Ностальгическое воспоминание о лыжном походе 2010 года

Сергей Семафоров

Чиркаю зажигалкой уже несколько сотен раз, а горелка так и не зажигается. В голове всплывают сцены из Джека Лондона. И тут яркая вспышка, удар по ушам, горячая волна, и сразу же ровное гудение горелки. Выезжая из дома, посмотрел прогноз погоды, обещали на Кольском -4…-7 градусов и штиль. Маршрут я разработал средней сложности, снега не много, и он уплотнён ветром до состояния асфальта. Прогулка не казалась сложной. Одиночный поход — прекрасная возможность познакомиться с самим собой. Я решил не брать с собой ни книг, ни плеера, ни телефона и полностью исключить алкоголь. Погрузиться как бы в информационный вакуум в условиях полярной ночи, высокогорья и одиночества. Уже в поезде я блаженствовал, отдыхая от непрестанно звонящего телефона и бесконечных коммуникаций. Станция Апатиты Стоянка полторы минуты. Нужно в один приём выскочить из вагона с рюкзаком и лыжами. Заранее перетаскиваю свою поклажу в тамбур. Наш поезд делает небольшую остановку на разъезде «Полярные зори». Я помогаю забраться в вагон по заледеневшей лесенке бабулечке. Повсюду пар, лёд, на пассажирке накручена масса платков и шалей, ну и мороз… — Минус двадцать восемь вечером градусник показывал, а теперь, небось, ещё холодней- ответствовал мне старушечий голос из неведомых глубин старомодного ветхого шушуна. Полярница покатилась занимать своё место, оставив меня любоваться на морозные узоры на стекле. И вот огни станции. Я делаю смелый шаг на встречу приключениям…. и обрушиваюсь по ледяным ступеням, об какой-то кронштейн разодрав мембранные штаны (~3000₽), полартековое термобелье (~1500₽), трусы Quechua (~500₽), и левую ягодицу (бесценно). Короче, я встретил перрон голой задницей. Выходить в таком виде на лыжню стало решительно невозможно. Прикрывая срам лыжами, втискиваюсь в маршрутку и отправляюсь в городок Кировск, откуда начинался мой маршрут. Ситуация при всей комичности складывалась не слишком приятная. Пять часов утра, умноженные на минус двадцать восемь градусов в незнакомом городе. Переодеться, стоя на пендюрке и звеня достоинством на ветру? А потом пытаться провести починку ледяными руками? Да и ранение осмотреть и обработать тоже не лишне. Принимаю решение ехать в гостиницу, снимать там номер на минимально возможный срок и, приведя себя и снаряжение в порядок, отправляться в горы.
Дай Бог здоровья портье, сидящим за стойкой в пять утра, я рассказал барышне о своей проблеме, и мне БЕСПЛАТНО был предоставлен диван под фикусом в рекреации. Я обработал себе порез, изображая Рембо , а потом уподобившись Коко Шанель поколдовал с иголкой и ниткой. Спустя час, я маршировал по направлению к северной окраине города. Солнце, конечно, не вышло из-за горизонта, все же полярная ночь была в самом разгаре. Но с одиннадцати и до половины третьего посветлело настолько, что вполне можно было читать. Сейчас я не помню о чем думал в тот момент. В движении я не мёрз, сделал несколько фоток, встретил собачью упряжку и нескольких снегоходчиков. Шёл себе, любовался на горы утыканные свечками пихт. Что бы сделать фото приходилось: снять перчатки, расстегнуть куртку под которой прятался от холода фотоаппарат, матерясь сделать несколько снимков с разным значением выдержки и диафрагмы, в автоматическом режиме в этих потёмках ничего не получалось, потом убрать фотоаппарат под куртку, и надеть на распухшие от мороза пятерни перчатки. Кукисвумчорр остался позади и подул сильный северный ветер, температура поползла вниз. Я решил дальше не идти, а ставить лагерь. И если что то пойдёт не так, я смог бы вернуться в Кировск.

