зашла в чужую квартиру, хожу тут как ни в чем не бывало, сую под нос хозяевам свой фотоаппарат. Это чувство не покидало меня на протяжении всего путешествия, и, в отличие от прирожденного репортера Егорова, снимавшего все, что вздумается (беспардонный, но профессионал!), помешало мне сделать многие интересные кадры.

Едем дальше. Темнеет. Дорога все хуже, джунгли все гуще, ручьи, промывшие дорогу, все глубже. Но ползем. До вновь намеченной точки сплава около 20 км, а скорость наша местами не превышает 5-7км в час. Подробной карты на эти места нет, к тому же браконьеры накатали по джунглям множество параллельных колей, так что руководствуемся только направлением.

Включаю GPS, но хорошей карты в нем нет, а в общей карте мира по счастью отмечена та деревня, куда мы стремимся, где хотим начинать сплав.

Встречаем грузовичок, везущий доски. Те самые, контрабандные. У всех местных грузовиков срезаны кабины. Зачем — Олег нам не смог объяснить. Это, видимо, такой местный понт.

Кое-как разъехались.

Затем, во время вытаскивания одним джипом другого из глубокой колеи, видим впереди свет фар.
Это едет автомобиль с теми самыми слугами народа, троицей из мента, погранца и зеленого, о которых я рассказывала вначале, — работники государственных служб на посту борьбы с браконьерством.
Объяснились — туристы, дескать. Внушительный багаж — рюкзаки, чемоданы, обвязанные веревкой — подтверждают наши слова.

(Здесь, пожалуй, мне нужно извиниться за качество фотографий, сняты они «на ходу» в реальных условиях. Некоторые фото, кстати, с фотоаппарата Алексея Егорова) Едем. Снова свет фар. Едет мотоцикл. За щуплым водилой на багажнике привязано 5-7 брусков красного дерева, каждый длиной не меньше метра и весом около 20 кг. То есть за ним не меньше ста кг. Никак не меньше. Увидев нас, мотоциклист пытается вылезти из колеи и, заметно чертыхнувшись, заваливается со всем своим тяжеленным грузом на бок. Только у меня промелькнула мысль, что он, худОба, точно не сможет поднять его обратно, как вдруг откуда-то из темноты возникают человек пять или шесть, поднимают его, спихивают вбок, и мы можем наконец проехать, не забыв предупредить о дружной троице, поджидающей их впереди.

Едем. Водилы сомневаются — что-то долго едем в ночи. А эта тетка с коробочкой в руках только и командует — дальше! Да еще и сообщает, сколько километров осталось, раскомандовалась тут. Интересно, они знают GPS? 🙂

Это я, конечно, от себя картинку представляю. А там, по дороге, все внешне было чинно-благородно, и водители никак не высказали своего неудовольствия качеством дороги, о котором их не предупреждали. Но мы их, конечно, вознаградили за доставленный стресс.

Впереди показались огоньки. Выезжаем на какое-то более-менее расчищенное пространство, явно уже не глухие джунгли, вот остатки старых домов — окраина деревни. Рядом — жилой дом, но из него никто не вышел. Кхмеры боятся по ночам выходить из домов : верят и боятся «байсать» — этакой летающей отрезанной человеческой головы с летающими же за ней внутренностями. Олег подошел сам спросить  разрешения остановиться здесь, ему разрешили, но оказалось, что это вовсе и не кхмеры. Это племя лесных пнонгов, а есть еще пнонги горные. У горных Олег бывал в гостях раньше. Но прикол в том, что у них свой язык, лесные и горные пнонги друг друга понимают. Некоторые из них знают кхмерский язык. Это кочевые народы, они свободно перемещаются по окраинам трех граничащих государств — Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Границы-то условны, посты только на дорогах, а в лесу границу можно пересечь и не заметив, что, собственно два раза случайно получилось у Олега в его одиночных вылазках. Но делать этого осознанно не стоит, поймают — неприятности будут точно.

Итак, глухая темная ночь, река вроде рядом, мы на окраине деревни. Стапелиться завтра будем здесь. Легкий перекус, и надо бы отбиваться, утром надуваем суда и начинаем сплав.

Но тут Олег высказывает соображение, что спать в этом месте лучше в гамаках. Места, где «повеситься» они с Виталием уже присмотрели.

Я, еще дома накрутив себя соображениями об опасностях джунглей, о малярии, о насекомых, змеях, скорпионах, решила не уточнять причин, почему нужно именно «вешаться», а не поставить гамак палаткой. Надо — значит надо. Я подозревала, что спать в подвешенном гамаке мне лично окажется неудобно.

Теперь предстояло в этом либо убедиться, либо разубедиться. Основание у гамака прямоугольное. Но, как оказалось, углы гамака нужно не только не растягивать, но наоборот, стянуть за стропочку, продернутую вдоль короткой стороны гамака. Получившуюся скрутку нужно умеренно натянуть между опор — либо деревьев, либо столбов-опор старого дома, как сейчас.

Небольшой веревочкой оттянуть полог, внутрь кинуть что-либо в качестве подушки. Все, ночлег, собственно, готов.
Коврик внутрь не нужен, сказал Олег. Ладно, залезла, лежу. Звезды все видно, благо что новолуние. И полбеды бы, что тело дугой. Но оказалось, что оно под собственным весом стиснуто с боков, как в каяке. Да еще и чувствую холод снизу. Вскоре стали неметь ноги, а пошевелиться боюсь, ведь кажется, что из гамака легко кильнуться. Придумала. Затащу внутрь коврик, будет и теплее снизу, и он разопрет гамак в стороны. Так и оказалось. Поерзав еще некоторое время, закутавшись в плед, я провалилась в дрему, но чтобы повернуться или сменить положение в гамаке приходилось из этой дремы каждый раз выплывать. Так что выспавшейся наутро я себя не почувствовала, поэтому больше не «вешалась», а с нескрываемым удовольствием каждый вечер потом стелилась на земле. К тому же местность оказалась гораздо более дружелюбной, чем думалось в начале. Надо сказать, что Виталий и Алексей почти всегда «вешались», а Олег, Сергей, Иван и я — ставились. Кому что больше нравится. Но в первую ночь мы «висели» все — кто в сотый, а мы с Лёшкой в первый раз. И ему понравилось!

Обязательно возьму гамак в детский полевой лагерь. Мне кажется, детвора заценит и выстроится в очередь 🙂

Тут уместно, наверное, рассказать, а от кого, собственно, должен защитить полог. В основном, конечно, от комаров и скорпионов.

Комаров, которые могут переносить малярию, в первые дни сплава не было вообще, змей мы вовсе не видели, а из вредных насекомых только кусачие муравьи, в основном рыжие, большие и маленькие, да еще скорпионов видели пару раз. Один из них, впрочем, хватанул Лёшку за палец, когда тот попытался украсть у скорпиона дрова.

Конечно, насекомых мы ещё видели, но остальные были безвредные для нас: паучиха нефила, довольно крупного размера, с зелено- черным брюшком длиной сантиметра три и длинными черными лапками, самцы у нее крошечные, красные, их штук пять. Сидят в её же паутине. Олег рассказал, что когда нефила перебирается на другое место, то уносит самцов с собой. Мужики с восторгом и, по-моему, с завистью восприняли такую новость.

Был палочник. Существо цвета соломы и вида разветвленной на шесть ножек-сучков соломенной палочки.

Были многоножки, длинные, сантиметров 12, полосатые, с бахромой красных ножек.

Были очень красивые улитки, они сидели в бамбуке, срубленном нами на сувениры.

Были тараканы — большие, плоские, пыльные, с длиннющими усами.

Были и мелкие тоже, рыжие, с крылышками, вполне привычного вида.

Муравьи, конечно, большие и маленькие. Я, почему-то помню только рыжих. Кусаются чувствительно.

Множество пауков и паучков всех размеров. Пауки восхитили меня тем, что в свете налобного фонарика их глаза мерцают зелеными изумрудами, подобно тому, как во тьме мы видим глаза кошки или собаки, двумя зелеными дисками. Так вот паучьих изумрудов на земле оказалось столько, сколько звезд на небе. Я старалась об этом  не думать, каждый раз стеля гамак на земле среди этих зеленых звезд.

Видели термитов, но о них позже.

Комары появились день на четвертый сплава. Олег рассказал, что комар, переносящий малярию, в точности похож на наших обычных комаров, такой же серый, только небольшой. Есть еще один вид комара — маленькие, с полосатыми черно-белыми ножками. Они не переносят малярию. Но на наш облегченный вздох добавил, что переносят они лихорадку Денге. «Это чтобы вы не расслаблялись».

Комар, зараженный малярией, тоже неважно себя чувствует, его колбасит, и он теряет чувство равновесия. Полет у него странный, безумный. А когда садится пить кровь, то брюшко его располагается не параллельно коже, а как будто задрано вверх. Малярию он передаст только если начнет сосать кровь, а если просто кожу проколол, ты почувствовал и прихлопнул, то ничего не будет. Поэтому вечером нужно прыскаться репеллентами.

Никакую профилактику от малярии мы пить не стали, в аптечке у нас был Маларон, а я еще к тому же для собственного спокойствия еще в Москве раздобыла Коартем и тест-полоску к нему. Коартем — стопроцентное и самое лучшее лекарство от всех трех видов малярии, а тест полоска по простой капельке крови позволит точно диагностировать у себя именно малярию, а не простуду с температурой.

К комарам я всегда была довольно равнодушна. Никакой паники появление комаров не вызвало, и я поняла, что мне, наоборот, нужно бороться с собственным пофигизмом, настолько расслабленно я стала себя здесь чувствовать. А в первые дни, конечно, соприкосновение с природой вызывало опаску, настолько неизвестным и новым оно представлялось.

Утром, пока варился завтрак и надувались лодки, пока я в непривычной обстановке тупила со своим барахлом, а Лёшка ловко сортировал продукты по мешкам, вокруг нас вилась стайка деревенских ребятишек. «Наши уже б давно чего-нибудь сперли»,- подумалось мне. Детишки очень симпатичные, как и все встреченные нами позже, но довольно чумазые и всклокоченные. Понятно, что длинные черные волосы девчонок не часто видят расческу. Они с любопытством обступили Олега, снимавшего на камеру.

Приехал трактор. Тот самый, чудной, с длиннющим выносом мотора и руля. Вписаться в узкий радиус съезда к воде руль не позволяет, но все же у тракториста это получилось. Зачем же трактору, груженому кучей мешков, должно быть с рисом, нужно к воде? Оказалось, у берега ждут две моторные лодки, соединенные между собой плотом-помостом. Трактор съехал прямо на помост, моторы завелись, и плот-помост поехал на ту сторону.

Стало понятно, что эта деревня тоже не совсем уж глухая, с техникой они знакомы и использовать блага цивилизации вполне могут.

В саму деревню глазеть и снимать мы не пошли. Возможно, потому, что здешний язык Олегу не знаком, а беспардонно любопытствовать мы не стали.

Одолев жуткое количество шмоток, мы, наконец, погрузились в лодки, вещи привязали надежно, ведь река хоть и выглядела абсолютно спокойной «истрой», как у нас говорят водники, но все же неизвестно, что день грядущий нам готовит.

Вода мутная, желтоватого цвета. И это еще сухой сезон. В сезон дождей вообще одна глина течет наверное.

Увязано наше многочисленное шмотье.

Под любопытные взгляды пришедших из деревни женщин и детей отчаливаем по очереди от узкой полочки у воды. Берег вязкий, под водой глина, хотя казалось сначала, что песок.

Здесь и далее на протяжении всей реки берег к воде обрывается довольно крутым обрывчиком. И даже если повезло, и обрывчик вдруг выположился и лёг под ноги, скользкая глина не даст тебе выйти на берег.

С первой же чалки стало ясно, что основным фактором, определяющим место нашего выхода на сушу с любой целью, будь то небольшой променаж, обед или вечерняя постановка лагеря, является сама физическая возможность схода на берег. Таких мест не так много, и в целом уже неважно, что на берегу — бамбуковая роща, густой лиственный лес или даже поселок. А уж редкие песчаные пляжики стали для нас желанны и любимы не только за пологость, но и за возможность походить босиком, да за отсутствие глины.