Я обнаружил чахлые кустики, и стал искать среди них защиты от ветра. Там был более рыхлый снег. Я вытоптал яму глубиной пол метра, в которую установил палатку. Когда мне удалось угнездиться, я принялся добывать тепло. У меня с собой было две горелки, на случай если одна из них выйдет из строя и газовая лампа. Все это должно было защитить меня от холода и голода. И все это, хоть ты тресни, не желало работать. Я тряс балоны, многократно собирал и разбирал. Но причина оказалась банальной, изобутан при температуре ниже -25 не желал становиться газом, ему больше нравилось быть жидкостью. Когда я тряс и крутил горелки, капельки жидкого газа капали на дно палатки, образуя очень коварные лужицы. Я этого конечно не заметил.
После взрыва начался небольшой, но веселый пожар. Я его тушил левой рукой, держа правой внезапно заработавшую горелку. Как Шива своим танцем сокрушает и создаёт миры, так и я уничтожал и сохранял огонь одновременно. Будь у меня больше рук, я бы это веселье непременно ещё сфотографировал.

Мгновенно стало тепло и не скучно. То ничего не горит, то всё горит. Палатка натянулась, набрав максимальный объём,и если бы меня в ней не было поплыла бы над Хибинами как оранжевый китайский фонарик. Справившись с пламенем, я сидел будто внутри сувенирного снежного шара, глядя на метель. Это были крупные хлопья пуха из рукава моего прогоревшего пуховика.

И вот я наелся, напился и отогрелся. Ложиться спать было и рановато и страшновато. Пуховик я не снял, а закатал рукав по локоть, таким образом устранив утечку утеплителя. Времени не натикало ещё и 17:00. Чем же мне заполнить свою вечность? Я решил впрок изготовить воды из снега. Это процесс не быстрый, и утром я сэкономлю массу времени, просто налив в котелок воды из термоса. Моего новенького и лёгонького термоса из красивой чёрной и оранжевой пластмассы.
Спать я укладывался в двух спальниках и теперь кроме фотоаппарата я все время грею один газовый баллон. Закинул его в спальник как гранату в окно, и сам нырнул следом, только «ура !!!» не кричал посиневшими губами. В одной книге я прочитал, что замерзающим перед смертью становилось хорошо, тепло и спокойно, и они засыпали с блаженной улыбкой. Всю ночь я просыпался и радовался, что мне плохо, холодно и тревожно. И снова засыпал с перекошенной мордой.

Утро!!!

У вас когда нибудь появлялся в автономном походе совершенно ненужный, бессмысленный и тяжелённый предмет, который жалко выкинуть. Речь идёт не о том, что вы осознали никчёмность взятой из дома вещи, и не о вещи, приобретенной в походе. Утро принесло мне прекрасную гантель весом около полутора килограммов из красивой чёрной и оранжевой пластмассы. Ещё вчера это был новенький термос, который должен был стать источником медленно остывающих напитков, а сегодня не разборная гантель для фитнесса. А ещё это был превосходный ребус, как мне не выкинуть новую вещь? Нагреть? Но как? Он же пластиковый и он все же, мать его, термос! Он должен долго держать как тепло так и холод. Я и так иду как пингвин, высиживающий фотоаппарат и баллон с газом, ещё термоса мне не хватало. Того гляди все содержимое рюкзака полезет ко мне под куртку. Наверное, он до сих пор стоит там на камешке, гордо храня в своём нутре ледяную ношу.

Во второй свой походный день я уже привык к холоду и наслаждался открывающимися передо мной пейзажами, а лучше сказать, пейзажиками. В Хибинах все маленькое и все настоящее, как в путешествиях Гулливера, как модельки машин с открывающимся дверями и капотом, как домики на детских площадках, как игрушечная железная дорога. После того как побывал в Гималаях и на Кавказе, невозможно не восхищаться всеми этими вершинками, долинками, перевальчиками, пропастишками. И ведь все по правилам: есть зона леса с рыхлым, тяжело преодолимым снегом, бонсай-пихты громоздятся, достигая «гигантских» трёх, а то и пяти метров высотой. Потом попадаешь в «исполинское» пятикилометровое нецкэ-ущелье, завершающееся таким же «необъятным» цирком, где можно передохнуть вдали от людей (25 км до города) и начать подъем на перевальный взлёт. У всего этого есть названия. Все топонимы либо кончаются на «…чорр», либо пропитаны романтикой шестидесятых, как первые романы Стругацких. Нет, перешагнуть перевал не получится. Всё же придётся нормально попыхтеть и попотеть, как пони. Пони с синдромом Алисы в стране чудес.