Итак, плывем. Первый день — время притирки экипажей. Мы вроде схожены, и чего уж тут притираться. Но все же через час становится ясно, что в Егорове, севшем на корму, фотограф поминутно побеждает капитана. Лодка, не имеющая киля, мгновенно чует слабинку — на корме положили весло и схватились за фотоаппарат! — и тут же не просто уходит с курса, а встает строго кормой вниз, развернувшись на 180 градусов. Носовой гребец безуспешно пытается не дать лодке бездумно вертеться, но где там! Лодка абсолютно не реагирует на усилия и делает что хочет. У других экипажей и без фотоаппарата наблюдались примерно те же проблемы, так что нам даже фотографируя удавалось не сильно отстать. Но все же мы приняли некоторые меры : я, жертвуя собой как фотографом, пересела на корму, понимая, что лучше уж фотографировать на носу Лёшке, чем мне : у него и фотоаппарат круче, и умение получше моего.

Назавтра решили увязать вещи по-другому: максимально разгрузить нос, а так же носовому гребцу сесть максимально дальше назад. Скажу сразу, это здорово помогло, и больше мы уже для ходкости лодки сделать ничего не могли, разве что выкинуть весь багаж. Лодки у нас были фирмы «Тайм-Триал» с самоотливным дном. «Ватерфлай -3»

Первые впечатления от сплава — речка безнадежно стоит. Да, Девушка Пок, уж очень спокойный у тебя характер. Скорость течения от 3-4 км в час на плёсах до 7-8 на перекатах.

Собственная скорость лодок невысока, при равномерной гребле нам удается развить до 9 км в час на плёсе.

Но самое необычное — это берега. Прибрежную полосу шириной в метров 30 — 50 занимает бамбук. Бамбуковый «куст» — это несколько сотен стволов, растущих из единого корня и занимающих площадь размером, например, с вашу кухню. Ствол у подножия, у корня, не толще запястья обычного человека, но на высоте метров 5-7 он достигает максимальной толщины, сравнимой в обхвате если уж не с бедром, так с шеей довольно полного человека, например. Ствол выстреливает за один сезон на высоту около 30 метров. Бамбуковый корень напоминает рог, на нем по мере утолщения располагаются отростки все большего диаметра. Самые толстые побеги могут вырасти от толстого же корневища, которому, например, лет 50, рассказал Олег.

Река здесь уже широкая, как Москва-река, например. А ведь до границы с Вьетнамом недалеко. Значит, заберись мы выше, принципиально другую реку мы бы не увидели, зато до Стынг-Тренга, где мы с Егоровым будем соскакивать с маршрута, сейчас около 200 км, и это немало, с учетом того, что речка почти не течет. И хорошо, что это расстояние мы себе умышленно не увеличили.

В Стынг-Тренге Срай Пок впадает в Меконг. Две лодки — Олег Шумаков с сыном Сергеем и Иван Десятов с Виталием будут сплавляться по Меконгу до Краче, того самого, где живут кхмеры, друзья Олега. У наших ребят получится трехнедельное путешествие. Ни Лёшка ни я чисто по работе себе позволить такого не можем. Мы укоротили удовольствие на целую неделю.

В жаркий день на середине широкой спокойной реки солнце печет прилично. Оно, да еще любопытство гонят нас под берег, под сень бамбучника, где интересно просто поглазеть на мелькающую рядом полоску живой субэкваториальной флоры. Конечно исполинские бамбуки не устают поражать. Но и без них, а точнее вместе с ними нашлось кое-что интересное. Оказалось — боковые притоки, небольшие вялотекущие ручьи, впадают в Срай Пок в прикольном узком и темном коридоре. Именно такое впечатление создается, когда заплываешь вбок, в темноту. И это в яркий солнечный день!

Ручей шириной метров пять — только-только хватает , чтоб лодка смогла развернуться. Оба бережка — обрывы высотой метра по три, а над ними вздымаются в небо сотни стрел бамбуковых стволов, перекрывая друг друга вверху. Так что потолок у нашего коридора — вполне реальный, из переплетенных стволов. Думаю, дождевые капли здесь до поверхности ручья и не долетают. Олег заплыл в коридорчик вслед за нами. Уютненько здесь в тени, прекрасное место для небольшого сабантуйчика. Прохладно и тихо.

Выходим обратно в реку.

На небольшой береговой полке у воды поселилась семья пнонгов. Синий матерчатый тент натянут над столом и очагом, висят гамаки. Наподобие козел на высоких ножках сделаны настилы для сна . Всё — из бамбука. Прямо здесь же, с берега, в воду уходят жерлицы. Рядом стоят странные плетеные пузатые кувшины. Потом Олег нам рассказал, что многие племена умеют плести (!) кувшины для жидкостей. То есть умеют изготавливать плетеную вододержащую посуду! На мой взгляд, это очень круто.
Пока мы ускоренно щелкали фотоаппаратами, береговая семья с интересом провожала взглядом увлекаемую течением странную красную лодку.

День на этой широте (13 градус Северной широты) заканчивается стремительно. Зная об этом и помня, что соскочить на берег можно не везде, решаем становиться лагерем с упреждением, дабы не быть застанными темнотой на воде. На правом берегу — деревня. А перед ней — песчаный остров. Отлично! Олег принимает решение вставать здесь, я рада. Хоть обычно я и избегаю песка — ведь он до конца похода поселится во всех вещах, но здесь это меньшее из зол.

На берегу кипит жизнь — слышатся детские голоса, возвращаются с реки моторки, раздаются громкие мокрые шлепки — женщины стирают у воды.
В российской глубинке, а тем более где-нибудь в Бурятии или Тыве, в такой ситуации мы бы опасались, что незамеченными не остались, и где-то вскоре после заката почти наверняка услышали бы шлепки весел о воду — простые русские, бурятские или тувинские мужики плыли бы узнать кто такие, да выпить водки с пришельцами. В Камбодже на этот счет можно быть спокойными. Никто не потревожит, не будет навязчивым, хотя весь песок истоптан босыми ногами, и понятно, что на этом острове излюбленные пляжи поселян.

Дрова находятся легко. Из жердей выше роста вяжем веревочкой треногу. Через перекрестье перекидывается цепочка — вот и прекрасная замена таганку (Боря, ау 🙂 ). Кастрюли с проволочными ручками висят, а пламя, живое и веселое, пляшет совсем как у нас в России.

Варим макароны. Вместе с сушеными креветками. Креветки мелкие, до 2 см длиной. Может, это криль? Тушенки никакой у нас нет, а креветки — это прекрасно. В миске среди витых рожек макарон они смотрятся как небольшие розовые червяки.

На каждый вечер у нас по бутылке красного вина и немного сыра. Красиво жить не запретишь! — так всегда говорил мой отец, инженер-конструктор завода ЛЗОС, кормивший в советские времена семью на законные инженерские 220 рублей, когда перед праздником удавалось принести в дом долгожданный выданный на заводе праздничный набор — бутылку Советского Шампанского Абрау-Дюрсо, шоколадные конфеты, баночку икры — эталон «красивой жизни» по-советски.

Обстановка долгих тихих теплых вечеров в субэкзотическом месте настолько благостно подействовала на нашу команду, что в первый же вечер люди, позиционировавшие себя как полные трезвенники, не смогли не присоединить свои кружки к нашим, никогда и не пытавшимся лицемерить в этом вопросе. 🙂

Спали мы в рядок, на песке, в гамаках, расстеленных как палатки, лишь верх полога прицепив карабином к веревке, натянутой через весь пляж.

Подъем договорились делать по-местному в 6, но не строгий, можно чуток потупить. В 6 как раз почти полностью рассветает, но солнце еще не вышло. Разница по времени с Москвой — всего 3 часа, хотя находимся мы примерно в часовом поясе Иркутска. Олег говорит, в Камбодже это сделано умышленно, чтобы быть поближе к Европе.

С утра дежурим мы с Лёшкой.

Из круп первой нашлась кукурузная. Надо сказать, что продуктов у нас было закуплено с гигантским перебором. Некоторые купленные продукты вызывали умиление — например, сахарная пудра в порционных пакетиках по 10 грамм.

Так вот — из-за гигантского размера герм с продуктами, мы не всегда докапывались до искомого, и, следуя наиболее простым путем, готовили то, что первым попадалось. Так, мы с удовольствием первые три ужина подряд ели макароны с креветками, а в первые завтраки — кукурузную кашу. Тоже с удовольствием. Сегодня мне удалось попасть в консистенцию, каша удалась, а так же удался кофе, сваренный на горелке в Лешкиной миске-котелочке. Это был тот самый, купленный и помолотый в маленькой кофейной лавочке кофе, Laos Robusta. Кофе кхмеры пережаривают, пенка получается непышной и черной. Но на вкус он хорош.
Пара галет, пара конфет, ореховая паста (достойнейшая вещь!) с кружкой горячего настоящего кофе — и ты готов к новой жизни.

Погрузились, увязались по-новому, выходим. Первые дни утренние сборы занимали у нас без малого 4 часа.

В этот день Лешкой овладела страсть добытчика. Она порезвилась денек и ушла. В итоге плыли мы, выглядывая по берегам фруктовые, в основном банановые деревья. А растут они только там, где их посадили, то есть рядом с жильем. В нашей ситуации это означало налет на чужой сад.

Вот в непрерывной череде бамбучника мелькают широкие перья ярко-зеленых листьев банана. Срочно чалимся. Банан — это не пальма, это трава. Ствол — туго скрученный пучок листьев этой травы, толщиной с руку выше запястья. Его, кстати, измельчают в ступке и используют в качестве корма для домашней живности: курам, свиньям. Так вот из этого пучка листьев выстреливает стрела — этакий длинный и жесткий гладкий зеленый шланг, на конце распускается большой цветок, который зачем-то режут в салат, а из тех, что не срезали, образуется гроздь бананов, растут они на нём ровной спиралью, кончиками вверх, несколько десятков, увесистая такая люстра.

Салатный ингредиент из цветка банана (справа)

Но это все мелькает перед нашим алчным взором, а в реальности никаких банановых люстр нет. «Неужели я мог ошибиться, — сокрушается Лешка. — Я же видел целую гроздь!»

Под одним из деревьев подбираем незрелый зеленый лайм. Под другим — желтый. Это сегодня наша добыча!

Повадки российских Квакиных в нас неискоренимы. Лёшка, видимо, в детстве не доиграл, а я, к своему удивлению, легко подавила внутренний протест против воровства. Думаю, приди мы в любую деревню и попроси бананов или лаймов — нам легко дадут желаемое. Но это же совсем не то!

В саду — гора пучков рисовой соломы, а так же необмолоченного риса, лежит знакомое нам сито, которое на самом деле не сито, а сепаратор долблёного риса. У воды сложены доски красного дерева, на воде понтон из толстых стволов бамбука. Повседневная жизнь деревни.

Возвращаемся к лодке. От воды нам навстречу поднимается абориген, приплывший на своей долбленке. Слава местным духам, что нам не удалось украсть ничего крупного! Я бы провалилась от стыда.

На реке то и дело попадаются препятствия — те самые каменистые ступеньки, виденные нами в гугле. Высота их от 20 см до метра, в них есть языки, есть едва прикрытые водой шершавые камни — верхушки гряды. Ступеньки эти есть одинарные, открытые, то есть без кустов и островов, шумящие издалека как настоящий порог. А есть целыми каскадами, довольно протяженными, до нескольких сотен метров, рекордный — до трех километров. Тогда на наиболее мелких местах и уступах разрастаются кустарники, получается лабиринт мелких проток со сливами между островами, а издалека похоже, что река кончилась. Все. Кусты.