Я понимал, что с таким коротким световым днём мне придётся много двигаться в темноте. Запас фонариков и батареек не подвёл. НО…

Вышло так, что на светлый кусок дня приходились скоростные и простые движения по ущельям или замерзшим ручьям, а то и по снегоходному следу. А вот траверсы и спуски с перевалов, как на зло, приходились на потёмки. Пересекаешь склон и стараешься не набирать и не терять высоты. Если спустишься сильно — потом выползать обратно, а залезешь наверх-придется изображать бегемота-горнолыжника с рюкзачищем. Идешь себе, светишь на белую поверхность впереди. Полное отсутствие теней не даёт возможности зацепиться взглядом. И вдруг видишь впереди след зайчишки, пересекающий твой путь по вертикали. Склон с понятным и комфортным уклоном будто встал на дыбы. Двигаться дальше на этой высоте можно только, если ты муха. Вниз светишь — страшная белая мгла, назад идти западло, вот и начинаешь карабкаться вверх, благословляя зайку на все лады.
Вторую ночевку я осуществил прямо на седловине перевала Северный Рисчорр. Ветра нет, чуть ниже седловины лежит огромная уютная глыба, рядом с которой есть прихотливо выполненная ветром «ванна» в снегу, глубиной сантиметров семьдесят, как раз в размер моей палатки. Уподобившись Архимеду, кричу: «Эврика!!!» И заселяю гостеприимную выемку. Время ещё мало, но о спуске в потёмках думать не хочется.

Теперь я заправский полярник, горелки работают, как часы. Чтобы развлечься и заполнить свою вечность, принимаюсь жарить блины. Скорость производства приятно совпадает со скоростью потребления. Плотно утрамбованный ветром снег не хочет забираться в котелок. Поэтому время от времени я отправляюсь в небольшие (около трёх метров ) экспедиции за рыхлым снегом. Делаю я это так: обуваться в успевшие заледенеть ботинки мне лень, поэтому я выезжаю из палатки, стоя коленями на лавинной лопатке, как Michаel Jackson. Возвращаюсь задним ходом менее эпично. В моей палатке два входа: для потребления снега и для производства жёлтого. Не забываю глядеть на небо, очень хочется полярного сияния.

Во время одного из моих звёздных выездов, в лучах фонаря мне померещилось что то меховое, приглядывался долго, решил, что это галлюцинации на тему шубы. Утром обнаружил цепочку песцовых следов. К Семафорову приходил-таки писец, так то.

Спуск с перевала был волнующим. В связи с тем, что скучно стало заметно раньше, чем светло, я могу рассказать только про ветер со снегом в лицо. И какие то тени, выныривающие навстречу ко мне из сумрака, их я старался объезжать подальше. Рассвело, когда я был на озере Академическом. Полюбовавшись на «бриллиант» в оправе из грозных скал, я покатился дальше. Вскоре начался спуск к речушке Тульйок. Вот он где-то внизу среди пихт. Хватит баловаться, начинаем спуск. Неуклюже, с тяжелым рюкзаком за спиной, принимаюсь закладывать лихие, хе-хе, виражи. Скорость все возрастает, а управляемость падает. Мой бедный мозг, подвергаясь ударам адреналина, холода, а на поворотах силам, описанных во втором законе Ньютона, выдает лаконичные заключения. Я и мои иллюзии о ски-туре катимся в тартарары. Неунывающий молот ищет встречи с внезапной наковальней. И почему то железнодорожное: не кантовать, с горки не спускать.

Пихты, ещё несколько минут маячившие далеко внизу, теперь меня обступают. И вдруг снег стал рыхлым и мягким. Деревца сохранили его от ветра. Я буквально влетел в эту перину. От резкого торможения потерял равновесие. Вы видели мышкующую лисицу? Со стороны выглядело так, будто верблюд на лыжах неожиданно совершил кувырок и нырнул мордой в долгожданный сугроб.
В отличие от других моих падений лыжи не отстегнулись и палки не потерялись.

И вот я копошусь в бездонной куче снега, мои ноги вывернуты под каким-то неприятным углом и лыжи переплетенные с палками аккуратно придавлены сверху рюкзаком. Некоторое время мне было смешно, не очень долго. Скоро мне стало прохладно, и я смог извернуться и освободить одну руку ценой снятой перчатки. Сейчас я на неё обопрусь и приму мое любимое положение тоже вертикальное, но попой вниз. Не тут — то было, рука так и не нашла опоры. Опираюсь и проваливаюсь. И так многократно. После каждой попытки я погружаюсь все глубже, всё больше выворачивая суставы. Вскоре мое первоначальное положение вспоминалось как удобное и комфортное. Никакого страха я не чувствовал, на меня накатывались волны лютой злобы и такого же лютого веселья.

Ещё немного потрепыхавшись, я заметил как быстро тают силы, а рука, лишившаяся перчатки, начала нестерпимо болеть. Хоть это и не приятно, но последуем героическому примеру руки. Скидываю вторую перчатку и начинаю выползать из куртки, попутно освобождаюсь и от рюкзака. С содроганием ощущаю, как под майку обильно набивается снег. Трагедия на перевале Дятлова становится не так уж и не объяснима. Теперь я освобождаюсь от лыж, и наконец получаю возможность встать. Глубина снежного покрова в этом месте превышает полтора метра. Одеваюсь. Руки распухли. Перчатки удаётся напялить кое-как. Но сейчас это не важно. Вытаптываю небольшую площадку, куда подобно муравьиному льву, стаскиваю своё снаряжение. Палки, от греха подальше, я пока через лямки не надеваю, нацепив лыжи, мне как-то удаётся выбраться из этого конуса, и я ползу дальше, утопая в снегу по колено. Обернувшись, я вижу прикольную картину: идёт уверенная лыжня, прерывается кратером диаметром метров пять, и снова лыжня. В детстве я любил закапывать жужелиц в песок и наблюдать, как они спасаются. Здравствуй, бумеранг кармы!
Пересекая Тульйок, заметил полынью, в которой вода не замерзала, благодаря какому- то бурунчику. С упоением напился неталой водой. Выпил кружки три. На морозе не заметно, что ты испытываешь жажду. Удивительно, что в кружке вода тут же принималась замерзать, а в полынье нет. Вот ведь….

На ночевку я встал в симпатичном кулуарчике перед финишным рывком на перевал Ворткеуавц.
Снова сижу в палатке и изучаю причудливые явления природы. В моей палатке одновременно лето, зима и демисезонные месяцы — как на пластинке Вивальди или в горах, только наоборот. Верхние 40 см- это лето: ткань палатки сухая, в этой зоне на курортах греются батарейки, фотоаппарат, перчатки, моя голова. Иногда туда ездят погреться мои конечности. Ноги согреть как следует не удаётся, так как голова в этом положении отправляется в Заполярье (нижние 40 см палатки) и надолго меня в этой термойоге не хватало. Тут царство льда, инея, все красиво искрится и похрустывает. В средней части клубятся загадочные туманы, которые генерирует котелок и горелка, по стенкам бегут ручьи, превращаясь в сосульки, по мере приближения к зимней части. В общем, как в горах, только вверх ногами. Самое неприятное, что спать приходится в зоне «вечных льдов».
Качество сна сполна компенсировалось количеством. С огромным трудом проворочавшись до девяти утра, я снимаю лагерь и начинаю восхождение. В темноте, конечно. Уклон довольно приличный. И я двигаюсь серпантином -опять же тепло и не скучно. На перевале я все равно оказался очень быстро. Затяжной рассветозакат только начинался.

Мчаться, сломя голову, я не решился, и пополз длинными траверсами, потихоньку теряя высоту. Сначала я увидел какие-то невероятные обрывы на восточной стороне ущелья. Они были мрачны и прекрасны, будто скалы рвали гигантскими когтями. А потом одновременно появились горнолыжные подъемники справа на моей стороне. И дорога потянулась по дну ущелья. Дорога была вполне расчищенной и даже подсвеченной. Горнолыжными увеселениями я уже пресытился и решил выбираться на дорогу, вызывать такси и в гостиницу тепленькую заселяться. До дороги я добрался без приключений, но такси вызвать не удалось, так как я оказался на территории рудника, где ведутся взрывные работы. Помните страшные обрывы? Мне повезло, что было рождество, и рудник не работал. Смешно было выходить через турникет. Вахтерша не могла взять в толк, откуда я взялся. Такси меня ждало на площади перед проходной.

Заселившись в номер, я разделся, забрался в душевую кабину и долго сидел на поддоне, омываемый горячими струями- мыться стоя было уже выше моих сил. Так я и не увидел полярного сияния, придётся повторить.