Мы, конечно, настораживаемся, путем вставания определяем, что воду внизу видно, выбираем наиболее широкий и простой вариант. Мы-ж-опытные :), а следующие за нами экипажи могут и не успеть справиться с маневром. Дальше — лавирование с одновременной попыткой угадать, куда же повалит вся река, к какому берегу, чтобы не оказаться в ловушке.

Глобально — в ровных габаритах берегов в таких местах располагается довольно извилистое, иногда даже затейливое русло, но все справлялись, а главное, как оказалось — не пытаться спорить с рекой и гнуть свою линию, вода все же мощна, а суда наши не слишком скоростны и поворотливы.

Со сроками нашего сплава по общему мнению Олег угадал в точку. Это подтвердили и местные кхмеры. По малой воде такие места для их моторок непроходимы вовсе. По чересчур большой воде — проходимы, но с трудом. Мы бы, конечно, просочились бы как-нибудь на надувных-то судах и в том и другом варианте, но наиболее комфортные условия для сплава именно сейчас.

Хотя, надо сказать, в большую воду сплав был бы повеселей, но это мое личное мнение. Две трети нашего коллектива вообще не водники, так что лучше уж комфортный сплав и условия для освоения нового средства передвижения, чем адреналиновые вливания без возможности понять и осмыслить происходящее. Впрочем, все это ещё достанется нам (точнее — им, без нас с Лёшкой) на Меконге.

Впереди возник шум. Надо сказать, что странное свойство есть у этих шивер на широких просторах: на большом удалении, когда еще толком ничего не видно и непонятно, слышно далекий шум на низких частотах, будто приглушенный большим расстоянием грохот, что присуще обычно мощным порогам и водопадам. По мере приближения низкие нотки куда-то исчезают, остается обычный спокойный шорох небольшой шиверки или переката. И этот эффект возникал постоянно. Вскоре мы уже перестали обращать внимание на тон шума.

Но в этот раз видимую гладь реки пересекает гряда надводных камней. Просвет течения реки перекрыт ими далеко впереди. Река здесь настолько широка, а берега столь непролазны, что мысль о просмотре отпадает быстро. Смотреть надо с первых камней, это ясно. Но там уже тянет. К тому же оттуда уже не очень много вариантов позиционирования лодки перед основными камнями-сливами, но выхода нет.

С предосторожностями мы чалимся-выкидываемся на разные камни острова, на их верхний выступающий мыс. Отсюда тоже очень далеко, но видно, что наиболее многоводная протока с минимальным маневром располагается, как обычно, ближе к центру.

Внутренне подсобравшись, напяливаем спасики и каски. Олег с Серегой идут первыми, так как нам с Лёшкой из-под них не выйти и первыми, как это было обычно, не стартовать.

Выдержав строго носовой траверс, выйдя на сильном течении на центр, сделав все, как рассказано, Олег доворачивает лодку на нужный курс и устремляется в порог. Даже глядя в глазок фотоаппарата можно было заметить, что перед тем, как исчезнуть из вида за большими камнями, лодка сделала приличный нырок, спрыгнув с невидимой нам отсюда ступеньки. Не дожидаясь, когда Олег покажется внизу на спокойной воде, идем мы. Сделав всё как надо без особых усилий, в ключевом месте выбираем среди больших камней чуть более узкую, но зато с прямым сливом протоку. Именно здесь нырок-ступенька, Олег тоже сИнтуичил сюда, здесь же прошел позже и Иван. Обошлось без навалов и форсмажоров.

В экипаже у Ивана непростая ситуация. Они с Виталием договорились  капитанить по дням, по очереди. Ване явно нравится управлять лодкой, чувствовать ее. Он не раз задавал нам с Лёшкой вопросы относительно управляющих гребков. Даже попросил небольшую лекцию. Мы тогда с ним как-то вечерком с удовольствием порисовали векторы, порешали гидрографические задачки.

Виталию этот вопрос до фени, он уже знает об этой жизни абсолютно все, учиться не хочет, но на корму садится — очередь пришла. Ну и начинается у него с Ванькой, слегка уже просекшим основные водные моменты, извечный спор двух российских матросов по имени «Гребибля» и «Гребубля». 🙂

Но примерно с четвертого-пятого дня Ваня устойчиво сел на корму, и болезненная тема больше не поднималась.

После одного из порожков видим — у берега стоят лодки, взрослых нет, зато есть двое пацанов. Мы, проплывая мимо, что-то обсуждаем по-русски. В паузе разговора вдруг слышу, что пацаны передразнивают нас, быстро балаболя языком во рту, между губ, и смеются. Так умеют дети всех стран. И взрослые некоторые наверно тоже ещё умеют.

Я восемнадцать лет работаю с детьми. Да своим уже 25 и 20. Голова еще не подумала, а привычка подхватывать игру выскочила вперёд, и язык уже сам забалаболил во рту в ответ!

Вслед нам послышался детский смех и снова детские язычки забалаболили в ответ. И снова я. И снова они. А смеялись от души мы все, уж больно понятна была ситуация, несмотря на языковой барьер. Нету его, барьера, когда играешь с детьми.

По берегам стали попадаться долбленки. Как объяснил позже Олег, мы теперь во владениях племени СОМРЭ. Он сам это понял по табличке с надписью у реки.

На территории Камбоджи живут в основном кхмеры, их 80% всего населения. Остальные 20% — племена, в том числе кочевые. Мы стартовали у пнонгов, теперь попали к сомрэ.

Так вот к чему я.

Эта камбоджийка на носу меня очень вдохновила. Водница, наших кровей 🙂

Видимо, у сомрэ есть таланты по изготовлению долбленок. Выше на реки были в основном дощатые лодки. Широкие, или наоборот глубокие, с транцем и без. Долбленка — это не просто нужная на реке вещь. Это произведение плотницкого искусства.

Делается она из цельного толстого дерева. Спиливается ствол, затем специальными круглыми топорами выбирается сердцевина. Стенки истончаются, затем распираются специальными распорками. ( Любознательные читатели и зрители могли видеть процесс изготовления долбленки в Сибири, на берегу Енисея, в интереснейшем документальном фильме «Счастливые люди», снятом по произведениям сибирского писателя Михаила Тарковского. Он есть в сети ).

Готовая лодка прогревается над огнем, смолится для долговечности. В этой местности лодки делают скорее всего из самого долговечного дерева — красного. Тик тяжелее воды, причем изрядно. Тверд, как камень. В работе наверняка трудоемок. Но тяжелее воды! Представляете себе, что это значит? Одно неверное движение, и, будучи на струе, лодка черпает воду и бескомпромиссно идет на дно. Даже вблизи берега мы не раз видели затонувшие до кончика носа и невытащенные лодки.

Долбленка, в отличие от дощатых лодок, используемых как с мотором, так и без, вообще не имеет транца. Зато имеет высокий изогнутый нос, вверху плоский, как у уточки, и такую же симметричную корму. На внутренних поверхностях лодок частенько видны грубые следы инструмента, выбиравшего сердцевину. Долбленки некрашенные, но имеют черный цвет. Их смолят, довольно варварски добывая смолу из дерева, название которого мы заучили наизусть — диптерокарпус. Двукрылоплодник. Но о нем речь впереди.

Плывем с Лешкой, обсуждая особенности долбленок, — вдруг Лёшка делает стойку. Бананы!

Операция «Витамины» начинается мгновенно! Чалимся, вылезаем на крутейший берег — не до капризов! Не себе же — людЯм! Не без труда находим гроздь, увиденную с воды. Лёшкин Фискарс — на спасжилете. Ну для чего еще может пригодиться нож на спасжилете в матрасном сплаве? Почистить окуней, настругать-нащипать растопку в печку, открыть консерву. Ну или . . . что-нибудь еще открыть. И, конечно, срезать ветку бананов. Разве вам не приходилось?

Судя по Лёшкиным усилиям, банановый шланг поддается не очень легко. Бананы кажутся зеленоватыми. Но выбирать не из чего, капризничать некогда. Прыгаем в лодку. Мы — с добычей! И никого не встретили.

Отойдя от берега на безопасное расстояние (совесть все-таки нас слегка помучила), пробуем добычу. Неожиданно, но это ужас — под шкурой незрелых бананов прячется сок, похожий на клей! Он немедленно склеил губы неопытным в банановых делах воришкам. Если этот сок попадет на одежду — всё, труба, не отстирается. Сами бананы не то что не сладкие — они НИКАКИЕ!

Даже не похожи на картошку. Картошка бы обиделась. Сухие, безвкусные, твердые, да еще и липкие! Предпринятая впоследствии попытка запечь в костре абсолютно их не украсила.

Единственное, на что они годились — это на роль большой зеленой грозди бананов в состоявшейся потом фотосессии. Все.

Проплываем под бетонным мостом через Срай Пок. На мосту стоит бетономешалка, работы по достройке, видимо, идут.

Смеркается. Нам бы стояночку. Но впереди Лумпхат. Тот самый, где обедали на заброске. Он длинный, километра 4 тянется. Пока пройдем — стемнеет. Судя по карте, сам поселок на правом берегу. Левый должен быть незастроенным. Но нет — весь берег слева тоже несет следы жилья — непрерывная вереница лодочных причалов, крыши, бананы. . . Видимо, мост хоть и недостроен, но возможность сообщения берегов уже даёт.

Впереди у излучины в оранжевых лучах закатного солнца видится рощица и вроде бы сход к воде, и вроде бы лодки никакой рядом не видно. Но Олег решает, что чудес не бывает, там наверняка есть жильё, и предлагает чалиться ну прям вот здесь — есть растоптанный кем-то спуск к воде и наверху большой прогал — поляна. Траверсируем текуху. Разведчики приносят весть: здесь жилье, но хозяин-кхмер не против, если мы займем часть поляны. Если мы проредим для костра береговые завалы сухого бамбука, нанесённого рекой, он тоже не против.

Выгрузка по глинистому склону была занятной. Чистым наверх не ушел никто.
Давненько я не каталась на ногах с горки. Глина на склоне была твердой, но чуть смоченный нами же верхний слой глины стал подобен ледяной горке. А полуметровая от воды полоска берегового ила просто шедевральна.

Ставимся, одровляемся.

Вскоре к нам в гости пришел хозяин, кхмер. Оказалось, он учился в Москве! Но русские слова, конечно, уже подзабыл без практики. С Олегом они разговаривали долго.

Пользуясь случаем, Олег расспросил его о предстоящем водопаде, о нюансах постановки сетей. Оказалось, сетью можно ловить двумя способами. Можно поставить ее перед сумерками, часов около 17-ти, в этом случае ее ставят в тихом месте вдоль берега. А можно ловить прямо во время сплава, тогда ее нужно натянуть поперек течения и так сплавляться. Местные речные жители ловят этим способом своеобразно: договариваются между собой двое соседей напротив, через речку. Заводятся с двух берегов два конца веревки, соединяются, натягивается поперек реки сетка, причем ненадолго, на час, с 15 до 16, и именно в этом временном отрезке. Видимо, в конце дня рыба сначала идет вверх по руслу, а затем, к сумеркам, подходит к берегам.

Пока мы неспешно ужинаем, на всей поляне выпадает обильная роса. Вещи покрываются заметными капельками. Забыл закрыть герму рюкзака или достал вещи для ночлега — извини. В нашей полосе я бы произнесла известную примету : обильная роса в поле — к жаркому дню. А тут — трудно сказать, работает ли примета. Ведь по нашим понятиям здесь каждый день — жаркий. Хотя и считается, что сейчас — сухой холодный сезон. И что — каждый день роса? Статистику нам не собрать, ведь в основном наши стоянки в лесу, а в лесу роса незаметна.

Народ отбился довольно быстро — устали, ведь за день сегодня прошли порядка 35-37 км. Это неплохой результат для столь вялотекущей реки.

Но отбиваться жалко — на темном небе высыпали звезды. А ведь Егоров предусмотрительно захватил из дома карту звездного неба.

Теплый декабрьский вечер, черное небо, глоток рома на двоих, яркие, как на ладошке звезды. Правда, сзади подкралась Луна, и полнеба у нас ей удалось украсть. Но вторые полнеба были наши.

Первым делом мы убедились — нет, удивились, что привычная экстраполяция межзвездной линии в Большой Медведице, приводящая обычно к Полярной звезде, не просто утыкается в землю, а еще и забирается ниже, куда-то под наш догорающий костер. Млечный путь из-за Луны виден плохо, зато распрекрасно виден Орион со своим поясом, знакомые с детства великолепные певучие Бетельгейзе, Сириус и Альдебаран, мутным пятном видны Плеяды. Остается всего-то выучить Ригель, Поллукс и Кастор, Процион и Капеллу, запомнить, в какую сторону Андромеда, Близнецы и Телец.

Итак. Теплый декабрьский вечер. Черное небо. Растущая луна. Догоревший костер. Глоток рома уже выпит. Два придурка, тычащих в небо пальцами, горланящих на все лады, наплевав на спящих товарищей, и повторяющих без конца, как заводные попугаи :»Сириус, Бетельгейзе, Альдебаран, Поллукс, Процион , Кастор, Ригель, Давай повторим еще раз, Поллукс, Кастор, Альдебаран, ПОРцион … нет, сбились , еще раз…. . .»

. . .

Боже, как же это было прекрасно! 🙂

Надеюсь, нас простили все спящие-неспящие, невольно заучивавшие все это вместе с нами. И небо сквозь полог наблюдать они тоже могли — а что еще делать, если два идиота спать не дают.

И вот ведь интеллигентный народ. Хоть бы одно недовольное слово!

Всё. Поклон. Занавес.

Утро слегка туманно, но голубое небо проглядывает несмотря на лёгкую дымку. Тепло стремительно набирает силу, и можно надеяться, что отсыревшие за ночь гамаки быстренько просохнут.

С утра дежурят Шумаковы. Серёжка, ходивший за водой, приносит удивительную весть: вода упала на метр! Ничего себе, вот это трюк! Разве мы на горной реке, где нередки подобные штучки?

Оказывается, на территории Вьетнама наша река имеет водохранилище. Скорее всего, уши торчат оттуда.

С учетом ну просто дикой береговой обстановки с глиной и илом Серёжке для добычи воды пришлось спустить на воду лодку и набирать воду с неё.
Надо сказать по поводу питьевой воды, что сначала мы закупили было воду для готовки, около ста литров, но потом решили, что ее можно просто пить, когда хочется, а для готовки использовать речную, тщательно ее кипятя. Так мы и делали уже два дня.

Любознательный Егоров с утра нанес визит хозяевам с фотоаппаратом, обратя свой интерес в основном на быт, хозяйство, живность. Думаю, за неумением изъясниться, он смог очаровать хозяев извиняющей улыбкой, чтоб не показаться назойливым.

В хозяйстве Лешкиным фотом замечены коровы, свиньи, куры, петухи. Хозяйка в большой ступе толкла для них корм — рубленый стебель банана.

Помесив изрядно глину и ил, кое-как увязываемся и отчаливаем.

После пары часов непрерывной гребли решаем сделать перетоп на песчаном пляжике и наконец-то доесть кокосы, которые немало весят и мешают в лодке. Пляжик — о, чудо! — находится, а так же лагунка-чалка за ним.

Рядом берег выположен, на нем маленькая грядка с чем-то посаженным, лодка у воды — наверху жильё, это ясно.

Я пошла прогуляться с фотоаппаратом. Посадки маниоки, тропинка. Дальше виден дом. Меня, видимо, заметили. Из дома вышел мальчик-подросток, что-то гортанно доброжелательно произнес и пошел за мной на берег.

Все уже искупались. Олег как раз начал заниматься кокосом. Его большой мачете в принципе может использоваться как нож.

Оказывается, кокос в том виде, в котором он привычен российскому покупателю, это лишь сердцевина того, что мы везли на борту сейчас.

Кокосовый плод размером с арбуз покрыт зеленой кожуркой, а под ней толстый, не менее 2 см, слой такой пористой волокнистой белой древесины. Её обычно добытчики кокосов срезают. Но очистки эти не выбрасывают, а обрабатывают дальше. Белое и пористое в этих очистках выгнивает, остается то самое жёсткое волокно, которое потом чернеет — койра. Её сушат и далее используют в изготовлении ортопедических матрацев, спасжилетов, чего-то еще, где требуются одновременно легкость, жёсткость, минимальная гигроскопичность. Сам кокос, его сердцевина с остатками почерневшей койры, приезжает к нам на прилавки. Дальше скорлупа. У нас, в России, она   уже черная, а сейчас в наших руках — такая, как ее сорвали. Белая. А внутри белой и нежной скорлупы толщиной 2-4 мм , там, где в приехавших в Россию кокосах располагается белая плотная ореховая мякоть, сейчас находится тонкая, 2-3мм пленка этакой сладковатой слизи, нисколько кокосовый орех не напоминающей.

Итак. Погружаемся в предмет.

Тонкая зеленая кожура.

Под ней — 2-3 см рыхлой «древесины».

Скорлупа — сейчас она молочно-белая.

Дальше вышеупомянутая слизь, её мы выскоблили ложками, а внутри неё, собственно, и находится то, ради чего кокосы и добывают — питательная и одновременно освежающая жидкость, объемом около литра, прекрасно утоляющая жажду.

В нашем случае вскрытие кокоса выглядело так: острым мачете, как большим ножом, Олег аккуратно срубил «жопки» с обеих сторон ореха. Теперь кокос может стоять. Теперь это — сосуд. Далее, постепенно снимая древесную мякоть с переднего «конца», который был книзу, противоположного тому, которым кокос крепился к дереву, Олег «нащупывает» скорлупу. Если рубануть грубо, то просечешь не только скорлупу, но и мягкую белую слизь под ней. Тогда кокосовый сок просто и бесхитростно ливанет в песок. Самый цимус, как я поняла, срубить торец скорлупы, но не просечь белую мякоть, которая и содержит жидкость. А потом, поставив почти вскрытый кокос на усеченную «жопку», лихо кончиком мачете круговым движением сковырнуть мягкую пробку, превратив закрытый сосуд в открытый.

Пейте на здоровье!

У Олега эти манипуляции получились настолько лихо, настолько по-кхмерски, что я невольно вспомнила, как инуит в Гренландском поселке Сермилигак так же лихо свежевал на наших глазах недавно пойманного и еще не затвердевшего на морозе тюленя. Ловкость и привычность в обращении с предметом — ее ни спрятать, ни нарочно изобразить.

Инуит снимает шкуру с гренландского тюленя.
Полностью фото можно посмотреть здесь.

Предстоящий нам сегодня участок реки на карте подозрительно меандрирует. Это означает, что река сильно замедлится, если не встанет. С-аккумулированная со всех имеющихся карт (Генштаба СССР, Камбоджийской и американской ) информация указывает, что перекатов-ступенек здесь не будет совсем.

30 км стоячки. Взгрустнулось.

Но тут Лешка генерирует идею — а давайте найдем такую лодку, чтоб могла нас на моторе отбуксировать сквозь стоячую воду, поближе  к порогам-водопадам, а заодно и получим бонус по времени для уверенного успевания в Стынг-Тренг к назначенной дате.

Аккуратно, политически выдержанно подкатываем с этой идеей к Олегу. Только он может вести переговоры с местными владельцами лодок, а значит — нужно, чтобы он сам этого захотел.

Олег, получающий истинное удовольствие от путешествия по местам своей мечты, все же согласился с доводами и попытался поискать большую лодку в прибрежных деревнях. В это время мы проплывали владения племени КУИ.

И не то, чтобы они были менее улыбчивы, чем другие, когда кучковались на погляд на высоком берегу, и не то чтобы мы заметили в них что-то особенное, но еще в дороге Олег рассказал нам одну байку о племени куи. Поэтому, поняв, что мы у куи, мы не стали настаивать в поисках лодки. А когда оказалось, что больших лодок в этих деревнях нет, внутренне вздохнули с облегчением.

Оказывается, был такой французский исследователь, видимо ученый физиолог-антрополог, а внешне — циничный врач, как обычно. Он какое-то время жил среди куи, а уезжая решил взять у аборигенов образцы крови. А они его съели. «Ты взял часть меня — я возьму часть тебя». Вот так вот просто, без затей.

Грябаем, набравшись даже не терпения — нет, а какой-то отрешенной созерцательности. По Дао, видимо. Этот участок реки неизбежен и его надо просто пережить.

Нашу отрешенность прервали диковинные белые плоды, висящие прямо на побегах бамбука. Пригляделись — стало понятно, что плоды не на бамбуке, а на витых лианах, бамбук оплетающих. Вот это да! Заморский диковинный плод! Нарвем, домой увезем!

Подплываем снизу, позиционируемся. Лёшка, вытянувшись, изловчился и срезал парочку. Да это же просто кабачки! Надо же, как замаскировались! Они уже перезревшие, твердые.

Шкура темно-зеленая, покрыта белым налетом, как мукой присыпана.

Скоро сумерки, пора искать стоянку. Шлепаем вдоль левого берега, он сейчас в тени. Впереди слышится странный звук. И не свист, и не звон. ЗВУК! Исходит он явно с берега, где-то впереди. Громкий, пронзительный, тревожный. На одной ноте, сверлящий, не вибрирующий, не пульсирующий. Ровный. Как пронзительная струна. Но не затихает.

Проплываем мимо. Непонятно. Звук вроде проплыли, точнее то место, откуда он исходит. Но впереди висит еще один. Такой же. Вплываешь в него снова, постепенно он заполняет все вокруг, твой мозг, и ты думать не можешь ни о чем, кроме этого звука.

Звук джунглей. Цикада. Большая такая муха издает этот звук. С темнотой она стихает. Видимо, мы проплывали в тот момент особенные места, ведь ни до ни после этой загадочной цикады мы не слышали.

А в места мы попали и впрямь необычные. Ощутимо запахло вдруг гарью. Пожары? В памятном 2010-м в Подмосковье пахло именно так. Отдаленное чувство тревоги шевельнулось во мне.

Тува и Монголия в 2004-м, родное Подмосковье и Якутия в 2010-м, Правобережье Енисея в 2012-м — таежных пожаров я повидала богато.

Прекрасный выход на сухой высокий берег, на роскошную поляну вдруг по волшебству возникает перед нами.

Высоко над головой в кронах деревьев скачут по веткам обезьяны. Ух ты, живые обезьяны в дикой природе! Их силуэты мелькают на фоне гаснущего неба.

Деревья! Вот оно что! Не бамбучник, а лес! Настоящий лес, лиственный, могучий. Тогда понятно. Отсюда цикады, обезьяны и. . . браконьеры.

Поднимаемся от воды наверх.
«С первого же взгляда было ясно, что в избушке обитают страшные лесные разбойники. . .» (с).

Что же мы видим?

Штабель досок бурого цвета. Чурбаки цельноспиленных стволов, на спиле буро-красные, окаймлённые под корой светлой, привычной нам по цвету древесиной. У красного дерева — всегда так, наружные 3 см древесины — светлые. Под ногами кругом — опилки бурого цвета. Каркас шалаша, большая груда уже обмолоченных снопов рисовой соломы. Какие-то ещё доски разного цвета и предназначения, одна из них — явно разделочная в смысле обмолота : в выеденной временем и долгим использованием фактуре древесины застряли белые рисинки.

У обрыва — какой-то пенёк. На нем лежит какая-то тряпка, странное изделие из соломы, напоминающее человеческую руку, точнее только ее скелет. Ковшик обмолоченого, но не отшлифованного риса. Мешочек с чем-то чёрным. В этом чёрном Олег определил пепел, по лицу его промелькнула тень каких-то невесёлых воспоминаний, и он настоятельно посоветовал на этом пне ничего не трогать — это какое-то культовое место, оно связано с духами и ритуалами, держаться от него лучше подальше.

Но самое примечательное на этой стоянке — это толстенные стволы деревьев, растущих вокруг, на которых злая рука человека делает следующую вещь: топором либо мачете прямо на живой плоти ствола ДИПТЕРОКАРПУСА делается большая зарубка, типа полочки. Образовавшаяся ниша, похожая на камин, поджигается с помощью снопа соломы, а вытекающая смола собирается и далее используется для обработки лодок от гниения.

Удивительно, но живое дерево загорается, пламя поднимается по этой же стороне ствола, тлеет, дымит, красные угольки забираются всё выше, но браконьерам до этого дела уже нет.

Угольки вместе с пеплом осыпаются на пересушенную лиственную подложку матёрого леса. Но их уже и след простыл — на противоположной стороне реки, прямо у воды, они выжигают себе новое пространство для хозяйственной деятельности. Бамбучник с диким треском полыхает факелом, иногда оглушительно стреляя. Гигантский факел отражается в водах реки кровавым росчерком. Не удивительно, что в этих местах стало отчетливо пахнуть гарью. Тлеющая лиственная подложка чадит знакомым по Подмосковным пожарам дымом с характерным запахом. Видимо, задобрив духов, браконьеры считают, что дальше можно делать с лесом все что хочется.

Здесь появились комары. Прикормленное тут для них место? Достаем репелленты.

Лёшка с Олегом решают попробовать поставить сети. Не зря же старик-кхмер все подробно объяснял, обещая немалый улов и одним способом, и другим.

Вызываюсь помочь оставшемуся в одиночестве Серёжке с дежурством — принести воды, поискать в гермах продукты. На что Виталий Ершов, с которым дружеские отношения никак не хотят складываться, вдруг адресует мне опасную фразу: » Ты физиологически (т.е. по признаку пола!) пользу приносить не можешь!»

Женщины Приморья! Что у вас там происходит с мужчинами??? Как вам удалось довести их до такого мировоззрения?!?!

Сегодня в продуктовых залежах вдруг обнаруживается рис. Будет рис с кальмарами! Это еще прекрасней, чем макароны с креветками. С советами не лезу — вдруг Серега мастер по отвариванию риса на костре? — и ему удаётся сварить его почти совсем по-кхмерски: поджарить, чуток-таки подпалить, но без характерного горелого запаха!

Возвращаются постановщики сетей. Долго вьем гнездо для вечерних посиделок. Бревно, на котором удобно наблюдать гаснущий день над рекой, облюбован большими и крошечными рыжими муравьями. Здесь проходит муравьиная дорога, и в этом нет ничего удивительного : с бревна открывается прекрасный вид на реку. 🙂

Муравьи тоже люди и ничто эстетическое им не чуждо.

Некоторое время мы носим по поляне туда-сюда брёвна, чурбаки красного дерева, большой неподъемный чёрный чемодан с видеоаппаратурой, пристраивая его в качестве стола, но вот уже чарки разлиты, сыр порезан, тосты готовы. . .

«Пусть мирно процветает Камбоджа, эта чудесная земля, но так, чтобы в ней подольше оставались нетронутые цивилизацией земли, где так чудесно очутиться вдруг в разгар зимы со своими друзьями».

Закуска — рис с кальмаровой стружкой. Кальмары, кстати, оказались довольно сильно перчёными. Сразу это жжение было незаметно, а вот по окончании ужина оно осталось на некоторое время вместо послевкусия.

Устраивая свой гамак-палатку у толстого дерева, замечаю палочника. Прикольный.

А цикады, кстати, уже стихли. А вот запах гари остался. Мы с Лёшкой в чёрной темени пошли смотреть горящее дерево, оно недалеко. Диптерокарпус полыхает уже на высоте метров пяти. Сердцевина уже выгорела, остов коры стоит полукругом. Жалко дерево. Горит заживо.

Утром по свету я ещё побродила в этом лесу. Оказалось — здесь природная плантация красного дерева. Гигантские пни торчат повсюду, но молодых деревьев много, их пока не трогают, благодаря этому лес не похож на вырубку, сохранились нижние ярусы леса.

Это молоденькое красное дерево. Судьба его известна.

Валяются чурбаки-обрезки работавшей здесь циркулярки, гонящей сразу три доски за один проход бревна. Многие гигантские стволы спилены и брошены : либо на спиле видны трещины, либо не понравилась фактура. Ну в общем впечатление от местного «лесного хозяйства» осталось угнетающее. Стоит ли говорить, что поросль тикового дерева никто восполнять и не пытается. Удивило меня то, что колея, по которой должно вывозиться тяжеленное дерево, еле заметна и гораздо Уже автомобильной. Но лепешки коровьего навоза все объяснили. Лес вывозят на быках. Либо на буйволах.

Возле горящего дерева замечаю паучиху-нефилу. Прямо над головой. Большущая. Нефилы — это самые большие пауки из тех, что плетут сети. Хорошо, что я не знаю, ядовитая ли она.

Но, помнится, Олег рассказывал, что яд пауков нейротоксичен, но в подавляющем большинстве случаев не очень опасен для человека, ведь рассчитан на гораздо более мелкую добычу.

Еще в поле зрения попало дерево с удивительным витым стволом.

Утреннее снятие сетей принесло удивительный результат. Ничего. На этом попытки добыть что-либо съедобное в этой природе мы прекратили.

Вода, кстати, этой ночью снова поднималась. Ночью мне причудился усиленный шум воды, я, разволновавшись за судьбу наших сплав-средств, сходила посмотреть лодки. Вода поднялась, но не на метр, поменьше — она затопила полочку, на которой мы разгружали лодки, теперь посуху к ним можно пробраться только карабкаясь по довольно крутому склону. Лодкам ничто не угрожало, я вернулась спать. К утру вода чуток упала, обнажив нам кусочек полочки.

Утром на стоянку приплыли хозяева.

У страшных лесных разбойников оказался вид обычных молодых кхмеров в шортах и футболках. Они сели под выжженым деревом, ожидая, когда мы удалимся. Ну мы , в общем, и удалились.

Впереди у нас — большой остров. Левая протока Уже и длиннее правой. Но она — в тени. Это и определяет наш выбор.

За большим островом — маленький, весь кустистый. Просвет протоки совсем перекрыт кустами, но вода есть — что ж, пройдем по веткам. Но тут слева на берегу Лешка замечает термитник, да какой!

Чалимся. На береговой полочке растет дерево, а сверху по склону к нему прилепилось не мене чем двухметровое по высоте сооружение — вроде бы из песка. Сбоку новая, свеженькая пристройка. Блестит — влажная ещё. Ажурная. Видны отдельные катышки-шарики.

Песчинки термитника склеены между собой так прочно, что острие ножа оставляет на поверхности лишь царапины. Олег попытался отковырнуть маленький кусочек стенки, чтобы показать нам термитов. Маленький отколовшийся кусочек термитов не обнажил, а большой ковырять жалко. Так что хозяев этого домика мы не увидели. Зато увидели хозяев второго термитника, другого типа, который прилепился прямо на это же дерево. Термиты, соседствуя бок о бок, друг другу никак не мешают. Второй термитник издалека напоминает бороду :

отдельные кудряшки-лепёшки в хаотичном порядке кучерявятся на стволе большой такой гроздью, длиной около метра, не достающей до земли. Один лепесточек легко отслоился, под ним оказались маленькие, длиной 2-4 мм белые полупрозрачные существа, почему-то напомнившие мне тлю. Правда, у них отчетливо выделяется голова.

Голова у термита совсем муравьиная — с маленькими круглыми усиками, правда — большая и слегка треугольная. Брюшко в общем тоже почти муравьиное.

Оказывается, по своей биологической природе термит — это таракан. Маленький слепой социальный таракан. Живущие по похожим социальным законам муравьи — с термитами совершенно не родственники. Муравьи — это осы. Вот так. И не говорите, что вы этого не знали.

Двигаются термиты гораздо медленнее муравьёв, но тоже деловито запОлзали, оценивая масштабы разрушения. Нам стало немного стыдно за учиненный погром. Хорошо, что термиты сокрушаются и высказывают свои мысли на эту тему очень тихим голосом.

На прибрежной сухой лесине, как на гимнастическом снаряде, Сережка слегка размялся — покрутил колесо, повисел вверх ногами. Невольно закралась мысль — а так ли уж давно у него отпал хвост? 🙂

Незаметно подкралось время обеда. Я, конечно, всё норовлю в тень. Но мои товарищи хотят купаться и загорать. Ну прямо как дети, ей богу!

Ровно посреди реки вдруг обнаруживается плита. Ну конечно здесь, где же ещё обедать? Мокрые камни с нанесенным на них илом скользки, но цирковая акробатика с клоунскими падениями вносят разнообразие в скучное жевание заморских сухофруктов, сыра со вкусом клубники, галет с зеленью и разноцветной карамели. Упавшие убеждают окружающих, что камни мягкие и им совсем не больно.

Плывем дальше. Река выпрямилась и как-то даже потекла.
Фотоаппарат запомнил, что на этом отрезке было интересное дерево с черным стволом и оплетшей его белой хищной лианой. Разветвляющиеся побеги охватывают дерево плотными кольцами, но не по спирали, как обычно, а наперекрёст, обнимая как руками. Может, конечно, у этого дерева с лианой и интимные отношения, но я почти физически почувствовала, как ему душно.

Дощатые лодки в этой местности совсем исчезли. Одни долбленки.

Не знаю, по территории чьих племен мы проплываем. Буду считать их просто кхмерами.

Впереди по курсу — деревня. Срае-анг-кронг. Муравьиная женщина — перевёл Олег.
Как раз назрело время перетопа. А не размять ли ноги как раз в деревне Сраеангкронг? Там и вылаз на берег есть приличный, и просто поглазеть на местную жизнь интересно.

Так и делаем.

Небольшой причал, крутая лестница вверх. Попадаем на задний двор какого- то дома. Тростниковый сарайчик, большущие кувшины для воды. Как обычно, лук на поднятой на стол грядке, мы и раньше видели, как здесь растят лук, но там он рос, завешанный тюлем.

Пыльная улица. Местные жители смотрят с интересом, но не с изумлением. Белых людей они точно видели. Просто, наверное, белые люди ещё не приходили к ним с реки.

На улице прогуливается колоритный дед в крамЕ. Не старый. Ветхий!

У одного из домов — магазинчик. На полках и прилавках — какие-то пузырьки и коробочки. Незнакомые товары, вникать особо не хочется, нам ничего не нужно. Ваня только вот прикупил шампуня.

На крылечке — ватага ребятни. В основном, девочки. Те самые, которые с удовольствием фотографировались, а потом забегали мне за спину взглянуть на экранчик что получилось, с восторгом приветствуя каждый новый пролистанный кадр. Я описывала этот эпизод в начале.

Пока я изо всех сил изображала Бонифация, Лёшка успел меня поснимать с детьми, а так же приценился к мачете, лежавшему у дома. Цена в пять то ли десять долларов устроила покупателя, а приобретенный инструмент Лёшка … вручил мне.

Ручка длинная, из ротанга (растение, чей ствол похож на бамбуковый, только без пустот). Лезвие длинное, изогнутое как серп, но не имеющее заостренного кончика. Полотно стали толстое, миллиметра три. Почему мне, а не себе, Лёш?

Оказывается, Лёшка решил отблагодарить меня за усилия по транспортировке тяжелого багажа в нашей лодке, ведь сегодня утром у браконьеров он выпросил ту самую фактурную доску с остатками обмолота риса. Весит она килограмм 10, не меньше. В Лёшкином деревянном доме под Москвой, полном старинной утвари со всех концов света, браконьерская доска впишется прекрасно.

А ещё мачете, я думаю, оплата транспортировки не только багажа. Сегодня утром, уже на воде, Лёша вырубился, как только Он это умеет, прямо на борту с веслом в руках, ведь сегодня подорвался снимать сетки спозаранок и не выспался. Минут 15 я в одиночку транспортировала покачивающуюся в такт гребкам тушку, пока внутренний будильник (а может, совесть? А может это одно и то же? 🙂 в ней не сработал. Проснувшийся напарник бодро схватил весло, и мы бросились догонять остальные лодки. Это было ещё до обеда. А после — я стала владельцем настоящего мачете. Спасибо, Лёша!

Вечером я попробовала рубить им сучья и небольшие деревья — прекрасная вещь! Лёгкая, загрёбистая, ловкая. Почему-то попадает в одно и то же место при рубке, в отличие от обычного топора 🙂

Обязательно возьму его вместе с гамаком в летний детский лагерь, где моя детвора с восторгом оценит новый инструмент.

Проплываем мост. Тот самый, по которому мы переезжали реку по дороге в Лумпхат.

Смеркается. Сегодня выспавшийся Лёша предлагает не вставать загодя, а грести на полчаса дольше и встать прямо перед сумерками. Терзаемый внутренними сомнениями, Олег соглашается. Как известно, с половины шестого кончаются хорошие стоянки, а с шести кончаются и плохие. Это закон любой реки, работает он и в Камбодже. Только для летнего сезона — это полседьмого и семь.

На левом берегу — деревня. Из зарослей струятся дымы. Правый берег — неприступно крут. Всё не то.

Солнце уже изящно валилось в бамбучник на левом берегу, стремительно темнело, когда в преддверии очередной ступеньки-шиверы, расстояние до которой было уже не определить, мы заметили на правом берегу место для чалки, и то по красной рубахе сидевшего в зачаленной лодке рыбака.

Мы с Егоровым подплываем. Рыбак удивленно смотрит на нас. Олег еще на середине реки, ничего по-кхмерски сейчас сказать не может, но нужно же как-то аборигену объяснить, что нам нужен ночлег! Иначе зачем к нему ломанулись с середины реки сразу три лодки? Ещё испугается!

Как бы вы жестами объяснили, что вы хотите здесь остановиться на ночлег? Я за спиной Егорова показываю кхмеру два жеста: указываю рукой на берег, а потом складываю ладошки под щёку, как у нас показывают спящего. Кхмер понял, заулыбался, махнул рукой на берег — располагайтесь, мол. Егоров, не видевший моих жестов, заценил гостеприимство аборигена.

Как позже интерпретировал мои жесты Олег с точки зрения кхмеров — ладони под наклоненную щеку означают умершего. Ну, не знаю, не знаю. Мы с кхмером прекрасно поняли друг друга 🙂

Стоянка, как и следовало ожидать, была не ахти. Нижняя полка была наклонной, а верхняя — заросшей. Но, побродив, каждый нашел, где ему «повеситься» либо построиться (каждый раз систему оттопыривания полога придумываешь заново. Либо это отдельные ветки, либо между ветками натягиваешь веревку и прицепляешься к ней).

Я нашла ровное местечко на верхней полке, привязав одну веревку точнехонько под термитник древесного типа, точь-в-точь такой, как мы ковыряли утром.

Именно здесь, на этой стоянке, я поняла, как много на земле пауков. Не на планете Земля, а конкретно вот тут, у меня под ногами, где я собираюсь ставить палатку-гамак. Куда ни глянь — в свете фонарика мерцают большие и маленькие изумруды — паучьи глаза. Но я знаю, как их не бояться! Надо просто о них не думать. Это верный рецепт, берите на заметку, девчонки!

У меня уже был опыт ночевки на Казахстанской реке Тентек, когда мы воткнулись в водопад, и, пока думали, как его обносить, заночевали. А на полочке над водопадом все палатки не поместились, и мы с Георгичем, моим тогдашним напарником по катамарану, дежурству и  палатке, ночевали под нависающей скалой в этаком полугроте, моля верхние силы, чтобы не пошел дождь, а я еще от себя дополнительно молила, чтобы ночью в спальник и на лицо не наползли длинноногие пауки, которых в этом гроте было тоже сколь звезд на небе.

На последних двух фото эту щель под скалой видно.

Залезая в спальник, я тогда не разрешила себе смотреть, куда он достает (в смысле глубины пещеры и густоты ее населения), а про то, что случайно заметила — запретила думать.

В общем, это помогло, и ничего не случилось. Выспалась я тогда нормально. А тут у меня — закрывающийся полог! Да я среди этих сотен паучков буду спать, как кум королю!

Пока я строила свой домик, Лёшку укусил скорпион. Сидел он, видимо, среди сухих бамбуковых палок — дров, причем, возможно, натасканных рыбаками давно. Место не сильно, но насиженное. Люди здесь бывают. Под берегом стоят жерлицы. А сам кхмер, кстати, долго еще с фонариком лазил на берегу, похоже что в прибрежном иле выискивал червей. Так вот — место насиженное, не нами открытое. Дрова старые. Скорпион думал, что дрова — его. Ну и цапнул вора, когда тот потянулся за дровами. Маленький, желтенький. А Лёха — огромный. Но скорпион на тот момент победил. Рука не распухла, но на следующий день Лёшка жаловался на боль в плече этой руки, когда ему неохота было грести 🙂

Вечернее вскрытие предпоследней бутылки красного вина на шестерых прошло отменно, после чего я уползла спать ( это у меня выражение такое, никакие особые телодвижения не означающее 🙂 ). Ползти в черной темени было страшно, потому что из всех верхнюю полку выбрали только я да Серёжка, но он спать пока не собирался. Но я опять-таки стараясь ни о чём ваще не думать, быстренько юркнула в спасительный домик. Смешно устроено наше разумение. Тонюсенькая капроновая сетка может дать полный покой и умиротворение.

Утром меня развеселил очередной персонаж.

В Ивановой миске поселилась лягушка. Она была крошечная, не больше сантиметра от носа до хвоста, и стенки миски были для нее реальной преградой. Оказалось — лягушка взрослая.

Просто вид такой. В смысле — разновидность.

А потом меня развеселил другой персонаж, хорошо мне знакомый. Лёшка , решивший наконец избавиться от стекла, которое он втихушку до сих пор вёз, втихушку же переливал «Кхмерский виски» в пластиковую бутылку. Я сфотографировала для памяти бутылку и коробку — вино у нас кончится буквально сегодня, дойдет очередь и до кхМерских напитков 🙂

Порожек, напугавший нас в сумерках, оказался простенькой ступенькой-шиверой. Вообще порожки нас не балуют, их не много, а хотелось бы побольше, ведь течение на них ускоряется в два раза.

Крабейтьрум.

Деревня с таким названием будет на правом берегу. Обязательно сходим, ноги разомнем, да поглазеем.

Бетонные ступеньки, сходящие к самой воде, мы замечаем издалека. Наверху лестницы — что-то типа врат или сквозной беседки. Маленькая площадка с боковыми резными перилами и расписным навесом-крышей. На нижних ступеньках кхмер стирает белье, наверху сидят пара человек. Мы, как и решили — чалимся. На берегу началась движуха и веселуха, какой еще не было ни в одной деревне при нашем появлении. Стирающему мужику, видимо, досталась пара шуточек, мол гостей встречаешь с грязным бельем. Полная лестница народу. Высыпало, наверное, полдеревни. Но обычно это были женщины и дети, иногда подростки. Здесь же — молодые мужчины в основном.

Поднявшись, мы поняли в чем дело. Рядом с вратами на берегу шла стройка. На чурбаках, стоящих на земле (! мне показалось, что в землю ничто не вкапывается, а просто на ней стоит!), крепится вертикально брус, он обшивается по периметру жердями, сейчас работа идет уже на «втором этаже» этого скелета дома. К вертикальным жердям привязаны букеты травы и цветов — это обереги. Строить дом — дело непростое. Нужно договориться со многими дУхами.

Пока с десяток человек носят жерди и брус, подают их наверх принимающим и приколачивающим, ещё два десятка сочувствующих внизу пускают по кругу кружку с чем-то веселящим.

Кружки на верхних брусьях стоят и у работников. Предлагают кружку и нам, гостям. Как все это узнаваемо!

Лёшка, репортер до мозга костей, должен быть в гуще событий. Он лезет наверх, ему со смехом вручают молоток, он даже забивает какой-то гвоздь. Из чарки, понятное дело, тоже отхлебывает. Хорошо, когда есть в команде кто-то, кто возьмет удар на себя, отвлечет внимание хозяев от остальных, стесняющихся.

Так в 2011 году в Грузии, после сплава по Ингури и Паравани, мы попали на праздник, на котором были одни мужчины. Это было 9 мая. Они говорили тосты, обнимались, потом пошли пляски. Пригласили и  нас. Я забилась за спины парней, но тут спас Вася Балашов. Он, душа-парень, отправился в круг и стал лихо и раскрепощенно отплясывать, чем заслужил одновременно уважение и грузин и наших.

Но вернемся в Камбоджу.

Слегка рассмотрели деревню. Эта деревня отличается от других. Видимо, лестница к воде и врата — признак наличия в деревне монастыря. Здесь мы близко увидели монахов. При слове «монах» в нашем воображении представляется тёмная фигура с опущенной головой, а то ещё и борода седая привидится. Здесь монахи — молодые мужчины, даже юноши. Одеваются они в яркие оранжевые туники, поэтому видно их издалека. Наверное, есть и возрастные монахи, конечно же. Их не видно, возможно, они при монастырских делах.

Олег рассказал, как это происходит.

Попробую в двух словах передать, возможно, что-то утрирую, но общий смысл примерно таков.

В Камбодже — родовой строй. Род — хум — может включать несколько деревень, много семей. Все работают на благо рода, кто-то растит рис, кто-то торгует или занимается техникой.

Кто-то владеет ремеслом и тем зарабатывает деньги. Все, что зараработано и нажито, идет в общую копилку. Достаток делится на всех. Большой род или большая деревня нуждаются в школе и больнице. Здесь приходят на помощь монахи. Род приглашает монахов, помогает строить им монастырь. Монахи открывают школу,  они же сами учат детей, либо приглашают учителей. Они же лечат, они же решают гражданские споры. Одним словом, играют роль интеллигентной прослойки.

Как видно, государство не участвует в жизни людей. Может, это и хорошо? Народной мудрости и внутренней культуры хватает, чтоб растить, учить, воспитывать людей с внутренним кодексом благородства. Мне всё это видится именно так. Возможно, я идеализирую, уж очень симпатично мне всё, что я вижу.

Кстати, в Камбодже даже нет никаких социальных программ, нет пенсий. Старики — забота рода. В стране средний возраст очень молодой, не больше 28 лет. Возможно, это еще последствия голода и войны во времена Полпота.

Спускаемся к лодкам. Часть строителей отправилась за нами, проводить.

Один кхмер, в возрасте, с несколькими круглыми и квадратными татуировками на груди — оберегами от пуль, как пояснил потом Олег, подошел к нам. Он что-то сказал Олегу, показывая на лодку. Ближе всех к лестнице стояла наша. Олег кивнул, кхмер полез в лодку, уселся на Лёшкино место. Мягко. Понравилось. Он махнул рукой — кто-то подал ему весло. «Лер, он попробовать лодку хочет, иди садись на корму, проконтролируй, а то баржА тяжелая все-таки»- сказал Олег. Я поняла его мысль. Щуплый, с нашего некрупного тринадцатилетнего подростка, да еще на носу, кхмер не управился бы с лодкой никак. Я представила местную лодку — узкая, длинная, как иголочка, хорошо держащая курс, легкая на ходу, так бы и сказала — управится и ребенок. Управлять ей нужно, конечно, тонко. Детей я за этим занятием не видела, только взрослых, но дело тут, конечно, не в физической силе, а в умении. Зато при правильно заданном угле траверса такая лодка способна пересечь реку без потери высоты даже при приличном течении. Вот кренА на ней, конечно, не заложишь, борт течению не подставишь, да упоров бедренных нет. А так — вполне себе скоростное судно, хотя не слаломник, конечно.

Забираюсь на корму, на свое место. Вёсла у нас с разворотом, бедный кхмер никак не приноровится — мало того, что лопасти две, да еще и коварно развернуты одна относительно другой. Наконец, получается сделать несколько гребков, делаем небольшой круг. Кхмерский водник, недовольно цокая языком, выбирается из лодки. «Тяжелая, говорит, плохая лодка ваша», — перевёл Олег.

Провожаемые деревней, отчаливаем. Представляю, сколько пищи для разговоров мы оставили за собой.

Помнится, сколько разговоров возникло и как гордилась эвенская семья гостьями-москвичками, когда мы с Мариной после путешествия по хребту Сунтар-Хаята попали к Чириковым, оленеводам из Кетанды, что в Хабаровском крае. «Нам теперь вся Арка (районный центр) завидовать будет!» Знаю, что долго помнили о нас поселяне, мы общались несколько лет. У них даже поговорка осталась — «это было в тот год, когда москвички приплывали».

Рассказ об этом путешествии можно прочесть вот

тут или тут

Перед сумерками решаем до греха не доводить, а стать на стоянку загодя. Вчерашние потёмошные приключения пусть не повторяются. Только мы подумали об этом — сразу нарисовался гуманный бережок и над ним полочка. Похоже на неоторвавшийся от берега оползень — странная такая щель-канава идёт параллельно воде.

Стемнело. Иду купаться. Всегда купаюсь вечером, когда уже стемнеет. Далеко от лагеря отходить не хочется, да и невозможно это. В 20 метрах от зачаленных лодок к воде уже не спустишься.

Роскошный пень торчит у воды, к нему зачалены наши лодки. Сам он служит мне раздевалкой и вешалкой для вещей, а его корни одновременно лесенкой в воду и перилами. А так же — страховочными перилами, когда я уже мотаюсь в воде, течение тянет — руки не разжать, утянет совсем. Глубоко здесь.

Вылезаю, снимаю свою одежду с пня и только потом обнаруживаю, что это не пень — общежитие! Здоровенные плоские тараканы пыльного цвета, шевеля усами, торчат из каждой щели.

На дне среди трухи копошатся какие-то многоножки, длинные, сантиметров 12 и толщиной с мой мизинец, многоножки поменьше, похожие на сколопендру, ещё какие-то гусеницы… А дальше я уже не могу осматривать спокойно, мне «физиологически» необходимо об этом возвестить миру. 🙂 На мой визг тотчас примчался Олег, любовно  схватил самую большую из многоножек, позволил ей свободно разгуливать по собственной руке, дав нам возможность приглядеться к забавному способу передвижения. И лишь когда многоножка устремилась в рукав футболки, Олег решил, что подобному интиму всё же тут не место, и усадил её обратно в общагу.

Пообщавшись таким образом с местной фауной, команда вернулась к ужину.

У меня уже второй день в желудке как будто кирпич поселился. Жутко неприятное ощущение. Грешу на воду. А на что еще? Команда милостиво позволила мне готовить себе кипяток и заваривать лапшу с креветками покупной водой, а не речной кипячёной, за что я ей премного благодарна.

После ужина кореш и напарник говорит — пошли, мол, бамбук искать толстый. Мы же хотим домой кусочек увезти?

Чем Лёша хорош, так это тем, что любая твоя абсурдная идея не кажется ему абсурдной, потому что его собственные идеи куда абсурднее. Например, он решился вывезти с Восточного побережья Гренландии череп овцебыка с рогами, весом килограмм 12, а так же позвонок кита, тоже немаленький. Зная, что у нас в самолётах реальный перевес! Ну мы тоже тогда решили все по позвонку домой привезти, только выбрали поменьше, благо, что скелетов нарвалов в прибрежных камнях валялось достаточно.

Что удивительно — обошлись тогда без перевеса, хотя везли вчетвером реальный мешок костей и две надувные лодки.

Глазастый Лёшка разглядел, что ствол бамбука у подножия тонкий, а на высоте метров более 5 становится как раз той толщины, что мы видели у местных в виде понтонов. То есть со спортивную голень. Или бедро среднего нетолстого мужчины.

Конечно я хочу домой кусок бамбука! И не надо из него ничего делать, ни кружку, ни карандашницу. Он должен быть просто стволом бамбука. Я думала об одном колене ствола.  Лёшка озвучил, что хочет он — примерно метровый кусок в три колена. Конечно, и я хочу кусок в три колена! Да я сразу такой хотела! (Абсурд? Абсурд! Но какой заманчивый!)

Весит бамбук такой длины килограмм 7-8, два — пятнашка. Да еще плюсуем доски. Оказывается, Лёшка и доску красного дерева где-то подобрал вдогон к той, разделочной. Хорошо хоть лодку нам обратно в Москву не надо везти. Может, обойдется без перевеса.

Добыть ствол, переплетённый со множеством других таких же стволов, оказалось нелегко. Но Лёше помог Ваня, за что ему спасибо.

Бамбук в нашем климате обязательно пересохнет и растрескается. Это неизбежно, если не сушить в специальных условиях. Поэтому Олег посоветовал по приезду торцы и царапины покрыть клеем ПВА и оставить в самом влажном месте. А там уж как повезет.

Сейчас мой бамбук толщиной в ногу, обмазанный клеем, лежит в подвале, где относительно тепло, но холоднее и влажнее, чем в квартире. Весной посмотрим, что там с ним стало.

Утром долго мостим в лодке чудовищную двойную трубу весом в пуд, пока что место ей находится на дне лодки, и это правильно с моей точки зрения, уж больно тяжела. Но длинна, зараза. Мешает сидеть и Лёшке и мне.

Да, сегодня утром Лёша решил выполнить клятву, торжественно данную семье. Лёша клялся, что будет пить Маларон. Но, поскольку мы решили, что профилактику пить не будем, то клятву он невольно нарушил. Вчера его укусил комар. Алексей всю ночь думал, и решил убить сразу двух зайцев: выпить Маларон против этого укуса, и выпить Маларон, выполняя клятву.

Этот момент тщательно запротоколирован для семьи.

На перетопе деревень нам не попалось, но и на простом тенистом бережку мы тоже нашли для себя интересности. Ну, во-первых, здоровенную нефилу в своей паутине, если не сказать — сетке, увидели теперь все, а не только я. Несколько маленьких самцов тоже располагались в паутине. Интересный гарем наоборот у нефил.

Затем меня заинтересовали бессмыссленные действия муравьев, тащивших помятую, возможно нами же, гусеницу по полукруглой шипастой ветке, изогнувшейся тепличной дугой. Эй, чуваки! Прямиком по земле короче бы было, — стебусь, фотографируя, над ними я, и тут замечаю, что ветку-то дугой держит тоненький ус лианы. А лиана эта сама оплетает дерево над нами.

И муравьи со своей гусеницей сейчас как по веревочке поднимутся по усу лианы на ветки у нас над головой, а концевые листья у этих веток этими же муравьями склеены-сшиты по краям, образуя такой сшитый домик. Там у них муравейник, туда они и тащат — надрываются свою тяжеленную добычу.

А вы, молодой человек, если вам неинтересно про букашек — ну и не читайте. 🙂 А мне вот прикольно делать открытия, когда, кажется, все уже видела, острота восприятия притупилась, и новое для себя открыть уже трудно.

Река наша течет на запад. Солнце днем пока еще на юге. Поэтому изо дня в день мы жмёмся к левому берегу, там у нас прохлада и тень. Очередная левая протока вдруг явила нам камни в русле, не явив никакого порога. Разглядывая причудливые булыганы, боковым зрением замечаем, что вот только что тут было что-то черное, из воды показывалось. А сейчас нету!

Неужто? Крокодил! Нырнул! Олег рассказывал, что за все 15 лет, что он путешествует по Камбодже, крокодилов он видел всего два раза. Зверь очень осторожный. Исчезнет раньше, чем ты его заметишь. В этом качестве из хищников сравним, наверное, с волком. Все им пугают, но никто его никогда не видит, разве что редким путешественникам повезет. Я не беру российскую глубинку, деревни, где волки зимой приходят в поселки, выманивают добычу — собак. В этом случае волк сам приходит — он так хочет. Если волк не захочет — человек его сможет увидеть по чистой случайности или везению. Так же и крокодил. Не думаю, правда, что бывают случаи, когда крокодил сам приходит за добычей. Предпочитает ее дожидаться. Это и понятно — зимы-то с морозами у них, бедолаг, нет.
Крокодилы водятся в местах с тихой стоячей водой. В таких, наверное, у нас водится большая щука. Большие спокойные лагуны, заводи притоков.

Но здесь-то сейчас не тихая вода, а протока с течением. Неужели повезло? Тем временем нас проносит мимо места, где нырнул крокодил. Оглядываемся в восторге, чтобы прокричать новость Олегу, идущему за нами. Уже набрали воздуху и пальцы указкой сложили, и тут видим, как это черное поднимается на поверхность воды. Топляк. Бревно, блин. Течение его то притапливает, то оно обратно всплывает. Кхм. Крокодил. Ну ладно. Мы выдохнули набранный воздух, сложили пальцы обратно в рабочую фигуру, ну ту, что позволяет держать весло, вы правильно подумали, и погребли восвояси.

Однако же, суд да дело, а мы приближаемся к месту, где и разведка и старик-кхмер, у которого мы ночевали во дворе в Лумпхате, и который в свое время плавал до Стынг-Тренга, предупреждали о водопаде. Шесть метров высоты, водяная пыль, шум, тяга в него такая,  что не угрестись и не спастись. Правда, есть правая протока. Она длинная, но в ней порога нет, по ней водопад можно обойти и посмотреть его снизу. Такая у нас исходная информация.

Мы, конечно, очкуем. Не влететь бы! Да и падение шесть метров даже в обходной протоке будет означать нехилую пруху, скорость течения возрастет, а значит, время на обдумывание и исполнение маневров, если они понадобятся, сократится. Мы-то ж-опытные, но вот экипажи, идущие за нами!?

Дед говорил — за мостом скоро.

Вот и мост. Ажурная конструкция. Чалимся справа. Идем брать языка — расспросить подробней про водопад, памятуя, что Олегу приходили вести и о скальной стене, которую нужно проходить со специальным снаряжением.

У моста — будка. В ее тени на деревянном столе сидят-валяются три укурка кхмерской национальности. Надо же, в первый раз довелось увидеть кхмеров, подверженных пороку.

Оказалось — менты. Охрана моста. Всё встало на свои места. «Нет, — говорят, — тут никакого водопада! Это вы попутали!» Надо же думаем, — придурки. Живут в двух шагах от водопада и ничего о нем не знают! Запомни, читатель, эту деталь.

Через полкилометра видим рыбаков. Они подтверждают — да, есть водопад. Да, в левой протоке. Правая есть, проходная, да, сможете пройти без просмотра.

В каждом прогале правого берега чудится протока. Всех заставляю одеть каски и спасики — а вдруг форсмажорное течение не даст секунды передышки, чтобы одеться? Но картина реки кардинально не меняется. какая-то нестыковка моих понятий с описаниями местных.

Но вот вроде и правда — деревья расступаются, угадывается протока, но кусты и камни смыкаются, просвета воды не видно. А левая, широченная, валит вперед , слегка поворачивает и скрывается за островом, водопад в ней, но ни шума, ни водяной пыли не видно. Чалимся на плоские плиты-островки, чтобы хоть чуток приподняться и посмотреть вперед. Впереди хитросплетение струй мечется между островами и кустами.

Но вдруг со стороны протоки слышим звук мотора — моторка снизу идет. Удачненько, сейчас посмотрим, где фарватер. И хорошо, что зачалились — сейчас бы в узком месте с моторками встретились.

Ага. Моторки проскакивают, видим, что от нас фарватер закрыт узкой полоской кустов. Рано вправо начали жаться!

Пробиваем всей своей массой кусты и оказываемся в протоке. Я ничего не понимаю. Она широкая, нисколько не круче обычного течения нашей реки на перекатах, пара обычных ступенек, да и все. В душу прокрадывается холодок — неужто нас обманули? Уже чуя разочарование, заглядываем налево, за стрелку острова, минуту вглядываемся и чувствуем себя обокраденными. Ступенька общей высотой метра полтора-два, и то не одна, а несколько, каскадом, являют собой единственное место, где можно было бы получить хоть какое-то удовольствие от сплава, единственный порог, достойный этого слова. Но масштабы проток и острова так велики, течение все ж приличное, а берега столь неприступны в плане растительности, что о том, чтобы занести лодки наверх, невозможно и помышлять.

Зато, в утешение, в пятистах метрах ниже, сразу за впадением реки Сан виден песчаный пляж и стоянка, сейчас безлюдная.

Как раз и время и ситуация подходящи для остановки движения — всех  отпустило. Напряжение ожидания ж.пы спало. Пришло время поржать над собой, над ситуацией, да поругаться вволю. А на кого? На ни в чем не повинную разведку? На старого кхмера, учившегося в Москве, на рыбаков? Для их лодок это действительно препятствие. А ведь менты-то были правы — никакого водопада тут нет! Надо же, ссслуги народа! 🙂 А на лодках-то они и не плавают! Впервые на моем веку прикольная ситуация: наши понятия совпадают с их, причем отличаются от мнения большинства. Ой, это я уже о чем-то своем 🙂

Вечер подарил нам великолепный закат над рекой. Прощай, Срай Пок.

Река теперь меняет название на Сан (не путать с Сап и Тонле Сап, это нижний приток Меконга и известное озеро, им образованное). Сан впадает некрутой, но бодрой шиверкой. Судя по карте, его характер более горный и об этом стоит подумать на будущее.

Дрова на берегу — сплошь красное дерево. Что ж — красное так красное. Лишь бы горело. А горит, да ещё как жарко! Лёшка, помечтавший как-то в шутку о том, чтобы сделать пол в своем Подмосковном доме из красного дерева, с плохо скрываемой тоской кладет в костёр очередное полешко.

Красное пламя костра из красного дерева, рыжий закат, красноватые отсветы того и другого на песке и фигурах товарищей. . . Романтика, черт её возьми! 🙂

Пиратские напитки ром и виски заменяют нам закончившиеся томные красные вина ввечеру.

Назавтра у нас боевой день. Нам нужно обязательно не просто дойти до Стынг-Тренга, но ещё и успеть разместиться по-человечески в какой-нибудь гостиничке, чтобы нам с Егоровым нормально просушить лодку, успеть перепаковаться и с утра стартовать в Пномпень. Ребятам тоже не помешает ночёвка в цивильных условиях, где можно помыться и что-то подкупить в магазинах. Да и поесть в местных кафешках местной пищи лишний раз прикольно.

Все, кроме нас с Лешкой, будут сплавляться по Меконгу до Краче, и я где-то даже рада, что мы соскакиваем, этот сплав кажется мне жутко  скучным. Меконг — гигантская река, течет на юг и спрятяться от солнца соответственно будет негде. Наверняка, течет он небыстро — мы ж видели его течение в Краче. Одно жаль, что не увидим так называемые «галерейные леса», где река течет именно сквозь лес. Плывешь среди деревьев, а над головой кроны и птички поют 🙂

Одним словом, завтра бодрый день, выйти надо чуток организованнее, чем обычно, а подъём как всегда в шесть утра.

Видимо, мы здорово завели будильники в головах, так как ровно в шесть утра пошёл дождь. Никакая другая побудка не подняла бы нас так резко и одновременно. Капроновый сетчатый полог не препятствует падению капель дождя на лицо. Первая мысль — боже мой, что это? А, да, в природе бывает такая штука — ДОЖДЬ! Примерно так ребята, путешествовавшие два месяца по Чукотке, рассказывали, как не сразу вспомнили по возвращении, как же называются эти высокие штуки? А, да, ДЕРЕВЬЯ!

Дождь! Это тот, который мочит! Всё быстрее собирать и убирать в гермы! Когда в мешки было упихано почти всё, дождь кончился. Ну, собственно, да — он свою миссию выполнил.

Выглянуло солнышко.

Рядом на ветку присел зимородок. Синяя птица. Ну точно будет все хорошо.

По команде Лёши все облачаемся в наши фирменные белые футболки с жёлтой картой Камбоджи на груди для небольшой фотосессии. Мы тщательно рассажены, каждая рука и нога согласно режиссёрскому замыслу попала на своё место, не заслоняя лодку и надпись на борту : VEA.SU

Это сайт Олега о природе, истории, людях, традициях, оружии, кухне Камбоджи. Думаю, аналогов этой страничке, где с такой любовью рассказано о стране, в сети больше не найти.

Но я отвлеклась. Думаю, каждый из нас, глядя на эту нашу групповую фотку с шестью смеющимися рожами на берегу реки Срай Пок, вспомнит с улыбкой не только наше путешествие, но и коротенькое слово, которым Лёшка рассмешил нас тогда перед камерой.

Сегодня — всенародный день гребца. Мы отметили его дружной греблей. Несколько прекатов дали нам понять, какой мощной стала теперь река. Лёшка, затейник, тестирует свою запаску — весло, выловленное где-то в Америке на океанском берегу.

За весь этот гребной день нас развлекли лишь плиты с круглыми дырками посреди реки, где мы по обыкновению обедали, красивый золотой жучок, прикинувшийся мертвым с буквой М на загривке, да буйволихи с буйволятами прямо у воды, вид у старших был рогатый и воинственый, а у младших и безрогих — довольно заносчивый.

Мы перегружены своим бамбуком, увязали его сегодня неправильно, поэтому лодка уваливает влево. Мы задалбываемся её подправлять, но её это не смущает.

Чтобы мы меньше отставали и быстрее шли, Олег под предлогом взять поснимать отобрал у Лешки его фотоаппарат. (Олег, прости мне вольную интерпретацию событий, а ты, читатель, не воспринимай всё чересчур серьезно. 🙂 Я, как настоящий писатель, придумала это только что, но фотик Олег действительно взял) Это не очень помогло, но все же положенные 40 км мы преодолеваем к 16-ти часам.

Олег быстро находит гостиницу почти на самом берегу, только площадь перейти.

Необычайно колоритно смотрятся на городской площади люди, только что вылезшие из реки, с мокрыми задами, в глиняных ботиночках, с мокрым шмотьем в руках. В номера со всем этим мы, конечно не полезли. Нам позволили лодки и весь скарб сложить в холле.
В этот момент наша команда узнала новое слово. Не от персонала, к счастью. Они тут воспитанные. От меня.

Представьте себе чистенький просторный холл, отделанный под мрамор, с колоннами, с огромными напольными вазами красного дерева, с резной мебелью, столами и стульями красного же дерева. И рядом — три мокрые надутые лодки, сложенные друг на друга, гермомешки с продуктами, коврики, скатанные в рулоны, чумазые рюкзаки, чумазая же сумка с кастрюлями и прочей кухней. Как все это называется? Правильно, Г-ще. Водники-то знают. Вот я и говорю, что научила команду новому слову. Нужно овладевать предметом. И специальным сленгом тоже. Иначе какой же ты водник? 🙂

После помывки в душе и восторженного избавления от сплавного шмотья, отправляемся в кафешку. Приятно, черт возьми, почувствовать себя цивильным человеком.

Ну а дальше — как в калейдоскопе : утром заказ машины для нас на 10 часов, прохладный душ, покатушка в кафешку на тук-туке, потом рынок. Удивляемся на автолавку с утварью, лотки с диковинными фруктами, торговок рыбой.

 

 

 

 

 

Уговорила Олега купить ДУРИАН, хочу составить свое представление об этом неоднозначном фрукте. Похож он на большущую шишковатую грушу. Внутри в пористой несъедобной мякоти лежат два-три куска теста. Овальной формы масса, на тесто похожа абсолютно. Она сладкая и довольно вкусная, в ней пара несъедобных косточек, похожих на каштан. Но есть ее нужно ложкой! Всё, на что попадет сок дуриана, будь то руки, ткань, салон автомобиля — начинают пахнуть не то чтобы помойкой, а конкретно гнилой капустой. Почему — не понятно. Сам плод так вроде бы не пахнет. Олег рассказал, что ему пришлось избавиться от машины, в которой его сотрудницы легкомысленно отведали дуриан. Никакая чистка салона не спасла.

Ребята покупают нам с Лёхой пакет лохматого РАМБУТАНА, тоже фрукт тропический. Ещё каких-то яблоко-груш.

Сами мы себе покупаем хорошего красного вина в дорогу, с помощью остающихся грузим в микроавтобус наш скарб, доски, бамбук и, напутствуемые корешами, отчаливаем.

Кореша отправляют, а я бы даже сказала «сплавляют» нам лишнее барахло, чтобы сплавляться дальше налегке. Каламбурить изволю. 🙂

Лишнее барахло мы оставим в Краче у Арода, в той самой семье браконьеров красным деревом.

У нас — миссия. Нам надо передать Ароду флажок-приметку, чтобы тот повесил его на берегу напротив дома и таким образом пометил для сплавляющихся чалку в Краче.

Ехать нам весь день до вечера, взяли с нас 150 долларов. Гуманно. Правда, водитель с оказией везет, похоже, штабель досок красного дерева. Ещё подзаработает.

По дороге продолжаем любопытствовать. На глаза попадаются крошечные бензозаправки — размером с капельницу, где нальют бензина в любую емкость, хоть в пузырек.

В Краче пробуем местный фастфуд : молодой побег бамбука истончается, чтобы мог открыться как банан, в него напихивается вкусно сваренный рис с фасолью, закупоривается крышкой из волокон пальмового листа. Продается на вес.

На какой-то остановке удивляют шашлык из яиц, печеные кукуруза и бананы.

===

Из дальнейшего интересны только два момента: посещение нами в Пномпене так называемого Russian market, по сути базара, где есть настоящий блошиный рынок всякого любопытного старья — посуды, оружия, предметов быта, и где по наводке Олега мы познакомились с продавцом, симпатичным парнем, который говорит по-английски. Описывать всё увиденное не возьмусь.

Меня извиняет только то, что я перефотографировала там всё, что можно — медные котелки и деревянные колокольцы с шеи скота, бамбуковые письмена на санскрите, местную двухструнную балалайку и барабаны со змеиной кожей, оружие какое-никакое, ложки из красного дерева и рога баффало, тарелки из перламутровых раковин, рюмки из пальмового дерева, вазочки из обработанных и украшенных перламутром скорлупок кокоса, кокосовые сумки, поделки, черпаки, даже бронзовые эротические фигурки. Посмотрев дома фотографии со всей этой страшно увлекательной мишурой, мои дети объявили, что в Камбоджу стоит ехать уже ради Russian market. Запишите себе названье, чтобы в спешке не забыть 🙂

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Подозреваю, что многие рынки в мире, освоенном русскими, могут носить такое название.

Второй момент, который я могу описывать только со слов очевидцев, сама таковой не являясь — это Сплав по Меконгу. Оказалось, что Меконг вовсе не так прост, как я думала, прёт он, по Олеговым словам, с приличной скоростью, мощща великая, да с гор течёт! Оказалось, что галерейные леса не только интересны, но и опасны! С выраженных проток наши экипажи старались не сходить, так как в лесу конкретный «пёр», до берегов сотни метров, и в случае навала на дерево вообще не понятно, как действовать.

Но самое главное, это мощные сбойки, поганки и воронки Меконга. Ступеньки, которые мы проходили на Срай Пок — это детский лепет по сравнению с мощными сливами Меконга, со сплавом среди воронок видимой глубиной до полутора метров и радиусом больше, чем длина лодки! К тому же начались грозы с ливнями, сильное похолодание. На Юго-Восточную Азию пришел циклон, во Вьетнаме в тот день выпал снег. Двести километров Меконга наши друзья пролетели за три дня, дрогнув под дождем и штормовым ветром лишь на последних тридцати, взяв-таки большую лодку с намерением дойти до Краче на более быстроходном и надежном судне, управляемом всё-таки профессионалом.

Дальнейшая история нашей теперь уже рассеченной надвое команды теряется в череде сует, но это ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАМБОДЖЕ, надеюсь, для меня не последнее, я с теплотой к этой стране и с благодарностью к Олегу, открывшему ее для меня, буду вспоминать всегда.

Ссылка на альбом с всеми фотографиями

декабрь 2013 — январь 2014.
Валерия Глухова